Камен Калчев - Отважный капитан

Велчо Стекольщик, или Мануфактурщик, как его называли турки, был родом из древней болгарской столицы Тырнова. Детство его прошло в семье бедного ремесленника, и Велчо еще с малолетства привык к труду, отличался прилежанием.

Как всякий любящий свою родину болгарин, живший у стен легендарного Царевца и Трапезицы, Велчо глубоко ненавидел турецких поработителей. Руины Царевца, где когда-то стояли дворцы болгарских царей, и покосившиеся, вошедшие в землю, заросшие бурьяном церквушки Трапезицы, где славянин учился чтению и письму, — все тут напоминало о славном прошлом, исчезнувшем, ушедшем в века. Велчо слышал старинные легенды и сказки, дошедшие из былых времен, словно свет погасшей звезды, и его любовь к родной земле становилась глубже и сильней.

Незлобивый, добрый по натуре, Велчо приходил в ярость, когда видел, как попираются права его соотечественников. Не раз, заступаясь за болгар, он сталкивался с турками. А однажды, когда ему было пятнадцать лет, он поймал распоясавшегося барчука, всыпал ему хорошенько и бросил посреди улицы. Родители потерпевшего задиры, богатые и спесивые турки, возмущенные поступком дерзкого гяура, пожаловались в конак. Своевременно узнав об этом и прекрасно понимая, что ждет болгарина, которого приводят к местному правителю, Велчо покинул родной город и оказался в Валахии. Прожив около года в Бухаресте, он прислуживал в трактирах и лавках, был слугой то у помещиков-чокоев, то у богатых торговцев — словом, выпил, до дна чашу скитаний. Потом подался в Брашов и стал работать в большом торговом магазине, а несколько позже уехал в Будапешт, затем в Вену, а оттуда обратно в Бухарест… Поездил по белу свету.

В Тырново Велчо приехал в 1809 году на красивом холеном коне с богатой сбруей, словно какой-нибудь важный турецкий бей. При встрече родители даже не узнали сына и, только услышав его голос, заплакали от радости.

Убедившись, что турки позабыли его старые проделки, Велчо осел в Тырнове. Отремонтировал отчий дом, а большой подвал превратил в склад для хранения товаров. Скоро его лавка прославилась на весь город. У Велчо всегда можно было найти липницкие [45] Липницкие — изготовленные в Лейпциге. ткани, цветастые кашмирские шали, карловские платки, фабричное полотно для сорочек и поясов, македонские накидки, красные, тоненькие, словно фата, стамбульские носовые платочки, тревненские ремни с серебряной пряжкой, красные, синие и зеленые бутылки, так нравившиеся туркам, узорчатые чаши, кувшины, цветные оконные стекла…

На полках просторной лавки лежали церковные книги: апостолы, евангелия, часословы; Велчо выписывал их из самого Киева, Одессы, Москвы… И магазин и склад ломились от товаров. По пятницам и субботам — в базарные дни, — когда из Арбанаси, Лясковца, Плакова, Кыпинова, Джагиева, Чолаковой слободы, Беляковца, Шемшева, Леденика и окрестных хуторов приезжали крестьяне, Велчов магазин гудел словно улей. Одни покупали товары, другие рассматривали их, восхищенно цокая языком. И неудивительно: товары в лавке ослепляли всех словно солнце.

Велчо Стекольщик быстро пошел в гору. Теперь его в одинаковой мере почитали и турки и болгары. И хотя ему уже перевалило за пятьдесят, он так и не почувствовал себя счастливым. Ни лавки, ни склады, ни товары его не радовали. У него сердце кровью обливалось, когда он видел, как в его родном городе бесчинствуют султанские прислужники, как они мучают и притесняют народ. Его потрясала ужасающая нищета болгарских крестьян, которую он часто мог наблюдать, когда разъезжал верхом на коне по торговым делам. По дорогам брели голые, босые, голодные люди, они просили подаяния, горько оплакивая свою судьбу. После этих поездок Велчо всегда возвращался домой в подавленном настроении. Он еще не забыл, как, оказавшись в изгнании, сам жил в горькой нужде, и ему не трудно бьло понять страдания народа.

Как всякий образованный человек своего времени, Велчо зорко наблюдал за происходящими в мире событиями. Ему были знакомы имена и Наполеона Бонапарта, и Кутузова, и Ипсиланти, и капитана Мамарчева, прославившегося в русско-турецкую войну. Велчо помнил, как однажды, во время своих скитаний, он случайно познакомился в Бухаресте с волонтером Мамарчевым, но забыл его, как и многих других людей, с которыми встречался. А в разгар войны 1829 года, когда в Тырнове и стар и млад заговорили об освобождении Болгарии, снова у всех с языка не сходило имя Мамарчева. Вспомнил о нем и Велчо. Ему захотелось увидеться с ним. Бойчо-воевода рассказал Велчо о том, что Мамарчев намерен поднять восстание и объявить Тырново столицей свободной Болгарии. Сколько надежд пробудила эта весть, сколько было радости, сколько прошло бессонных ночей! Но Велчо так и не увиделся с капитаном — война окончилась, русские солдаты ушли, тырновцы снова остались сами по себе; ни радости, ни надежды, ни веры в будущее у них больше не было.

Однако Велчо был не из тех, кому свойственно впадать в отчаяние.

В один весенний день 1833 года сел он на коня, взял с собой монастырского служку Петра, тоже умевшего недурно ездить верхом, и поехали они вместе в далекую степную Добруджу. Велчо во что бы то ни стало решил повидаться с капитаном Мамарчевым.

И вот, опять полный веры, снова окрыленный надеждой, Велчо Атанасов Стекольщик возвращается из Силистры. Следом за ним трусит рысцой коняжка улыбающегося Петра. А он чему радуется? Может быть, тому, что всегда молчадивый и хмурый бай Велчо вдруг стал с благодушным видом напевать какую-то старинную песенку? Никогда еще Петру не приходилось слышать, чтобы хозяин пел: такого не случалось даже после удачных торговых сделок. Как же это понять? Парень догадывался, но все же решил расспросить старика:

— Бай Велчо, а что это за капитан такой? Болгарин он или русский?

— Болгарин.

— Чудно как-то: болгарин — и капитан! Что-то мне не верится.

— А что ж, по-твоему, болгары так ни на что и не гожи?

— Разве что сохой пахать да мотыгой копать…

— Фу, какой вздор! Кто это тебя надоумил меня подразнить?

— Все так считают, бай Велчо. Сам тырповский митрополит такого мнения.

— И ты его слушаешь, этого греческого попа?

— А кого же мне слушать?

— Отца Сергия слушай из Плаковского монастыря, игумена.

— А что он знает, отец Сергий? Ходят слухи, будто он гайдук, а вовсе не человек божий. По ночам в Еленских горах с гайдуками якшается, а днем литургию служит в монастыре.

— Ну откуда тебе об этом знать, Петр?

— Знаю, бай Велчо, я все знаю, что творится в монастыре… И отец Манасий из Преображенского монастыря то же самое рассказывает про отца Сергия. Да я своими собственными глазами видел пистолеты у него под рясой! И кинжал, такой длинный, загнутый словно садовый нож.