Владимир Богораз - Чукотскіе разсказы [Старая орфография]

Но Тенантумгинъ не далъ ему даже осмотрѣться въ этомъ новомъ состояніи, схватилъ его когтями и понесъ вверхъ. Они летѣли быстрѣе дикихъ гусей, перенесшихъ героя сказки Айваналина черезъ широкое море, легче пушинки, восходящей вверхъ на крыльяхъ отвѣснаго вихря, бѣгущаго со скалы на скалу. Эуннэкай въ ужасѣ закрылъ глаза и старался не слушать даже быстраго трепетанія крыльевъ, направлявшихъ кверху безостановочный полетъ.

Когда онъ открылъ глаза, они уже были подъ самымъ небомъ. Мимо нихъ мелькали разные жители небесныхъ пространствъ;, на которыхъ Эуннэкай столько разъ смотрѣлъ бывало снизу въ ясныя зимнія ночи, дивуясь тому, что они вѣчно ходятъ тамъ, въ вышинѣ, и ни одному изъ нихъ не придетъ въ голову хоть на минуту спуститься на землю. Шесть пращниковъ (6 звѣздъ Большой Медвѣдицы) вели ожесточенный бой, осыпая другъ друга градомъ камней, а рядомъ съ ними Бурая лисица усердно грызла оленій рогъ, даже не поднимая головы, чтобы взглянуть на битву (7-ая звѣзда Большой Медвѣдицы). Стрѣлокъ (Оріонъ) напрягалъ лукъ, а Толпа женщинъ загородились сѣтями, чтобы защититься отъ его губительныхъ стрѣлъ (Плеяды). Широкій Песчаный потокъ лежалъ поперекъ всего неба (млечный путь). Множество мелкихъ и крупныхъ оленей тихо бродили по его островамъ. Дальше Большеголовые братья ѣхали на своихъ высокихъ пряговыхъ быкахъ (Вега и Арктуръ). Дѣвичья толпа ожидала прихода жениховъ, Охотники за Лосями проворно скользили на лыжахъ. Много было другихъ, именъ которыхъ не зналъ Эуннэкай.

Только Воткнутый Колъ , тотъ, который вѣчно пребываетъ на мѣстѣ (Полярная Звѣзда), сверкалъ надъ головой въ недосягаемой вышинѣ.

Достигнувъ неба, воронъ мигомъ отыскалъ въ немъ дыру, прямо подъ ногами Воткнутаго и, юркнувъ въ нее, продолжалъ подниматься выше. Эуннэкай увидѣлъ въ вышинѣ другое небо, очи котораго были отличны отъ земныхъ созвѣздій, издавна знакомыхъ ему. Только Воткнутый, который вѣчно пребываетъ въ покоѣ, сверкалъ такъ же высоко надъ головой. Онъ посмотрѣлъ внизъ. Прямо подъ нимъ разстилалась черная равнина, убѣгавшая съ каждой минутой въ неизмѣримую бездну, но еще близкая, на которой его острый взглядъ, несмотря на темноту, различалъ смутныя очертанія горъ и широкія пятна лѣсовъ, прорѣзанныхъ свѣтлыми полосками бѣгущихъ водъ. Безъ сомнѣнія, то была вторая земля, составляющая, какъ извѣстно, изнанку перваго неба, находящагося надъ головой людей. Воронъ продолжалъ подниматься вверхъ, прямо къ подножію Воткнутаго. «Въ свой домъ летитъ!» — подумалъ Эуннэкай, и на мгновеніе ему представился высокій утесъ изъ встающаго льда, сверкающій, какъ солнце, въ которомъ выдолблено жилище Тенантумгина, а рядомъ воткнутъ остроконечный колъ, украшенный звѣздой. Между тѣмъ воронъ уже достигъ второго неба и безъ труда отыскавъ въ немъ такую же дыру и на томъ же мѣстѣ, нырнулъ въ нее и одновременно миновалъ второе небо и третью землю, составляющую его изнанку, продолжая свое восхожденіе. Когда всѣ шесть небесъ, висящихъ одно надъ другимъ, были оставлены внизу, Эуннэкаю пришлось претерпѣть жестокое разочарованіе. Пролетѣвъ всѣ небеса, воронъ, вмѣсто Воткнутаго, повернулъ въ сторону и, замедливъ полетъ, тихо поплылъ надъ какой-то мрачной страной, ровной и пустынной, какъ ледяная грудь моря, и густо занесенной сугробами чернаго снѣга, опускаясь все ниже и ниже. Мѣстами изъ снѣга торчали какіе-то короткіе сучья. Но, всматриваясь поближе, Эуннэкай различалъ, что это человѣческія кости, погребенныя подъ снѣгомъ въ самыхъ различныхъ положеніяхъ. Они летѣли такъ низко, что чуть не задѣвали за эти кости; костлявыя руки протягивали къ нимъ свои непомѣрно длинные пальцы, похожіе на когти. Если бы воронъ выронилъ Эуннэкая и предоставилъ ему упасть внизъ, онѣ выражали готовность тотчасъ же подхватить его маленькое существо, какъ раненаго птенца куропатки, и сдѣлать его собственной добычей. Пустые глаза череповъ смотрѣли на Эуннэкая своимъ таинственнымъ взоромъ, скрытымъ въ глубинѣ внутренней темноты. Беззубые рты разѣвались широко навстрѣчу, подстерегая малѣйшую оплошность ворона, чтобы подхватить и проглотить Эуннэкая.

