Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том шестой

– Непременно вернется, – отозвалась Лара, – а я сделаю хот-доги, только не американские, а французские, – Мотя любил именно такие сосиски.

– Ура, – обрадовался мальчик, – я покатил, приходи на детскую площадку, – Мотя проехал мимо трусящего на поводке черного пса. Собака приветственно залаяла, Леона замерла.

– Это Принц, – она свернула на аллею, – нельзя, чтобы Джошуа меня встретил, это запрещено правилами разведки, – изучая обложку «Здоровья» в газетном ларьке, Леона оглянулась. Она ожидала увидеть Бена, но Джошуа был один.

– Вернее, с девушкой, – красивая брюнетка носила джинсовую юбку и мотоциклетную куртку, – наверное, она тоже из посольства, – Леона почувствовала странную тоску, – они меня не заметили, путь свободен…

По тем же правилам ей полагалось сообщить кураторам о спутнице Джошуа, однако Леона не сомневалась, что брат осторожен.

– Девушка западного вида, – она пошла на детскую площадку, – дипломатам запрещено заводить местные связи. Ерунда, незачем городить огород, – тоска все не уходила.

– Не стоит больше оглядываться, – Леона помахала Моте, – пусть мой брат будет счастлив, – слезы выступили на глазах, девушка велела себе собраться.

– Забудь о случившемся в Ардморе, вы тогда ничего не знали. Он забыл и ты забудь, – достав из сумочки томик Чехова, Леона опустилась на скамейку.

Черная мотоциклетная куртка валялась на половицах тесной прихожей. В единственной комнатке квартиры на потертом ковре лежали скомканные джинсы Джошуа. Рубашка свешивалась со спинки старомодного стула, рядом бросили шелковый бюстгальтер. Джошуа не мог покупать вещи у фарцовщиков или заказывать подарки по дипломатическому каталогу.

– То есть женские вещи, – поправил он себя, – это будет подозрительно, но теперь Айелет берет у меня деньги, – сначала девушка наотрез отказывалась от долларов.

– Ты можешь подумать, что я встречаюсь с тобой из-за… – она покраснела, – но это совсем не так, – Джошуа отозвался:

– Ничего я не думаю и не собираюсь. Разреши мне тебя побаловать, – он ласково поцеловал девушку в нос, – мы не можем открыто пойти в кафе или в театр, а мне хочется сделать тебе подарок…

Они устраивали, как невесело говорил Джошуа, конспиративные свидания, покупая билеты на в консерваторию или зал Чайковского. В антракте, смешавшись с толпой, они с Айелет могли поговорить.

– Но иначе нам видеться нельзя, – Джошуа скрыл вздох, – вернее, можно, но только в Парке или здесь, – Джошуа потянулся, древний диван заскрипел.

– В день святого Валентина рухлядь едва не развалилась, – вспомнил он, – тогда я пришел с цветами и сказал, что люблю ее, – чтобы отыскать мисс Штейнман, Джошуа пришлось опять посетить хоральную синагогу. На утренней молитве в субботу он заметил на женской галерее знакомую красную шляпку.

– И она меня увидела, – Джошуа улыбнулся, – я боялся, что она уйдет, однако после службы мы встретились внизу…

Январь выдался сырым, прошлогодний снег на улицах центра стремительно таял. Оставив Импалу на улице Хмельницкого, Джошуа с Айелет, как он называл девушку, прошли пешком до Замоскворечья.

– И вернулись к машине, – он погладил рассыпанные по его плечу локоны, – мы говорили и не могли наговориться, – Айелет соблюдала кашрут, но позволяла себе черный кофе. В кулинарии на улице Хмельницкого, устроившись за круглым столом, девушка невесело сказала:

– Спасибо за прогулку, мистер Циммерман. После смерти Бориса мне не с кем, – она поискала слово, – поделиться горестями. На западе ходят к аналитикам, но в СССР такое не принято. У меня есть друзья, однако у них свои заботы. Получается, что я вас использовала, – ее пальцы задрожали, – вы не обязаны меня выслушивать, – Джошуа коснулся ее руки.

– Мисс Штейнман, я все понимаю. Я тоже сирота, я потерял мать подростком. Я сожалею о случившемся с вашем мужем, – Айелет рассказала ему об опале Штейнмана, – только нельзя называть это смертью, это убийство, – девушка кивнула:

– Именно. Борис надеялся вырваться из советского ада, – серые сумерки окутывали улицу, – хотели оказаться в Израиле, но этому не суждено сбыться, – Джошуа серьезно ответил:

– Никогда не говорите никогда. Ваше заявление лежит в ОВИРе. Может быть, вам разрешат покинуть СССР… – Айелет печально сказала:

– После убийства Бориса мне пришлось заново собирать документы, потому что я теперь вдова. Прошлое заявление провело в ОВИРе два года без движения, а нынешнее я подала только в декабре, – в кулинарии Джошуа попросил разрешения позвонить ей. Айелет помотала головой.

– Лучше не надо. Говорят, что Комитет прослушивает телефоны обратившихся в ОВИР. Я наберу ваш номер из городской будки, так безопаснее, – Джошуа грустно сказал:

– Я понимаю, мисс Штейнман. Когда девушка обещает сама позвонить, она не хочет звонить, – ее нежная щека зарумянилась: «Я не такая девушка, мистер Циммерман». Джошуа все было ясно.

– Надо подавать заявление в ЗАГС, – Айелет уютно прижалась к его боку, – с иностранцами расписывают только в одном ЗАГСе, – он напомнил себе выяснить, где именно, – надо ждать три месяца и собрать очередную кучу бумаг, но проклятый СССР не запретит нам пожениться. После этого ей не будет страшен никакой ОВИР и вообще ничего будет не страшно…

Джошуа думал о хупе на Истерн Парквей, о ремонте в городской квартире и домике на Лонг-Айленде.

– Бен обрадуется, – понял Джошуа, – он тянется к женщинам, ему не хватает матери, – Айелет знала о мальчике, но пока с ним не встречалась. Джошуа не хотел ставить девушку под удар.

– За мной следят, – признался он, – одному в машине стряхнуть комитетчиков легче, а с Беном я не рискую нарушать правила.

Детский сад посольства выехал на дачу в Серебряном Бору. Вчера, после утренней прогулки с Принцем в Парке Горького, Джошуа в компании зверей отправился к Бену. Коллеги тоже приехали навестить своих малышей. Вечером на лужайке устроили барбекю.

– Принцу и Гудзону полезно побыть на природе, – хмыкнул Джошуа, – они обжились на даче. Хорошо, что Айелет вчера была со мной в Парке, – он поцеловал мягкую шею, – она полуночница, ей надо дышать воздухом, – девушка снимала квартиру, как она выразилась, по дешевке.

– Я нашла хозяйку через московских друзей, – объяснила Айелет, – она нянчит внуков и здесь не появляется, – на рабочем столе девушки рядом с пишущей машинкой лежала растрепанная стопа бумаги и книжка в бумажной обложке: «No Name in the Street». Для мартовского номера «Иностранки» девушка перевела отрывки из автобиографической книги Джеймса Болдуина. В СССР любили печатать афроамериканских авторов.

– Но у вас никогда не признают, что он гомосексуалист, – заметил Джошуа, – у вас и о Чайковском такого никогда не скажут, – Айелет надеялась, что книгу издадут полностью.