Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том седьмой

– Матушка накрыла полный новогодний обед, правда, за день до нового года. Фаршированная рыба, цимес, кисло-сладкое мясо… – босс улыбался, – теперь мне надо боксировать не два раза в неделю, а каждый день… – за креслом Зильбера, на стене, висело фото жилистого, худенького подростка, на ринге, с кубком в руках:

– Чемпион штата Нью-Йорк, в весе пера, 1913 год… – босс, с гордостью, упоминал, что за почти сорок лет, его вес не изменился:

– Он меня тоже на ринг зазывает… – Леон Циммерман разлил кофе по чашкам, – говорят, он боксирует даже с молодежью… – адвокат отхлебнул кофе:

– Видишь, – одобрительно сказал он, – не зря я тебя нанял. Американец так кофе не сварит. Наши итальянцы испортились, хотя некоторые еще держат марку… – Зильбер, смешливо, признавался, что юношей едва не пошел, как он выражался, по скользкой дорожке:

– На первую войну меня не призвали, я тогда учился в университете. Вокруг ринга крутилось много всякой швали, и еврейской в том числе. Я едва не бросил занятия, деньги предлагали легкие, шальные. Но мне стало стыдно, перед матушкой… – отец Зильбера не доехал до Америки:

– Денег у него хватило только на трюмные билеты, – сочно говорил босс, – он еще в Польше пропивал все, что моя матушка не успевала спрятать. Подвернулась моя бар-мицва… – Зильберу исполнилось тринадцать лет прямо на корабле, – папаша, как следует, заложил за воротник, и выполз на палубу, подышать океанским воздухом… – мать адвоката раввины объявили соломенной вдовой:

– Она на двух работах ноги сбивала, – замечал босс, – еще и полы мыла, по утрам, чтобы платить за мою школу. Мы жили в подвале, на Нижнем Ист-Сайде. Я пошел на первую работу через два дня после того, как нас выпустили с острова Эллис. Ландсмены нам помогли, определили меня мальчиком на побегушках, в кошерный магазин… – Зильбер продавал сосиски, на ярмарках и разносил газеты:

– В общем, я разного навидался, – подытоживал он, – с тех пор я всегда стою на стороне человека труда… – адвокат хлопнул сильной ладонью по газете:

– Отличная реклама. Очень трогательный материал, читатели расплачутся. И он прямо говорит, что контора Зильбера ему помогла, как никто другой… – в газете напечатали заметку о ветеране войны, лишившемся зрения по халатности работодателя. Благодаря стараниям Зильбера, юноша получил большую компенсацию:

– Нам нужен презентабельный человек, для работы с прессой… – Зильбер отряхнул от пепла помятый пиджак, – ты хороший юрист… – Леон покраснел, – но у тебя странный акцент, очки, и ты выглядишь, как все карикатуры антисемитов, вместе взятые… – Леон, обиженно, отозвался:

– Акцент у меня не странный, а бельгийский… – Зильбер закатил глаза:

– Американцам это все равно. Кроме тех, кто воевал в Бельгии… – он, мимолетно, помрачнел, – никто не знает, где находится страна, а, тем более, твой родной Льеж. Скажи спасибо, что они могут найти на карте Европу… – кроме снимка боксирующего подростка, адвокат держал на столе еще одно фото, сделанное на цветную пленку.

Леон избегал смотреть на голубое, весеннее небо, на тающий снег, под гусеницами танков, на посеченные осколками деревья:

– Германия, апрель 1945. Папе и маме, от любящего Дэвида. Дружеская встреча военных юристов союзных армий… – парни, в куртках танкистов, в пехотной форме, прислонились к машинам, широко улыбаясь:

– Его единственный сын служил юристом в трибунале, в армии генерала Паттона… – машина, где сидел лейтенант Зильбер, наскочила на немецкую мину, за две недели до победы. Забрав из пачки босса сигару, Леон щелкнул зажигалкой:

– Ему тогда исполнилось всего двадцать два года. Сейчас было бы двадцать пять, на пять лет младше меня… – о сыне и жене Зильбер не говорил, но Леон слышал, что адвокат остался вдовцом:

– Его жена умерла сразу после победы, не пережила гибели сына… – ходили слухи, что в особняке Зильбера, у Бруклинского Музея, имеются кот и собака:

– Его видели в парке, с псом на поводке. Пес дворовый, кота он тоже на улице подобрал… – босс выпятил губу:

– При всем уважении к тебе, на эту должность требуется белый, англосакс, протестант… – он допил кофе, – или протестантка. Кстати о девушках… – он зорко посмотрел на Леона, – ты позвонил мисс Ривке? Не тяни, иначе тебе перебегут дорогу… – в дверь постучали. Зильбер не признавал секретарей:

– Совершенно бесполезная должность, – фыркал адвокат, – я не собираюсь оплачивать поиски мужей для бруклинских девиц… – босс крикнул «Открыто». Дверь толкнули, в кабинет шагнула высокая, светловолосая девушка, в дорогом жакете, при хорошенькой шляпке:

– Мне нужен адвокат Зильбер… – деловито сообщила посетительница.

Перед Кэтрин поставили картонный стаканчик, запахло свежим кофе.

Девушка подняла голубые глаза:

– Спасибо, мистер Циммерман… – кабинетов в практике имелось ровно два, по обе стороны большой комнаты, где сидели, как выразился мистер Зильбер, практиканты:

– Студенты, юристы… – он повел сигарой, – но я нанимаю и людей без образования, с опытом телефонных продаж… – Кэтрин привыкла к благоговейной тишине дорогих адвокатских контор, аромату старой кожи, выдержанного табака, блеску золота, на переплетах тяжелых томов. В кабинете отца Кэтрин стоял мраморный бюст Цицерона.

В комнате босса, как звали Зильбера прямо в глаза, кроме фотографии его самого, на ринге, Кэтрин заметила снимок негра, на костылях. Зильбер, на четверть века моложе нынешнего, пожимал инвалиду руку:

– Мое первое дело, – объяснил босс, – и первая победа. Поражения тоже случались, но меня не выбить из седла… – услышав, что у Кэтрин имеется диплом юридической школы Гарварда, Зильбер прервал ее:

– Отлично. Нанимаю вас вторым помощником, будете подчиняться мне и мистеру Циммерману… – он махнул в сторону высокого, немного сутулого мужчины, в очках и помятом пиджаке:

– Леон, то есть Лео, отвечает за всю бумажную работу, из-за его акцента, а вы займетесь связями с прессой и сопровождением меня в суде… – Кэтрин открыла рот. Зильбер взял со спинки кресла пиджак:

– Квартирка пустует, жилец, мистер Фельдблюм, летом съехал. Он был беженец, как наш Леон. Кажется, из Польши… – порывшись в ящике стола, адвокат вытащил на свет изгрызенный теннисный мяч и потрепанную фетровую мышку. Запахло валерианой.

Зильбер пробормотал:

– Это надо выбросить, у них есть новые игрушки… – зазвенела связка ключей, Кэтрин едва успела подхватить брелок:

– Заезжайте и живите, – Зильбер взглянул на часы, – Леон вам даст на подпись договор аренды… – Кэтрин еще никогда не принимали на работу за пять минут. Она помялась, Зильбер поинтересовался:

– Или вам не нужна практика? Хотите повесить диплом в гостиной над камином и устраивать благотворительные чаепития… – Зильбер скривился так, будто речь шла о яде: