Наум Лещинский - Старый кантонист

Фельд’егерь, который привез ужасный для меня приказ, наделал мне и в дальнейшем неприятностей и хлопот.

Перед фельд’егерем Николая трепетали не только смотрители почтовых станций, но и начальство. Он был личностью неприкосновенной. Его требования исполнялись, как царские требования. Перед ним все должно было расступаться. Он несся, как ураган, как вихрь. Особенный звон его колокольчиков оповещал о нем за несколько верст, и свежие лошади ждали его на каждой станции. Часто лошади, не выдерживая жестокой гонки, падали. Вид у него был свирепый и дикий, как у бесноватого. Он не говорил, а рычал и бил каждого, кто попадался ему под сердитую руку… Слово «фельд’егерь» звучало для всех, как слово «сатана». Станционные люди вздыхали с облегчением, когда это «бесовское навождение» наконец скрывалось с глаз.

Вот таким-то манером и прибыл фельд’егерь в Бахмут. Ямщик, благообразный старик с большой седой бородой, недостаточно скоро выскочил ему навстречу. Он налетел на старика и стал избивать его. Откупщик станций Исаевич, горячий человек, увидя это, выскочил из конторы и, бросившись на помощь старику, ударил фельд’егеря.

— Как ты смеешь бить старика! — закричал он. — Ты щенок против него!

Фельд’егерь ускакал.

А несколько дней спустя Исаевича куда-то увезли в черной карете…

Всполошился весь город, начались ходатайства, отправились хлопотать в Петербург. Исаевич был уважаемый и влиятельный человек. Его любили рабочие, бедный люд, которому он никогда не отказывал в помощи. Но это обстоятельство ему только вредило. Кроме того он был еврей.

— Эта штука, брат, не тово… неказистая, сказал повар, — одначе, для эдакого человека надо постараться.

В союзе с экономкой мы помаленьку принялись обрабатывать Асмодея. Когда он был достаточно подготовлен, я, выдав себя за родственника Исаевича, обратился прямо с просьбой…

Полковник вначале отказывался. Потом уступил:

— Ладно, — сказал он, — сделаю для тебя.

Он написал письмо своему родственнику, служившему в Петербурге при дворе, и отдал мне. Я передал это письмо семье Исаевича, и сейчас же сын его отправился с ним в Петербург. Таким образом я ближе познакомился с семьей Исаевича и стал часто бывать у них в доме. Племянница Исаевича, семнадцатилетняя голубоглазая красавица, сирота, с роскошной черной косой, пленила мое сердце.

Я сделал предложение. Оно было принято. И я стал родственником Исаевича.

Его удалось спасти от казни, но в остроге он просидел очень долго. Семья его оставалась без всяких средств.

Прутья.

Асмодей — дьявол.