Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури

– Оправдывает свой эгоизм Торой, – разозлилась Эстер, – как будто религия его когда-то интересовала. Видимо, Джон себя не уважает… – она, едва заметно, улыбнулась, – и Эмиль тоже… – Монах не спрашивал у нее о бывшем муже. Он только однажды, ночью, обнял ее:

– Ты могла бы уехать к нам, в Арденны… – он затягивался папиросой, Эстер видела свое отражение в стеклах его очков, – у нас есть передатчик, но радиста мы потеряли. Стала бы радистом, врачом… – Гольдберг запнулся. Эстер забрала папиросу:

– Ты сам врач, и отличный. Я нужна в Польше, я знаю языки, меня ждут. И я тебя не люблю, Эмиль… – она помолчала: «Да и ты меня».

Гольдберг, задумавшись, тяжело вздохнул:

– Да. Ты права, – он, мимолетно, улыбнулся, – Звезда… он потушил окурок:

– Все равно, хочется тепла, даже сейчас… – она комкала в кулаке угол подушки, сдерживая стон:

– Иди, иди ко мне… – Эстер очнулась от голоса Иосифа: «Мне шоколадное мороженое и ванильное!»

Они стояли перед небольшой лавкой, на углу канала.

– Один шарик, – напомнил Иосифу младший брат. Мальчишка пожал плечами:

– Ты чихаешь. Значит, простужен. При простуде мороженое есть нельзя. Я съем твой шарик… – Шмуэль возмутился:

– Я один раз чихнул. Это сирень. Я всегда чихаю, когда она цветет… – Эстер расхохоталась:

– По два шарика каждому, милые мои. И шоколад… – Шмуэль показал брату язык, зазвенел колокольчик на двери лавки.

Они с Элизой встречались на мосту, через Принсенграхт. Отсюда были хорошо видны шпили церквей, Вестеркерк, по соседству с домом Кардозо, и Аудекерк, подальше. Эстер обернулась на бывший парк Кардозо:

– Когда здесь старый особняк стоял, из окон, еще лучше церкви можно было рассмотреть… – Гамен залаял, Эстер замерла. У особняка стояли черные машины. Наряд солдат, в серо-зеленой форме, охранял вход:

– Эстер… – раздался рядом испуганный голос Элизы, – что случилось… – какой-то мужчина, средних лет, быстро шел по набережной, к мосту.

– Господин Франк… – Маргарита засунула пальчик в рот:

– Почему машинки приехали, мама? Можно покататься?

Поставив девочку на мостовую, Эстер велела близнецам:

– Берите сестру, Гамена, и ждите за углом. На набережную не выходите… – мальчишки, молча, убежали. Серо-голубые глаза Элизы расширились:

– Господин Франк купил дом, по соседству, для конторы. Его дочка, Анна, с ребятишками сидит, когда я отлучаюсь. Хорошая девочка. Они евреи, из Германии, – добавила Элиза. Эстер и сама это услышала, по акценту Франка.

Он, запыхавшись, вытер пот со лба:

– Госпожа Кардозо… – Франк поклонился, – не надо вам домой идти. Господина профессора увезли. Гестапо обыскивает дом, подвал… – Эстер напомнила себе:

– Надо предупредить Джона, что передатчику больше верить нельзя. Потом, все потом. Сначала дети, Элиза… – женщина едва стояла на ногах. Эстер подхватила ее под локоть:

– Господин Франк, – спокойно сказала она, – вы можете узнать, в юденрате, что произошло? У вас есть знакомые?

Франк, непонимающе, кивнул:

– Да. Но с кем имею честь… – браунинг лежал в сумочке Эстер:

– В доме оружия нет, только передатчик. Наверняка, мамзер его нашел, и решил выслужиться, перед гестапо. Сказал, что я его оставила. Почему его арестовали? Допрашивать будут? Все потом, думай о детях… – она, требовательно, протянула руку:

– Неважно. Дайте визитную карточку, я завтра позвоню… – Франк, растерянно, повиновался. Сунув картонный квадратик в карман жакета, Эстер распорядилась: «Пошли». У Элизы подгибались ноги. Эстер почти тащила ее по набережной. Завернув за угол, она облегченно выдохнула. Мальчишки привязали Гамена к гранитной тумбе. Маргарита, сидя на камне, заинтересованно ковыряла в носу. Иосиф и Шмуэль прилипли к перилам канала. Дети плевали в воду. Элиза вздрогнула:

– Эстер… Давида арестовали… – большие глаза блестели, – у меня едва десять гульденов, в сумочке. Я не могу снять деньги со счета, без его разрешения… – она всхлипнула. Эстер, мрачно, сказала: «И почему я в таком не сомневалась?». Она встряхнула Элизу за плечи: «Соберись. Мы едем в Роттердам».

К двери кабинки междугороднего телефона, в почтовом отделении Спангена, стояла небольшая очередь. Репродуктор, над прилавком, играл танцевальную музыку.

Мелодия стихла, диктор сказал:

– Двадцать пятое июня, в Роттердаме полдень. Погода отменная. Июль, по прогнозам, ожидается жарким. Прослушайте последние известия. Войска вермахта находятся на подступах к Минску. Финляндия объявила войну СССР, начав боевые действия на Северном фронте. Немецкие дивизии вошли в Каунас и Вильнюс, и продвигаются к Риге… – за три дня танки вермахта миновали три сотни километров, отделявших Брест от Минска. Передовицы газет захлебывались славословиями военному гению фюрера, и доблести немецких солдат. Журналисты подсчитали, что если оборона большевиков будет ломаться с подобной скоростью, то через неделю танкисты увидят кремлевские звезды. Эстер поняла, что не хочет думать о происходящем сейчас в России:

– Войска бегут на восток… – она держала нагретую дыханием, бакелитовую трубку телефона, – они сдадут Москву, пусть не через неделю, но сдадут. Поднимут руки перед немцами, как сделали поляки, и остальная Европа… – ей хотелось, от всей души, ударить носком туфли по деревянной стене кабинки. Повесив трубку на рычаг, женщина спокойно расплатилась за четверть часа разговора с Амстердамом, с конторой компании «Опекта».

Уходя на почту, Эстер оставила Элизу с детьми в огороде. Поездка на медленном составе, в Роттердам, и маленькая квартира, на задворках канала, казалась малышам веселым приключением. Мальчишки побежали к воде, Гамен полез купаться. Эстер принесла с кухни эмалированный таз и дешевое мыло:

– Приведи в порядок одежду… – Элиза сгорбилась, сидя на скамейке, – сейчас жарко, она быстро высохнет… – Маргарита копошилась на грядке. Кудрявая, черноволосая голова поднялась:

– А где папа? – девочка вытерла измазанные землей ладошки о платьице: «Он сюда приедет?»

– Может быть, – Эстер заставила себя улыбнуться:

– Сорви петрушки для супа, милая… – Маргарита запыхтела, наклонившись над травой. Эстер зло сказала:

– Элиза, приди в себя! Завтра я пойду на почту и все узнаю. Надо стирать, надо готовить обед… – Эстер, в ожидании отъезда, не покупала провизии. Деньги у нее были, однако золото требовалось ей самой, в преддверии дороги через Германию, в Бреслау:

– В Польше обо мне позаботятся, – думала Эстер, – но до Польши надо добраться. И что делать с Элизой, с детьми? С Монахом я никак не свяжусь, а в Мон-Сен-Мартен их посылать опасно… – Эстер боялась, что дети тоже попали под распоряжение об аресте Давида.