Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть девятая

– Видите, мистер Джон, теперь я вас в больнице навещаю… – герцог, осторожно, открыл глаза. Она сидела рядом с госпитальной койкой, в простом платье, серой шерсти, и холщовом переднике. Темные кудри прикрывала косынка, пухлые губы, цвета спелых ягод, улыбались. На стройных коленях Портнихи красовалась фаянсовая миска с бульоном и сухарями из белого, армейского хлеба. Герцогу принесли и овсянку, тоже из рациона войск США. Эмиль строго велел жене не перекармливать больного:

– Он похудел… – Монах открыл дверь перед Розой, – ты, конечно, захочешь дать ему больше бульона, но такое может быть опасно… – Роза смотрела на измученное, побледневшее лицо:

– Температура у него спала, – услышала она шепот мужа, – лекарства у американцев хорошие… – тыловой госпиталь снимался с места, присоединяясь к наступлению танковой армии Паттона. Капитан Хоффман обещал снабдить рудничную больницу медикаментами. Гольдберг записал себе в блокнот, что надо сходить в управление шахт:

– Пока Маргарите опекуна назначат, пока он в делах разберется, время пройдет. Надо самому всем заняться, чтобы у человека, хотя бы, имелось представление о том, что на производстве происходит. Надо съездить в Брюссель, скоро появится временное правительство, проведут парламентские выборы. Надо встретиться с людьми, отвечающими за промышленность, рассказать о положении, в Мон-Сен-Мартене… – по словам инженеров, положение, в общем, могло быть и хуже. Немцы, при отступлении, почти ничего не разрушили, и не подорвали, но техника на шахтах и заводе, за почти пять лет оккупации, износилась и устарела. Надо было ставить новые подъемники, оборудовать новые комнаты отдыха, покупать новые автобусы, для доставки рабочих на сталелитейный завод, и вообще, как, со вздохом думал Гольдберг, приводить округу в порядок.

– Ветку на Льеж восстановить, – усмехнулся он, – и узкоколейку, которая через плато на юг идет… – железная дорога начиналась в Аахене. Эмиль предполагал, что Германией, какое-то время, будет управлять оккупационная администрация союзников:

– Ладно, – он, аккуратно, заносил все себе в блокнот, – об этом осенью можно позаботиться. Съездить в Аахен, встретиться с американцами, или кому западная часть Германии отойдет… – думая об осени, Эмиль не мог согнать с лица улыбку. После освобождения Мон-Сен-Мартена, Гольдберг, сначала, спал в пустующей палате больницы. Вернувшись из сторожки, после отпуска, как весело называла его Роза, жена немедленно перенесла его немногие вещи в барак, в свою комнату. За несколько дней Эмиль привык к лаю Гамена, по утрам, к топоту детских ног по коридору, к плеску рукомойника, и запаху омлета, на американском яичном порошке. Сирот поставили на довольствие армейской кухни, но Роза готовила детям сама:

– И мне она сама готовит… – по выходным Роза приносила ему завтрак в постель. В дни работы школы, Эмиль поднимался с женой, помогая ей на кухне барака. К зданию пристроили отдельную комнату, для столовой. Он оглядывал ребятишек, многих из которых Монах знал в лицо:

– Они все родителей ждут, с востока. Вернется ли, кто-нибудь… – Эмиль находил глазами черноволосую, кудрявую голову Маргариты:

– А если Кардозо выжил? Имею ли я право лишать Маргариту отца? Он был плохим мужем, но хорошим отцом. Элиза тоже так говорила… – Эмиль посоветовался с женой. Роза дернула гладкой, белоснежной щекой:

– Милый мой, ты слышал. Маргарита наследница крупнейших заводов Бельгии. Если он… – жена запнулась, – Кардозо, в живых остался, то ни о каком опекуне речь не пойдет. Он сюда вернется, и приберет все к рукам, до совершеннолетия Маргариты… – Эмиль считал Мон-Сен-Мартен своим домом, и такого бы никогда не позволил.

Дети галдели. Роза, с дежурными по кухне, разносила на подносах свежий хлеб, с кубиками маргарина, армейское какао, с порошковым молоком, и порции каши, в алюминиевых мисках. Мальчики и девочки бегали в поселковую школу, раввин приходил заниматься с ними Торой и еврейской историей, Роза пела детям песни на иврите, обучала их языку, и рассказывала об Израиле:

– И наших девчонок мы свозим в Израиль, непременно, – сказал ей Эмиль, – погостим у старых друзей, в кибуце… – он подмигнул Розе. Маргарита тоже собиралась в страну:

– Во-первых, – рассудительно сказала девочка, – мои братья будут там жить… – Гольдберг, внезапно, подумал:

– А если мальчишек нет в монастыре? Если Максимилиан их нашел, или если их отправили в рейх, на усыновление? Они помнят, кто они такие, но как их искать? Требниц еще не освобожден, и Эстер может не знать, что они в Требнице… – оставалось только самому отправиться в Польшу:

– И, может быть, отец Виллем жив… – задумался Гольдберг, – сана он не снимет, но он дядя Маргариты, ближайший родственник… – кроме встречи с братьями, девочка намеревалась помолиться во всех церквях:

– За души моих предков, – тихо сказала Маргарита, – и за мою мамочку. Когда почта начнет работать, я напишу его святейшеству, в Ватикан, дядя Эмиль. Нам храм надо восстанавливать, надо постоянного священника… – Гольдберг обещал девочке поговорить с главой католической церкви в Бельгии:

– Может быть, если Виллем выжил, он в поселок вернется, к своему месту служения… – надеялся Эмиль:

– И вообще, к осени надо мэра выбрать, городской совет… – у него в блокноте имелся десяток страниц с заданиями для будущего мэра. Он, исподтишка, незаметно для детей, любовался стройными ногами Розы, под простым платьем:

– К осени сироты либо с родителями встретятся, либо в Израиль уедут. Начнем поселок отстраивать, переселимся с Розой в домик, из барака… – он думал о ребенке, которого они с Розой ожидали увидеть осенью:

– Если мальчик родится, то пригласим раввина из Брюсселя. Или, может быть, в Льеже раввин появится. А если девочка, я сам туда съезжу, на службу, дадим ей имя… – Роза смеялась, целуя его висок:

– Потерпи, мой милый. Неделя со свадьбы прошла, – жена разводила руками, – надо подождать немного… – выйдя из палаты герцога, Эмиль велел полковнику Горовицу и Теодору тоже подождать.

– Роза его накормит, и можете заходить… – он оглядел приемный покой, – и не курите здесь больше, это медицинское учреждение… – посмотрев на часы, Эмиль добавил:

– До моего приема десять минут. Пойдемте, кофе вас напою, и покурим, на улице… – из его кабинета вела во двор отдельная дверь.

Меир взглянул на двери палаты, проходя мимо: «Как он?». Эмиль отозвался:

– Неплохо. Температура не такая высокая, дизентерия идет на спад. Через неделю он встанет с кровати… – Роза, устроив Джона удобнее, кормила его бульоном:

– Потом немного каши, и крепкий чай… – она вытерла ему рот салфеткой, – а к тебе посетители придут. Меир здесь, он временный комендант города, в чине полковника. Драматург с ним, он саперами командует, тоже полковник. Они тебе все расскажут… – Джон откашлялся: