Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том второй

– Мы не можем позволить вам свидания, мадам Дельпи… – он пристально оглядел Элизу, – тем более, с прелатом. Кто знает, что вы ему наговорите, на так называемой исповеди. У вас и прелаты, наверняка, свои… – он наклонился к уху женщины, Элизу затошнило от запаха крепкого табака, – например, отец Виллем. Вы встречались, на квартире? Признавайтесь… – Элиза не хотела слышать вкрадчивый голос, но уши было никак не закрыть. На допросах руки ей приковывали к стулу. Наручники не снимали и в камере. В умывальную ее водила крепкая женщина, в полувоенной форме. Элиза поняла, что она тоже работает в СС. Стоя на коленях, Элиза перебирала четки, тонкими пальцами:

– На прошлой войне немцы священников расстреливали. Кардинала держали под домашним арестом… – нынешний король, Леопольд, вступивший на престол после смерти отца, не последовал за правительством страны в изгнание, а остался в Брюсселе. Его открыто называли коллаборационистом. Эмиль показывал Элизе газету Сопротивления. В статье говорились, что Леопольд, после войны, должен отказаться от престола:

– В Голландии королевская семья покинула страну, с началом оккупации, – вздохнула Элиза, – они поддерживают Сопротивление. Наша вдовствующая королева, хоть и немка, но, по слухам, помогает детей прятать… – Элиза перекрестилась: «Это сейчас долг каждого христианина». Камеры устроили в бывших монастырских кельях, гестапо забрало окна толстыми решетками. Элиза заметила след от распятия, на беленой стене. Она жила в такой келье, девочкой, во Флерюсе. Ей показалось, что воздух, до сих пор, пахнет ладаном и воском:

– От Виллема похоже пахнет… – она сидела на узкой койке, зажав четки, – Иисус, сохрани моего брата, пожалуйста… – каждый раз, на допросах, Элиза боялась увидеть в бывшем кабинете настоятеля монастыря брата, или дочь:

– Или Эмиля. Я не смогу, не смогу молчать, если он… Барбье, начнет их пытать, на моих глазах… – Элизу пока не трогали, не били. Барбье был с ней почти вежлив. Мадам Дельпи настаивала, что передатчик принадлежит ее любовнику, человеку, с которым она встречалась на квартире:

– Это не преступление… – женщина, надменно, подняла изящную голову, – я вдова, он холост… – по словам мадам Дельпи мужчину звали месье Жан. Познакомились они случайно, на вокзале. Барбье смотрел на холодный огонек, в глазах цвета лаванды, на четкий очерк подбородка:

– Она совсем не простушка. Отлично притворялась, ее бы никто не заподозрил… – гауптштурмфюрер не поверил истории о месье Жане. Мадам Дельпи утверждала, что любовник показывал ей рацию. Она решила посмотреть, как работает устройство, из чистого любопытства:

– Я испугалась, когда вы сломали дверь… – пожала плечами женщина, – и выбросила приемник в окно… – Барбье приказал обыскать Маас, протекавший под окнами квартиры. Они не нашли никаких следов передатчика, в мощной, глубокой реке.

Мадам Дельпи любезно описала месье Жана, но по словесному портрету высокого, темноволосого мужчины, можно было арестовать половину Бельгии. Барбье хмыкнул:

– Надо ее привезти обратно в Мон-Сен-Мартен. Там ее дочка осталась. Приведем Маргариту, приставим ей пистолет к виску. Она мать, не волчица, она прекратит врать… – Барбье подумал, что ребенок мог не иметь никакого отношения к так называемой мадам Дельпи:

– Ее снабдили девчонкой, для пущей убедительности. Как Макс говорил? Вдова с детьми, что может быть прекрасней. Если отец Виллем тоже связан с Сопротивлением, он спрячет Маргариту в лесах, и мы ее больше никогда не найдем. И сам сбежит, вместе с приютом… – оберштурмбанфюрер фон Рабе, позвонив из Мон-Сен-Мартена, сообщил, что отправляет отца Виллема и ребятишек в Льеж:

– В приюте ничего подозрительного не нашли, но проверьте их документы, как следует… – распорядился Макс, – мне кажется, они скрывают евреев. Со мной связи не будет. Я собираюсь обыскивать горы, с охраной и собаками… – Барбье хотел спросить, едет ли в Льеж дочка мадам Дельпи, но Макс повесил трубку.

– Ладно, – решил комендант, – наверняка девчонку кто-то из шахтеров подобрал. Они люди сердобольные… – Барбье не виделся с детьми и священником, перепоручив их заботам коллег из отдела переселения, как называли ответственных за депортацию:

– Пусть посидит в камере, поварится… – Барбье вспомнил упрямые, серые глаза отца Виллема, – может быть, он испугается, начнет говорить… – на допросах мадам Дельпи настаивала, что случилось досадное недоразумение. Никакого отношения к Сопротивлению она не имела. Фамилии месье Жана женщина не знала. Барбье, удивленно, понял, что тихая экономка умеет кокетливо улыбаться, подрагивая ресницами:

– Случилась страсть… – томно сказала мадам Дельпи, – будто солнечный удар, месье комендант. Я не спрашивала его документов, я не для такого приходила на квартиру… – гауптштурмфюрер отправил приметы предполагаемого месье Жана в Брюссель, но особых надежд на его поимку не питал. Барбье не хотел устраивать очную ставку мадам Дельпи и отца Виллема:

– Незачем. Я не говорил ей, что кюре арестовали. Пусть не паникует, пусть думает, что я ей поверил. Хорошо, что Макс сюда детей отправил. Наверняка, у мадам Дельпи есть связи с бандитами. Привезу ее в Мон-Сен-Мартен. Партизаны либо захотят ее освободить, либо попытаются пристрелить, из опасений, что она всех выдаст… – в Мон-Сен-Мартен они поехали на гестаповском лимузине, с охраной. Несмотря на три дня, проведенных женщиной в камере, от мадам Дельпи пахло лавандой. Она сидела, в невидном, сером пальто, при шляпке, смотря вперед, на затылки шофера и вооруженных охранников.

Барбье подумал:

– Экономка, вдова. Откуда у нее такая стать, осанка? Видно, что она в жизни ни перед кем спины не сгибала… – он дал женщине подписать показания. Мадам Дельпи усмехнулась:

– У вас неграмотная машинистка, месье комендант. Она плохо знает французский язык… – Барбье заставил себя не краснеть. Показания экономки он печатал сам.

Машина вышла из Льежа рано утром. У мадам Дельпи были нежные, немного припухшие глаза. Из-под серой шляпки, на маленькое ухо, спускалась золотистая прядь. Элиза не обращала внимания на Барбье:

– Меня никто не выдаст… – она даже не поворачивала головы, к эсэсовцу, – никогда. Виллем позаботится о Маргарите, о малышах Эстер. О чем я? – Элиза, быстро, незаметно, улыбнулась:

– Эмилю сообщили о моем аресте. Он меня освободит, обязательно… – Элиза вспомнила свою довоенную книгу:

– Когда все закончится, я напишу еще одну… – решила женщина, – о войне, о Сопротивлении. О том, что герои могут стать предателями, а обыкновенные люди, героями… – Элиза долго не могла поверить, что мягкий, тихий доктор Гольдберг, пеленавший Маргариту, и неуловимый Монах, один и тот же человек. Эмиль, однажды, сказал: