Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть девятая

– Тем более, если Монаха мэром выберут, – усмехнулся он, – а на свадебном обеде я такие разговоры слышал. Впрочем, он откажется. Посчитает, что он в больнице нужнее… – саперы Федора помогали хозяевам домов приводить в порядок здания. Электричество пока подавали от генераторов, кабачки освещались свечами, но в городке появились грузовики из Льежа, с бочками пива и сидра. В пивных звучало радио и расстроенные пианино, девушки прихорашивались, у тусклых зеркал:

– Наверное, кто-то из солдат, католиков, сюда вернется, – весело подумал Федор, – за подружкой, так сказать. Останется здесь, или жену в Америку повезет. И у меня жена в Америке… – он порылся в полевой сумке:

– Прямо сегодня надо почту Анне отправить. Внук, у нас внук… Марта его в честь дедушек назвала… – Федор вспомнил тихий голос жены:

– Тебе бы понравился граф Теодор, милый. Он был очень достойный человек. Я еще до войны поняла, что он из тех, кто ненавидит Гитлера… – Федор вздохнул:

– Я бы его поблагодарил, за то, что он о Марте позаботился, но его больше нет. И Марта овдовела, бедная. Она девочка совсем, ей восьмого марта двадцать один год исполнится… – он помнил твердые, зеленые глаза дочери:

– Она знала, кто я, – понял Федор, – поэтому она меня спасла. Наверное, фото увидела, в каком-нибудь журнале. Она сказала Джону, о Воронове. Права была Анна, и Монах с Портнихой правы. А мы их не слушали… – Федор сжал руку в кулак:

– Привыкли слишком хорошо думать о людях. Русские союзники, Воронов не мог переметнуться на сторону власовцев. Его отец собственных родителей бомбой убил, не пожалел. Но, по словам Стивена, брат Воронова достойный человек, хоть и коммунист. Но разные коммунисты бывают… – Федору предстояло найти не только дочь и внука, но и отыскать Воронова:

– Вместе с Максимилианом, мерзавцем… – он сдержал ругательство, – они Тео убили, в Лионе, они мои семейные реликвии украли. Они за все заплатят… – дверь палаты Джона заскрипев, захлопнулась:

– Что, интересно, Монаху надо? – Федор присел на каменный подоконник:

– А мне надо отправить письмо… – он полез в полевую сумку за блокнотом:

– Дорогая Анна… – вывел он, склонив рыжеволосую голову. Во дворе больницы рычали военные грузовики, санитары носили тюки с бельем и ящики с медикаментами.

Джон осторожно коснулся конверта:

– Но почему вы ко мне пришли, месье Гольдберг… – поинтересовался он. Врач смотрел куда-то в сторону:

– В форте де Жу я не хотел говорить о Маргарите. Такое опасно было, как вы понимаете. Сейчас можно, и вы единственный ближайший родственник Маргариты, получается… – получалось, что Гольдберг прав. Джон помялся:

– В общем, да. Сестра моего прадеда, леди Джейн Холланд вышла замуж за доктора Грегори Вадия. Он был братом прадеда Маргариты, святого Виллема Бельгийского. То есть неродным братом, но все равно… – Джон ожидал, что в конверте просто какое-то напутствие священника племяннице.

– Хоть саперов зови… – он все не мог протянуть руку и забрать конверт. Гольдберг, протерев очки, достал из кармана халата скальпель.

– Я открываю… – длинные, немного искривленные пальцы, орудовали лезвием:

– Как на операции, – Джон принял бумагу. Письмо написали химическим карандашом, на листе, вырванном из школьной тетрадки. Герцог откашлялся: «Милая моя племянница, дорогая Маргарита…»

На крыльце барака, в ярком, почти весеннем круге солнечного света, лениво раскинулся Гамен. По двору, среди ручейков тающего снега, бродили куры. Собака одним глазом посматривала за птицами.

В поселке стояла тишина. Утренняя смена шахтеров спустилась под землю, на сталелитейный завод ушли списанные, армейские грузовики, с рабочими в кузовах. Пять машин пригнали с запада, из тыла союзных армий:

– Даже если что-то сломается, – сказал Меир доктору Гольдбергу, – у вас хорошие техники. Все почините… – саперное подразделение Теодора ушло вперед, на восток, следуя за госпиталем. Меир попрощался со старшим кузеном на окраине Мон-Сен-Мартена, ранним утром. Развалины замка чернели в нежном рассвете, над камнями кружились птицы:

– Здесь сокол летал… – полковник, сдвинув на затылок пилотку, покуривал, в расстегнутой, полевой куртке, прислонившись к виллису, – когда мы городок брали. А теперь пропал куда-то. Жаль, они красивые птицы, редкие… – Теодор смерил остатки замка оценивающим взглядом:

– Все отстраивать придется, после войны. Впрочем… – он указал на лужи, покрывающие обочину, – сейчас распутица закончится, форсируем Рейн и пойдем дальше, на Берлин… – они оба посмотрели на восток. Теодор помолчал:

– Знаешь, хорошо, что все так получилось. У Маргариты кузен есть, и Джону легче, что его племянник не сын… – он повел рукой, не закончив. Меир кивнул:

– Только теперь будет еще сложнее вызволять Уильяма из СССР. Ты слышал, что Джон сказал… – герцог передал им свой разговор с Мартой, в Берлине. В СССР, несомненно, знали о предательстве Воронова. Это означало, что Уильяма, скорее всего, отправили в детский дом.

– Ему поменяли фамилию, как это в Германии делали, с детьми врагов режима… – Джон поморщился, – непонятно, где его искать теперь. Максим, правда, обещал вернуться в СССР, после войны, но где искать самого Максима… – Гольдберг привел в палату к Джону Маргариту. Гамен, вежливо, улегся на пороге комнаты. Девочка устроилась на табурете, болтая ногами. Джон смотрел на аккуратное, темное-синее платьице, на новое, шерстяное пальтишко:

– Роза ее обшила. Она и для сирот одежду новую сделала, и мастерскую заведет, когда поселок отстроят. А ведь она раньше на личных самолетах летала, обедала на яхтах, на Лазурном Берегу… – Джон прочел Маргарите письмо от ее дяди. Аккуратно, подбирая слова, он объяснил, что Виллем, до того, как принять сан, хотел жениться на его, Джона, покойной сестре, леди Антонии.

– Тони в Аушвице не просто так оказалась, – Джон замер, – она каким-то образом узнала, в СССР, что Виллема арестовали. Она перешла линию фронта, попала в Германию, отправилась в долину смертной тени, чтобы спасти любимого человека. Надеюсь, они увиделись, в лагере… – Виллем написал племяннице, что не может покинуть свою паству:

– Здесь живут дети, сироты, милая Маргарита, они нуждаются в моей поддержке. Помни, что у тебя есть кузен, самый близкий тебе человек, твой ровесник. Мне бы хотелось, чтобы Уильям узнал о своих родителях, после войны. Посылаю тебе свое благословение, и молюсь за тебя. Да пребудет с тобой покровительство Иисуса и Матери Божьей, святых Елизаветы и Виллема… – голубые, ясные глазки распахнулись. Маргарита вздохнула:

– Дядю, наверное, тоже немцы убили, как моих папу и мамочку… – о профессоре Кардозо Виллем ничего не написал: