Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том третий

– Гроза совсем ни к чему, – недовольно подумала девушка, – словно она не пускает меня к Нику, – Ирена напомнила себе, что бабушки больше нет:

– Никто и ничто мне не помешает, – она отхлебнула крепкий, сладкий кофе, – но сейчас я к Нику не пойду, – Ирена хотела привести себя в порядок, – нельзя ему мешать перед важным днем, – рядом с дайнером помещался дешевый мотель. Ирена намеревалась снять номер и отоспаться. Защиту назначили на полдень:

– В Пасадене мы окажемся до рассвета, – она опять зевнула, – времени достаточно, – Ирена предполагала, что так называемый Браун начнет ее искать, но утешила себя тем, что победителей не судят:

– Я выполнила задание, а остальное ерунда, – она откровенно клевала носом, – я объясню, что переживала нервное потрясение, поэтому и ушла из госпиталя, – девушке стало смешно. Шофер ласково забрал у нее термос:

– Сказал же я, поспи, – дворники шаркали по залитому дождем стеклу, – ехать еще часа полтора. О евреях, я, значит, не закончил. Был такой раввин Горовиц, сын знаменитого капеллана, героя войны…

Ирена его не слышала. Девушка свесила голову на плечо, подрагивая длинными ресницами. Дядюшка Линкольн улыбнулся:

– Пусть подремлет. Она похожа на рава Горовица, у него младшую сестру звали Иреной, в честь мисс Фогель…, – красные огоньки грузовика скрылись за поворотом шоссе.

Исцарапанная пластинка кружилась на старом проигрывателе. Игла подскакивала, запись хрипела. На потрескавшейся пластиковой крышке валялись скомканные салфетки. В открытых консервных банках пышно расцвела плесень.

В темной комнате пахло нечистотами, пыль затянула колонки проигрывателя. В углах свалили груды растрепанных блокнотов. Ворохи пожелтевших листов заполняли неразборчивые каракули. На разложенном диване сбилось в комок пропотевшее постельное белье.

Башни книг загромождали комнату, оставив узкую тропинку, ведущую к неубраннному столу с возвышающейся на нем пишущей машинкой. На спущенных гардинах, на ободранных стенах и даже на зеркале трепетали листки, покрытые кривыми, словно написанными детской рукой, буквами.

Тусклый луч фонарика прорезал темноту. Ник поднял руку с зажатой в ней опасной бритвой. Он не помнил, что ему надо сделать:

– Я ни о чем не помню, кроме диссертации, – понял юноша, – сегодня мир изменится, физика станет новой. Я подарю человечеству путешествия во времени, мы сможем вернуться в прошлое и изменить его, – Ника беспокоило отсутствие матери. Он давно не слышал ее тихого голоса, не ловил звук сухого смешка:

– С конца зимы или раньше, – вспомнил юноша, – но я уверен, что мама здесь. Она не хочет мне мешать, как не хочет делать это профессор Фейнман, – наставник предложил заехать за ним, но Ник отговорился тем, что перед публичным выступлением ему надо побыть одному:

– Ты прав, – весело признал Фейнман, – я начал бы тебя гонять по тексту, а ребята из ФБР простые люди, они далеки от теоретической физики…

Ребята из ФБР не сказали ни слова, когда несколько дней назад Ник появился на пороге бунгало с ящиком в руках. Машину времени пришлось перевозить в Калтех в два приема. Ночной охранник, проинструктированный Фейнманом, выдал Нику ключи от аудитории, где должна была состояться защита:

– Туда никто не зайдет, – подмигнул профессор Нику на последней встрече, – я понимаю, что ты хочешь отрепетировать выступление, но, честно говоря, – Фейнман положил ладонь на том диссертации, – это проформа, я дал бы тебе звание и без защиты, – Ник отозвался:

– Моя мама, – его голос показался Фейнману хриплым, – защитила две диссертации по физике и математике, и не в двадцать один год, – Нику стало стыдно за свою лень, – а в восемнадцать. Однако она не получила Нобелевку, а я получу, – Фейнман хмыкнул:

– Соревнование – это хорошо, оно подстегивает производительность, однако дар твоей матери был неповторим, другого такого нет, – он передал Нику дымящийся косячок марихуаны, – Инге, то есть профессор Эйриксен, талантлив, но, как говорится, он звезд с неба не хватает, – Ник с этим соглашался, – подожди, мы номинируем тебя на Нобелевку, лет через пять…

Ближайшие пять лет Ник намеревался провести за совершенствованием машины времени. Пока зазор, как он это называл, насчитывал только сотые доли секунды:

– Но все работает, – установив конструкцию в семинарской аудитории, Ник ее проверил, – ученый совет будет впечатлен, – о готовой диссертации юноша не думал:

– Все ерунда, – он опять поднес руку с бритвой к лицу, – главное я им скажу на словах, то есть покажу, – он намеревался принести на ученый совет и новые рукописи:

– Фейнман просил меня побриться, или нет, – Ник завороженно смотрел на блеск лезвия, – не помню, ничего не помню, – он огляделся, – сумка с рукописями здесь, – старушьечьего вида сумка на колесиках загромождала проход, – надо проверить, что внутри за бумаги, – мысли Ника прыгали в голове:

– Или не надо, я сложил все нужное, – он обернулся, – хотел бы я, чтобы мама сейчас была со мной, – он ожидал прикосновения прохладной руки ко лбу, веяния горьковатого запаха цитрона:

– Мама не придет, – Ник бесцельно повертел бритвой, – она не появится, пока машина не начнет работать по-настоящему, – в зеркале отражалось исхудавшее лицо. Под лазоревыми, воспаленными глазами залегли темные круги. Сальная копна золотисто-рыжих волос спускалась на затрепанную майку. В длинной бороде застрял сигаретный пепел:

– Какая разница, – Ник почувствовал усталость, – зачем бриться и переодеваться? Научному совету все равно, как я выгляжу, главным будут мои слова, – в последние недели он не думал даже об Ирене:

– Она обещала приехать, – Ник потер руками лицо, – но не сейчас, а когда я защищу диссертацию. Сегодня я стану доктором наук, – он взглянул на перемотанный изолентой телефон, – надо позвонить в Лондон с новостями или не надо?

Третьего дня, вернувшись из университета на машине ФБР, Ник испугался, что русские могут подслушивать его разговоры:

– Надо было пустить ребят домой, чтобы они все проверили, – обругал себя юноша, – русские не дремлют, они побывали и в Ардморе, в еще большей глуши, – Ник боялся, что, несмотря на охрану, его похитят:

– Тетя считает, что маленькая Марта жива, – сухие губы затряслись, – но, что, если ее давно убили? Русские читают мои мысли, – Ник обхватил руками голову, – Фейнмана обвиняли в связях с СССР, – юноша раскачивался из стороны в сторону, – что, если и машина ФБР и ученый совет и университет только декорации? Что, если меня давно вывезли из Америки и разыгрывают комедию, – теперь Ник знал, что ему надо делать, – они нашли похожего на Фейнмана ученого, а остальные вокруг меня куклы…