— Хорошо, что я такой маленькій! — подумалъ онъ. — Былъ бы попрежнему, кто-нибудь непремѣнно поймалъ бы за ногу!

Онъ поднялъ вверхъ голову, чтобы не видѣть ужасныхъ костей, и чуть не крикнулъ Тенантумгину, чтобы тотъ держалъ его крѣпче. Но вдругъ онъ замѣтилъ, что то былъ совсѣмъ не Тенантумгинъ. Воронъ превратился въ безобразное чудовище со странными крыльями, какъ будто тонкая нерпичья шкура была широко натянута на основу изъ китоваго уса. У чудовища были четыре лапы, похожія на нерпичьи ласты. Переднія, которыми оно держало Эуннэкая, всецѣло состояли изъ длинныхъ желѣзныхъ когтей, изогнутыхъ, какъ «черуна», и выходившихъ изъ самой груди. Заднія были вытянуты вмѣстѣ и поворачивались изъ стороны въ сторону, замѣняя отсутствующій хвостъ. Эуннэкай узналъ лицо, блѣдное, какъ у мертвеца, незрячіе глаза, широкій ротъ съ двумя длинными клыками, торчавшими, какъ у моржа.

Это Кэля! — подумалъ онъ въ ужасѣ. — Поглотитель душъ! Принесетъ въ логовище и съѣстъ!..

Эуннэкай хотѣлъ закричать отъ ужаса, но голосъ остановился у него въ горлѣ. Кэля подлетѣлъ къ высокому черному шатру, стоявшему среди пустыни, и проникъ въ него, увлекая съ собой свою маленькую жертву. «Конецъ», — подумалъ Эуннэкай и опять закрылъ глаза.

Но Кэля, должно быть, еще не былъ голоденъ. Вмѣсто того, чтобы тотчасъ же растерзать Эуннэкая, онъ ограничился тѣмъ, что внесъ его въ пологъ, стоявшій у задней стѣны шатра. Сильный свѣтъ внезапно проникъ сквозь закрытыя вѣки Эуннэкая, и онъ невольно открылъ глаза. Въ пологѣ было свѣтло, какъ днемъ. Стѣны его были сдѣланы изъ гладкаго желѣза и блестѣли какъ лезвія топоровъ, привозимыхъ морскими бородачами на высокихъ огненныхъ судахъ. Не видно было ни входа, ни выхода. Кэля проникъ неизвѣстно откуда, и отверстіе, пропустившее его, тотчасъ-же закрылось. У задней стѣны полога горѣла большая лейка. Свѣтлое пламя бѣлаго костнаго жира поднималось яркими языками на краю широкой желѣзной сковороды, наклоненной на одинъ бокъ, для того, чтобы растопленный жиръ лучше стекалъ къ свѣтильнѣ. Кэля положилъ Эуннэкая на противоположный край, свободный отъ бѣлыхъ пластовъ жира, и усѣлся въ углу полога, повидимому намѣреваясь отдохнуть отъ утомительнаго путешествія. Эуннэкай то же чувствовалъ смертельную усталость и лежалъ безъ движенія на сковородѣ. Какое-то крошечное существо, которое онъ сначала принялъ за деревянную заправку лейки, поднялось съ противоположнаго края сковороды, гдѣ оно сидѣло на желѣзной выемкѣ, у самого пламени, и, подойдя къ Эуннэкаю толкнуло его маленькой ножкой, не больше деревянной спички. Впрочемъ Эуннэкай и самъ былъ не больше этого маленькаго человѣчка. Эуннэкай присмотрѣлся къ подошедшему. Маленькое тѣльце его, обтянутое коричневой кожей, сморщившейся въ крошечныя складки, имѣло чрезвычайно странный видъ. Оно было засушено до самой послѣдней степени, напоминая осколокъ ламутской горчи (сушеное мясо), провисѣвшей подъ солнцемъ и вѣтромъ цѣлое лѣто. На немъ повсюду виднѣлись глубокіе изъяны, даже просто дыры, сквозь которыя можно было видѣть переливы свѣтлаго пламени, часть котораго онъ заслонялъ своей спиной. Уцѣлѣвшія части напоминали высушенную пленку, и были такъ тонки, что также свѣтились насквозь, пропуская яркіе лучи. На головѣ его не было ни одного волоса, маленькое личико съежилось, какъ зерно кедроваго орѣха, обожженное огнемъ. Эуннэкай въ первый разъ видѣлъ такое странное существо. Тѣмъ не менѣе ему показалось что-то знакомое въ этой жалкой, скрюченной фигуркѣ.