Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Одним словом, любая продолжительная война в Китае приводит к массовой гибели людей. Но, помимо войн, происходили и природные катаклизмы, которые вряд ли в деталях могли описать хронисты XIII века. Желтая река, на берегах которой не раз сражались воины Чингисхана и Цзинь, унесла жизни от одного до двух миллионов в 1887 году и от 500 до 700 тысяч человек в 1938 году, и только лишь за один 1931 год Китай в результате наводнений потерял от 2 500 000 до 3 700 000 человек [2493] Fairbank & Feuerwerker, Republican China. . Современная статистика игнорирует многие трагические итоги военных конфликтов недавнего прошлого. По последним данным, японцы в 1941–1945 годах убили 30 миллионов филиппинцев, малайцев, вьетнамцев, камбоджийцев и бирманцев, и если это правда, то окажется, что Вторая мировая война унесла жизни не 75–82 миллиона человек, как это принято считать сейчас, а свыше 100 миллионов [2494] Chalmers Johnson, 'The Looting of Asia', London Review of Books 25 (20 November 2003) pp. 3–6. . Даже Тридцатилетняя война в цивилизованной, предположительно, Европе (1618–1648 годы) сократила население Германии с 21 миллиона до 13 миллионов человек, погубив в общей сложности одиннадцать с половиной миллионов человек (рождаемость едва компенсировала смертность) [2495] Wedgwood, Thirty Years War. . Смертность в Конго короля Леопольда в 1885–1908 годах составляла по меньшей мере десять миллионов человек, а, возможно, и 22 миллиона [2496] Hochschild, King Leopold's Ghost pp. 226–232. . (Надо заметить, что дети, рожденные в военные годы, зачастую не регистрировались, исходя из того, что они могут не выжить, а в Средние века детская смертность была очень высокой.)

Все это — привходящие свидетельства ужасающего числа смертей в Китае в 1211–1234 годах — тридцати миллионов человек — в целом общепризнанного трагического итога, составляющего около 7,5 процента населения земного шара в то время [2497] Franke & Twitchett, Cambridge History p. 622. McEvedy & Jones, World Population History p. 172 accepts a decline in population from 115 million to 85 million as a result of the Mongol invasions. The nineteenth-century scholar Jeremiah Curtin thought that the death toll from the Mongols in China (including Hsi-Hsia) was 18,500,000 in 1211–23 alone (Mongols p. 141). . К 30 миллионам погибших в Китае мы должны прибавить по крайней мере еще семь с половиной смертей в кампаниях против Хорезма в 1220–1222 годах и в Европе в 1222–1223 и 1237–1242 годах. Что касается Хорезма, мы можем только гадать: не существует более или менее достоверной информации о населении средневекового Ирана [2498] For the difficulty even of estimating the population of Samarkand see Schafer, Golden Peaches p. 280. . Мы располагаем лишь хрониками и сообщениями путешественника Ибн Баттуты, относящимися к первой половине XIV века [2499] David O. Morgan, 'Ibn Battuta and the Mongols,' Journal of the Royal Asiatic Society, 3rd series 11 (2001) pp. i-ii. See also Dunn, Adventures of Ibn Battuta. . Некоторые авторы с готовностью соглашаются с фантастической арифметикой жертв: в Мерве — 1 300 000, в Герате — 1 600 000, в Нишапуре — 1 750 000, хотя для всех должно быть очевидно, что хронисты в каждом случае добавляли еще один «ноль», в десять раз увеличивая число погибших. Этим историкам приходится доказывать, что Чингисхан убил в Хорезме 15 миллионов человек (возможно, в три раза больше реальной численности населения), а Иран смог восстановить домонгольскую демографию только лишь в середине XX века [2500] Authors prepared to accept a figure of 15 million fatalities in the defeat of the Khwarezmian empire and the 'mopping up' operations against Jalal al-Din include Ward, Immortal p. 39; Rummel, Death by Government pp. 48–51; Macfarlane, Savage Wars p. 50; Grant, Battle pp. 92–94. .

На основе заслуживающих доверия сведений и мнений можно заключить, что человеческие жертвы в этой войне были большими, но не запредельными. Население Ирана, возможно, уменьшилось с пяти миллионов до 3,5 миллиона человек, а Афганистана — с 2,5 до 1,75 миллиона человек. Следует, видимо, отнести к историческим гиперболам утверждения о том, что Русь потеряла половину населения; гораздо ближе к истине предположения, согласно которым население Руси уменьшилось с 7,5 до 7 миллионов человек [2501] Josiah C. Russell, 'Population in Europe,' in Cipolla, Economic History pp. 25–71. . Таким образом, в результате монгольского нашествия на Русь и Восточную Европу погибло около миллиона человек. Если мы суммируем данные обо всех жертвах монгольских войн — на Руси, в Восточной Европе, в империи Хорезма и в Китае, а также в результате малых войн Чингисхана — то получим итоговую цифру 37,5 миллиона человек [2502] Morgan, Mongols p. 83. Godbey, Lost Tribes a Myth p. 385 wants to downsize this to only 20 million. Pinker, Better Angels pp. 235–237 has been derided for his suggestion of 40 million deaths but, it seems, exaggerates only slightly. McEvedy & Jones World Population History pp. 170–173 steer a middle course and estimate 25 million; see also White, Atrocities. .

Колоссальные людские потери отчасти объясняются политикой «сдавайтесь или умрите» и упорным сопротивлением населения, оболваненного правителями и не знавшего, что его ждет и как ему поступать. Кровожадного душегуба из Чингисхана сделали прежде всего исламские историки, считавшие монголов «пособниками Сатаны», игнорировавшие злодеяния и массовые убийства, совершенные мусульманами, в особенности Джелал ад-Дином. Гиперболизации образа кровопийства способствовали и сами монголы, распространяя истории о своей жестокости в надежде на то, чтобы застращать врага и вынудить его капитулировать без битвы. Не существует свидетельств о бессмысленной психопатической жестокости Чингисхана; все его поступки осмысленны и целенаправленны [2503] Barthold, Turkestan p. 461. . А цели его никоим образом не были связаны с намеренной демонстрацией изуверства при грабеже, что было свойственно кочевникам в прошлом; он стремился завоевать мир во имя Тенгри, создать империю, в которой монголы будут собирать дань и наслаждаться плодами завоеваний, сохраняя традиционный образ жизни, столь милый сердцу Чингисхана [2504] Lattimore, 'Chingis Khan and the Mongol Conquests,' Scientific American 209 (1963) p. 62; Rachewiltz, Papal Envoys p. 65. .

Поскольку для Чингисхана роль завоевателя мира была самоочевидной, то не было и необходимости в том, чтобы насаждать враждебность в отношениях с покоренными народами или доказывать их неполноценность, то, что они — недочеловеки. Он на удивление не испытывал никаких расовых или религиозных предубеждений и отличался веротерпимостью. Нападки современников были обыкновенными пропагандистскими атаками, рассчитанными на то, чтобы возбудить ненависть к интервентам, компенсировать психологическую травму, нанесенную поражениями, либо безграмотными попытками разъяснить не поддающийся обыкновенному разумению феномен с Востока [2505] Noreen Gilfney, 'Monstrous Mongols,' Postmedieval 3 (2012) pp. 227–245. .

Отчасти сами монголы повинны в том, что о них создалось малоприятное впечатление. С самого начала о них пошла дурная слава, как о людях коварных и плутоватых. Они были живым подтверждением максимы Гоббса (цитировалась ранее) о том, что договор, не закрепленный мечом, имеет силу только на словах. Примерно то же самое цинично говорил Чингисхан: «Дичь, убитую на словах, не положишь на лошадь. С дичи, убитой на словах, не снимешь шкуру» [2506] SHR pp. 181–186. . Истории о том, что каждый монгол убил по сто человек в Хорезме за пять лет, больше похоже на байки, хотя теоретически сделать это, наверное, возможно. Однако в мире абсурда имеют место и такие фантазии: каждый из 50 000 монголов за один день убивал двадцать четыре человека. Современный комментатор написал по этому поводу: