Владимир Богораз - Чукотскіе разсказы [Старая орфография]

Еще одна живая душа оставалась на стойбищѣ. Изъ подъ полы задняго шатра выползла женщина и поползла на четверенькахъ по направленію къ оленямъ; то была Илинеутъ младшая жена Рультувіи, которой было всего 18 лѣтъ и которая ходила въ послѣднемъ мѣсяцѣ беременности. Она была взята старикомъ изъ бѣдной семьи подчиненныхъ «сосѣдей по стойбищу» для того, чтобъ служить рабыней старой Рультынѣ, и вся ея жизнь протекла въ непрерывной работѣ, не рѣдко отнимавшей даже сонъ ночью. Послѣ того, какъ она забеременѣла, жизнь ея стала легче, и въ послѣдній мѣсяцъ ее уже не заставляли перетаскивать тяжелые мѣховые шатры и нагруженныя сани. Но на Лебединомъ озерѣ, когда одна женщина за другой выбывали изъ числа живыхъ, ей снова пришлось надѣть прежнюю лямку. Въ послѣдніе три дня она до того измучилась, что послѣ смерти Рультувіи заползла въ задній шатеръ и легла на шкурахъ, слишкомъ слабая, для того, чтобы думать о бѣгствѣ. Духъ заразы, пролетѣвъ мимо нея, повидимому, все-таки задѣлъ ее мимоходомъ. Три дня она пролежала въ шатрѣ, подавленная сномъ, и за все это время пробуждалась только дважды, чтобы утолить жажду осколками льду, сохранившимися въ ледовомъ мѣшкѣ. Нѣсколько крохъ сушенаго мяса, сохранившихся въ одной изъ сумъ, служили ей пищей.

Сегодня она проснулась съ утра, чувствуя себя немного лучше. Первая ея мысль была о бѣгствѣ. Оставаться въ этомъ царствѣ мертвыхъ было слишкомъ страшно; кромѣ того она чувствовала, что время родовъ близко и что если она не доберется къ людямъ, то неминуемо погибнетъ вмѣстѣ съ ребенкомъ.

Подняться на ноги она не имѣла силы и ползла, какъ зашибленная собака, опираясь руками въ землю и то-и-дѣло увязая въ снѣгу. Она со страхомъ думала, удастся ли ей поймать хоть одного оленя. Если бы они оказались пугливыми, она была лишена средствъ покинуть стойбище. Къ счастью, ближайшій олень не только не обнаружилъ пугливости, но даже остановился, разглядывая молодую женщину. Илинеутъ облегченно вздохнула. Это былъ ея собственный «приданный» быкъ, старый и смирный, какъ русская корова. Онъ былъ въ недоуздкѣ, и размотавшійся поводъ волочился по землѣ. Илинеутъ схватилась за конецъ повода и подтянулась къ оленю. Тѣмъ не менѣе, прошло около получасу, пока она успѣла наложить на оленя немудреную чукотскую упряжь. О другомъ оленѣ она даже не подумала; по временамъ она останавливалась и плакала отъ слабости и разстройства.

Наконецъ молодая женщина усѣлась на нарту и слабымъ голосомъ понукнула оленя; олень побѣжалъ крупной рысью по плотно утоптанной дорогѣ, которая, повидимому, должна была вести на чье-нибудь стойбище. Въ это зловѣщее время сосѣди чуждались сосѣдей и люди на стойбищѣ Рультувіи не имѣли никакого понятія о томъ, кто живетъ вблизи.

Черезъ часъ олень вытянулъ голову и сталъ втягивать воздухъ. На него нанесло дымомъ отъ костра. Отдаленный лай собакъ, которымъ онѣ обыкновенно привѣтствуютъ приближеніе чужихъ оленей, возвѣстилъ о стойбищѣ. Илинеутъ передернула возжами, желая заставить оленя бѣжать быстрѣе.

— Стой!

На поворотѣ дороги стоялъ человѣкъ съ ружьемъ въ рукахъ. Онъ выставилъ впередъ дуло и цѣлился прямо въ подъѣзжавшую женщину.

Илинеутъ онѣмѣла отъ изумленія и страха и не имѣла силы натянуть возжи. Олень продолжалъ бѣжать по прежнему.

— Стой, — или я убью тебя!

Женщина все еще не поднимала рукъ съ надѣтыми на нихъ петлями возжей, но старый быкъ, видя направленное на него дуло, остановился самъ.

— Кто ты? — закричалъ издали человѣкъ съ ружьемъ.

— Иленеутъ, жена Рулътувіи!

— Что у васъ?

— Смерть!

— А ты какъ живешь? — спросилъ человѣкъ.

— Живу!.. — отвѣтила Илинеутъ просто. Она сама изумлялась теперь тому, что она еще живетъ.

— Зачѣмъ ты лѣзешь къ живымъ, ты неубитая? — закричалъ человѣкъ. — Иди назадъ. Уйди къ своимъ мертвецамъ, бѣглая тварь! Удавись, заколись, не показывай своего лица живущимъ! Уйди, будь ты проклята!

Онъ кричалъ, какъ въ изступленіи. На его стойбищѣ еще не было ни одного случая смерти и въ этой уединенной глуши, куда люди совсѣмъ перестали заглядывать, онъ разсчитывалъ отсидѣться, какъ въ крѣпости; эта зачумленная гостья выводила его изъ себя и онъ нѣсколько разъ чувствовалъ искушеніе покончить переговоры, спустивъ курокъ. Вѣтеръ на счастье тянулъ отъ стойбища и не приносилъ къ нему зараженнаго дыханія.

— Будь ты проклята, уйди — крикнулъ онъ еще разъ, видя, что Илинеутъ не двигается, и угрожающе вскинулъ ружье.

— Я беременна! — сказала женщина.

Человѣкъ остановился, какъ будто колеблясь. Забота о маленькихъ дѣтяхъ вошла въ плоть и кровь жителей тундры.

— Не надо! — сказалъ онъ наконецъ. — Да будетъ выкупомъ за моихъ птенчиковъ!.. Уѣзжай.

Илинеутъ дернула лѣвой возжей и поворотила оленя. Ей не оставалось ничего болѣе, какъ ѣхать назадъ къ мертвецамъ. Страхъ ея прошелъ. Живые люди разсматривали ее, какъ добычу заразы, какъ бѣглую жертву Духа болѣзни, и она сама стала разсматривать себя, какъ отрѣшенную отъ жизни. Голова ея кружилась отъ голода и слабости. Временами она теряла сознаніе дѣйствительности и ей казалось, что она ѣдетъ по вѣчно туманной пустынѣ, окружающей загробное царство мертвыхъ. Тундра, подернутая сѣрой дымкой, ничѣмъ не нарушала этого впечатлѣнія. Верхушки шатровъ Рультувіи вынырнули изъ подъ земли, какъ корабельныя мачты среди моря, но вѣдь тамъ было настоящее царство смерти.

Черезъ часъ олень остановился у ближайшаго шатра. Илинеутъ спустила ноги съ нарты и сдѣлала попытку подняться, но тотчасъ же со стономъ повалилась на землю. Острая боль возвратила ее къ дѣйствительности. Время ея пришло. Она была одна среди мертвецовъ, безъ пищи, безъ дровъ, чтобы натаять воды, окруженная заразой, лицомъ къ лицу съ новою мучительною болью, возвѣщавшей о наступленіи событія, въ которомъ она не имѣла никакой опытности и послѣ котораго должна была сдѣлаться безпомощной, какъ новорожденный младенецъ.

Черезъ минуту боль утихла. Мысль о младенцѣ, который имѣлъ родиться, придала ей бодрости. Нужно было что-нибудь сдѣлать и какъ можно скорѣе. Она поднялась на колѣни и посмотрѣла кругомъ. Олень, смирно стоявшій у входа въ шатеръ, бросился ей въ глаза. Въ немъ заключалась пища и питье одновременно. Она подобрала возжи, лежавшія на землѣ и привязала ихъ къ завязкамъ шатра, потомъ повернулась къ санямъ и вынула большой ножъ изъ чехла, подвязаннаго къ ихъ спинкѣ. Ходить, все-таки, она не могла и поползла попрежнему на колѣняхъ, добираясь кругомъ нарты къ лѣвому боку оленя, который съ дружелюбнымъ храпомъ повернулъ голову ей на встрѣчу. Придерживаясь за его шерсть, она, наконецъ, поднялась на ноги и схватилась за его холку, чтобы не упасть; потомъ продолжая придерживаться лѣвой рукой, правой наставила ножъ на обычномъ мѣстѣ противъ сердца. На минуту въ ея душѣ шевельнулось сожалѣніе: этого оленя она выкормила теленкомъ, и онъ прибѣгалъ на ея зовъ и пилъ изъ руки.