Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть восьмая

– Впрочем, и СССР особо о евреях не заботился, – добавил Авраам, – после оккупации Польши и Прибалтики их эшелонами в лагеря отправляли. Твоего брата тоже арестовали, в Каунасе… – Авраам задумался:

– Аарону разрешили проезд через Советский Союз. Ерунда, Аарон никогда бы не стал работать на СССР. Он погиб, какая теперь разница… – вслух, доктор Судаков, хмуро добавил:

– Вот увидишь, Советы после войны то же самое по всей Польше устроят. Они освободили один лагерь, под Люблином, но их не интересует судьба местных евреев. То есть интересует, – поправил себя Авраам, – но только коммунистов. Всех остальных… – он махнул рукой.

Тонкие губы Эстер сложились в твердую линию:

– Значит, надо вывезти отсюда как можно больше людей, – уверенно сказала жена, – и, в первую очередь, детей. Католики, скорее всего, попытаются оставить сирот в монастырях, начнут их крестить… – по упрямому блеску в голубых глазах, Авраам понял, что жена настроена решительно: – Я очень благодарна церкви, – подытожила Эстер, – но еврейским детям место в Израиле. Мы о них позаботимся, обязательно… – Авраам хотел забрать Блау и Циону, и направиться на юг, к Средиземному морю, по дороге разыскивая выживших евреев.

– Волк бы нам пригодился, – сказал он жене, – однако непонятно, что с ним в Будапеште случится, и вообще, останется ли он в Венгрии. Конрад говорил, что он в Италии сражается, с партизанами, а в Венгрию тоже по заданию церкви приехал… – в отряде Эстер не было бежавших из плена русских, однако она знала, по рассказам других командиров Армии Крайовой, что такие бойцы ждут приближения Красной Армии:

– Они все хотят на родину вернуться, – заметила Эстер мужу. Авраам, горько, усмехнулся:

– На родину. Я в Каунасе предлагал Волку с нами в Израиль податься. Он человек с опытом, такие люди всегда нужны. Однако Максим тоже сказал, что не может без России. Надеюсь, сейчас он поумнел… – доктор Судаков не испытывал иллюзий относительно намерений Сталина.

– В Британии Стивену разрешили летать, после плена, а во Франции, Мишель, тоже после плена, пользуется полным доверием де Голля… – Авраам покачал головой:

– СССР так поступать не собирается. Русские пожалеют, что вовремя не ушли на запад. Ты видела, что бойцы сделали. Мы их приютили, как товарищей и союзников, а они привели батальон, чтобы нас уничтожить. Их писатель, Горький, заявлял, что если враг не сдается, то его истребляют… – сестра Эдита вспоминала слова мужа, стоя над вскрытым тайником, в саквояже.

Эстер просила Авраама быть осторожным:

– Но мне нельзя было в городок отправляться. Наверняка, и у коллаборационистов мои снимки есть… – женщина скрыла вздох:

– Надо было мне тогда фон Рабе убить. Надеюсь, он войны не переживет… – Эстер надеялась, что фон Рабе не собирается искать Циону:

– Не переживет, – уверенно повторила себе женщина, – а если переживет, то его повесят, по приговору суда. Малыш никогда не узнает, что у него был за отец. То есть его отец Авраам… – пока что, требовалось выручить Авраама из военной тюрьмы.

Когда муж не пришел из городка, Эстер отправила местного ксендза в штаб коллаборационистов. Вернувшись, священник развел руками:

– Брата Антония задержали, в связи с обстоятельствами военного времени… – Эстер взвесила на руке маленький кинжал, с золотой фигуркой рыси:

– Ладно, не помешает… – под рясой монахини, кроме формы вермахта, на ней еще был бельгийский, пристрелянный браунинг. Вечерело, по улицам Прушкува болтались компании русских, во власовской форме. Из открытых кафе и пивных слышалась музыка, солдаты торчали на тротуарах, покуривая, заигрывая с местными девушками.

– Пани, пани… – услышала Эстер в форточку, – прошу пани, една минута… – она оправила перед зеркалом апостольник. Строгое, узкое лицо, с длинным носом, не улыбалось. В углах больших глаз залегли тонкие морщины:

– Кинжал надо девочке отдать… – Эстер пристроила его на поясе военных брюк, надежно скрытых под рясой, – родится Мирьям, она оружие и получит. Рыжая, наверное, будет девчонка… – доктор Горовиц, все же, улыбнулась:

– Мне тридцать третий год идет. Вдруг у меня с Авраамом детей не появится, вдруг он не доживет, до конца войны… – Эстер разозлилась на себя:

– Доживет. Для этого ты здесь… – заперев боковую дверь домика, сестра Эдита, быстрым шагом, направилась на окраину Прушкува, к бывшему железнодорожному депо, где, неподалеку от транзитного лагеря, стояло двухэтажное, охраняемое здание военной тюрьмы.

– По нынешним временам, каждый порядочный человек должен посидеть в заточении… – доктор Судаков лежал на узкой койке, закинув руки за голову, рассматривая потрескавшийся, беленый потолок.

Здание не всегда было тюрьмой. Авраам понял это, оказавшись в приемной, с военным патрулем, доставившим его из штаба власовцев. Немцы приспособили под свои нужды инженерную контору депо. На дверях даже не сняли таблички, на польском языке. Авраама отвели в бывшую чертежную комнату:

– Циона рассказывала… – он поворочался с бока на бок, – у Теодора кличка Драматург, а у Мишеля, Маляр. Почти Чертежник. Эстер давно Звездой стала, а я теперь пан Войтек Вольский… – Авраама не просили снять капюшон. Черная ткань надежно прикрывала место над ухом, где еще красовалась повязка. Под бинтами стояли скобки. После операции Авраам старался меньше двигать головой, но Эстер уверила его:

– Кость никуда не выпадет. Организм позаботится о том, чтобы трещины срослись, и скобки можно будет снять… – он коснулся рукой виска:

– Хорошо, что я запомнил, сколько здесь коллаборационистов, но цифры не помогут найти мальчишек Эстер… – Авраам был уверен, что жена его выручит:

– Она забеспокоится, пошлет ксендза в штаб русских. А дальше что? – спрашивал себя доктор Судаков:

– Мы здесь одни, ближайшие отряды Армии Крайовой в столице. Эстер не сумеет, одна, устроить налет на тюрьму. И ей нельзя показываться немцам на глаза… – тем не менее, Авраам за себя не волновался. После двух операций, он окончательно уверился, что Эстер, стоит ей захотеть, может свернуть горы:

– Она участвовала в убийстве Гейдриха, и командовала партизанским отрядом. В Праге, ей пришлось перейти на нелегальное положение, тоже благодаря мерзавцу фон Рабе… – о пражском деле жена почти не распространялась:

– Генрих туда приехал, – коротко заметила доктор Горовиц, – но о смерти Гейдриха другой человек позаботился… – голубые глаза посмотрели вдаль:

– Надеюсь, что он жив, – завершила Эстер.

– Неизвестно, жив ли сам Генрих, после провала покушения… – Аврааму хотелось курить, но папирос у него не было, – а Питер, по словам Ционы, воюет. Наверное, тоже в Нормандии сейчас… – им с Эстер отчаянно требовалось добраться до передатчика: