Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть седьмая

На закрытом совещании, с рейхсфюрером СС, они обсудили финансовые отчеты. Деньги шли из Цюриха в Буэнос-Айрес. Аргентину они выбрали, из-за близости к последнему плацдарму:

– Но не только, – поднял палец Гиммлер, – в стране большая немецкая община. Они всегда были лояльны идеям фюрера и партии. Взять хотя бы семью вашей невестки, – Гиммлер зашуршал бумагами, – до переезда в Швейцарию ее родители были столпами, так сказать, системы, поддерживали наши начинания…, – немцы в Аргентине и близлежащих странах, с готовностью, помогали рейху.

Из Буэнос-Айреса прислали красивые, четкие, цветные снимки. Земля в стране стоила дешево. На подставное имя был куплен старый отель, на берегу озера, в глубине Патагонии, на чилийской границе. Если бы Макс не знал, где сделали альбом, он бы подумал, что перед ним Альпы. Снежные вершины гор окружали глубокую, небесную лазурь воды. Каменистые, поросшие соснами склоны уходили вверх, к ледникам.

От Ушуайи, порта, через который лежал путь к последнему плацдарму, озеро отделяло всего пятьдесят километров:

– Дорога почти непроходима, – заметил Гиммлер, – грузы переносят местные индейцы, как в прошлом веке…, – аргентинскую базу они собирались использовать, как перевалочный пункт:

– Отправим туда ученых, – Гиммлер, со значением, посмотрел на Макса, – пусть занимаются своими делами. Нам требуется оружие возмездия, с удаленным управлением, требуется бомба…, – Максимилиан считал, что пока рано готовиться к отступлению. Они с Гиммлером не упоминали о сепаратных переговорах, но все понимали, что такая возможность существует:

– В конце концов, – думал Макс, – Германия всегда была и остается оплотом западной цивилизации. Мы гораздо ближе к англичанам, и американцам, чем дикие славяне. Рузвельт и Черчилль не допустят, чтобы Сталин заполонил Европу варварами, несущими большевистские идеи…, – по мнению Макса, даже тщательно отобранные славяне, вроде Мухи, не были способны думать самостоятельно:

– У них в крови подчинение. Столетия крепостного права дают о себе знать. В Европе крестьян освободили гораздо раньше. Тем более, любой расторопный человек мог собрать отряд, стать феодалом, сам получить титул. Взять, например, предков Виллема…, – Максимилиана всегда успокаивали разветвленные генеалогические таблицы. На досуге он любил пролистывать Готский альманах, где, разумеется, значились графы фон Рабе.

Максимилиан, всегда, с некоторой грустью, понимал, что у бывшего соученика кровь древнее:

– Мы родственники прусских монархов, но по материнской линии. У нас новый титул, а семья Виллема ведет начало с девятого века…, – Макс, правда, подозревал, что прямой предок соученика, некий граф Эренфрид Первый, из Маасгау, до обретения титула служил простым наемником. О происхождении графа Готский альманах сведений не имел:

– Но девятый век, – вздохнул Макс, – с таким не поспоришь. Предок Мухи, варяг, тоже был наемником. И предок герцога Экзетера…, – если судить по фото, со времен Венло, герр Холланд тоже повзрослел.

– Ничего, – успокоил себя Макс, – я женюсь на девушке отличных кровей. В Венгрии много аристократов…, – следующим летом штандартенфюрер отправлялся в Будапешт. Европейские депортации, к тому времени, заканчивались. На очереди оставались только венгерские евреи. Они ожидали, что адмирал Хорти уступит напору рейха и согласится на размещение в стране дивизий СС:

– Мы с Эйхманом займемся жидами, – хмыкнул Макс, – и я обещаю, фиаско, как в Дании, мы не потерпим…, – Гиммлер остался недоволен исходом датской миссии. Проклятые шведы успели вывезти из страны семь тысяч евреев, почти всю общину. Жалкие три сотни заложников, отправленные в Терезин, были только каплей в море. Красный Крест забрасывал оккупационную администрацию в Дании требованиями разрешить визит в концлагерь, куда послали евреев из Копенгагена.

Максимилиан уверил Гиммлера, что в Венгрии ничего подобного не случится. Товарные вагоны шли из Будапешта, прямо в Польшу.

Он щелкнул зажигалкой, рассматривая лицо герра Холланда. Герцога сняли в армянском кафе:

– Три товарища, – вспомнил Макс, – однако мне нужен только один…

Ремарка в рейхе запретили. Макс читал роман в датском издании, в тридцать шестом году. Штандартенфюрер покуривал, легонько касаясь глянцевых фотографий:

– Союзники согласятся на перемирие. Кого интересуют евреи, когда речь идет о научном потенциале, о новых разработках в военной промышленности? Скажем, что евреи умерли в трудовых лагерях…, – в Польше тела убитых сжигались. Особые команды раскапывали рвы, куда в прошлом году сбрасывали трупы расстрелянных людей. Коменданты лагерей получили тайное распоряжение, в случае необходимости, отправлять контингент маршем к морскому побережью, где заключенных грузили на старые, списанные корабли.

– Корабли тонут…, – штандартенфюрер стряхнул пепел в керамическую плошку:

– Прискорбно, но такое случается. Нашей вины в этом нет. Наоборот, мы спасали узников, хотели отправить их в нейтральные страны…, – тонкие губы улыбнулись. Макс не мог отсюда связаться с рейхом, однако Берлин хорошо защищали от воздушных налетов:

– Думаю, на вилле все в порядке…, – он хотел вернуться домой к первому дню рождения племянника, – но все равно, надо оборудовать бункер и заказать ящики, для перевозки картин. Папа всем займется. Но до такого не дойдет, я уверен…

За окном номера мерцали прохладные, вечерние звезды. Он отправил Муху в посольский район:

– На закрытые улицы не суйтесь, – распорядился штандартенфюрер, – вряд ли наши старые знакомцы живут в посольствах, но осторожность не мешает…, – Максимилиану требовалось выяснить, где обретаются мистер Кроу, герр Холланд, и мистер Горовиц.

Еврей ему, в общем, нужен не был. Штандартенфюрер смотрел на знакомое, простое пенсне, на слегка встрепанные, темные волосы. У мистера Горовица, за это время, появилась седина, на висках:

– Он меня младше, как и герр Петер…, – Макс, невольно, провел рукой по волосам, – однако я пока не седею. Впрочем, я светловолосый…, – с легкими морщинами, вокруг глаз, которые Максимилиан, с недовольством, видел каждый день в зеркале, было ничего не сделать. Он пользовался хорошим кремом, из аптеки Санта Мария Новелла, во Флоренции, и всегда спал с открытым окном:

– Мне еще тридцати четырех не исполнилось, – вздохнул Макс, – все из-за напряжения, ответственной работы…, – он, иногда, завидовал приятелям, в лагерях или даже на фронте, в айнзатцкомандах:

– Все просто, – размышлял Макс, – проводишь акции, отсылаешь в Берлин отчеты, золото, и спишь спокойно…, – мигал зеленый огонек радиоприемника.

Местные станции гоняли любимый Максом джаз и легкую, танцевальную музыку. Муха вернулся из армянского квартала не только с катушками пленки, но и с бутылкой советского коньяка: