Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ шестой. За океаномъ [Старая орфография]

Неясныя желанія, которыя день за днемъ складывались въ его душѣ, сразу пріобрѣли опредѣленную форму.

«Что тутъ перебирать? — думалъ онъ просто и почти грубо. — Вотъ возьму Катерину, поѣдемъ на Западъ, заведемъ ферму… скотъ, своя земля… Нарожаемъ дѣтей, врастемъ въ землю, вотъ какъ эти кусты, корни пустимъ, въ сѣмя уйдемъ!».

— Катя! — сказалъ онъ смѣло и просто, пододвигаясь къ дѣвушкѣ, какъ будто для того, чтобы обчистить поперечную вѣтвь. — Знаешь что, поѣдемъ со мной на Западъ!

— Н-ну тебя, — сказала Катерина, улыбаясь. — Ты еще завезешь да бросишь!

— Зачѣмъ я брошу? — сказалъ Вихницкій, чрезвычайно довольный, что разговоръ принимаетъ такую ясную форму.

Катерина опять нагнулась и протянула свои руки мимо него. Тогда онъ въ свою очередь протянулъ руку и поймалъ ее за станъ тѣмъ жестомъ, какой онъ двадцать разъ видѣлъ въ обращеніи между фабричными парнями и дѣвушками въ Ноксвилѣ и другихъ мѣстахъ.

Катерина ловко увернулась и такъ сильно толкнула его локтемъ въ бокъ, что онъ невольно отскочилъ и ударился плечомъ объ угловатую тычину палисадника.

— Не трожь! — сказала она предостерегающимъ тономъ.

— Что, видно жжется? — прибавила она съ насмѣшкой, видя, какъ Вихницкій потираетъ себѣ ушибленное мѣсто. — Не вороши, когда руки не хороши!

Юноша внезапно бросилъ ножъ и схватилъ дѣвушку за обѣ руки; какъ бываетъ со всѣми застѣнчивыми людьми, его охватила ни съ чѣмъ несообразная смѣлость, и онъ сталъ изо всѣхъ силъ притягивать дѣвушку въ свои объятія.

— Отстань, безумный! — сказала Катерина. — Видишь, мальчишки смотрятъ.

Ея правая кисть, сжатая въ лѣвой рукѣ Вихницкаго, продолжала держать рѣзакъ.

— Смотри, обрѣжу! — сказала она, усиливаясь вырвать руки. На половину наполненная корзина, которая висѣла у дѣвушки на локтѣ, съѣхала внизъ и больно ударила ее дужкой по пальцамъ.

Катерина, наконецъ, разсердилась.

— Охальникъ! — крикнула она, нахмуривъ брови. — Пусти!

Опасаясь порѣзаться въ борьбѣ, она выпустила ножъ и съ такой силой дернула свои руки, что корзина съ виноградомъ отлетѣла впередъ и попала ребромъ прямо въ лицо Вихницкому.

Кисти винограда вылетѣли и разлетѣлись по землѣ. Предпріимчивость Вихницкаго исчезла такъ же внезапно, какъ и явилась. Онъ остался растерянно стоять на мѣстѣ, чувствуя на своемъ лицѣ ударъ корзины, какъ пощечину. Смущеніе его было такъ очевидно, что сердце Катерины тотчасъ же прошло.

— Охъ, ты Микита, распахни рукава! — сказала она, нагибаясь и торопливо принимаясь собирать виноградъ въ корзину.

— Самъ съ аршинъ, а лѣзешь на старшинъ!

Корзина Вихницкаго попалась ей по дорогѣ, и она проворно отбросила ее подъ ноги молодому человѣку.

Вихницкій тоже нагнулся, подобралъ свою корзину и рѣзакъ и, не говоря ни слова, ушелъ на другой конецъ виноградника. Его сторона аллеи была очищена, и въ этомъ углу больше не было работы на двоихъ.

Другіе рѣзчики постепенно приближались, двигаясь каждый вдоль особой аллеи шпалеръ, и чтобы найти себѣ мѣсто, ему пришлось отойти на лѣвый конецъ виноградника, гдѣ собирались наиболѣе отставшія работницы.

Теперь на полѣ было очень жарко. Фабричныя дѣвушки устали, непривычная тяжесть корзины давила имъ руки, необходимость постоянно нагибаться и ползать вокругъ кустовъ успѣла натрудить имъ спину. И имъ казалось теперь, что работа у машинъ, гдѣ онѣ могли спокойно сидѣть на стулѣ, въ прохладѣ закрытаго помѣщенія, въ десять разъ пріятнѣе и легче.

Вихницкій опять попалъ въ одну аллею съ знакомой дѣвушкой, дочерью того самаго домохозяина, у котораго онъ снималъ квартиру. Онъ невольно сталъ сравнивать ее съ Катериной. Она работала медленно и съ неловкими движеніями. Лицо ея было все въ поту, и узкое городское платье завилось вокругъ ея длиннаго тѣла, какъ неудобная простыня, спутывая ея движенія.

Вихницкій тоже работалъ медленно и старался держаться наравнѣ съ дѣвушкой.

— Тяжелая работа! — сказала она, мотнувъ головой, чтобы отбросить назадъ свои выбившіяся косы.

— Не человѣку годится, а скоту. Оттого мужики такъ похожи на скотъ! — прибавила она съ исконнымъ презрѣніемъ, которое городская мышь чувствуетъ къ деревенской.

— Можетъ, мы сами не годимся! — возразилъ Вихницкій угрюмо.

Свѣтлая кофта дѣвушки была вся испачкана темными пятнами отъ раздавленныхъ ягодъ, какъ будто она побывала въ точилѣ, и онъ опять сравнилъ ее съ Катериной, которая даже въ борьбѣ съ нимъ сохранила незапятнанной свою бѣлую кирсетку.

— Ну вотъ! — возразила дѣвушка. — Всякій скажетъ, что это хамская работа. И я-то дура, что пошла работать въ праздникъ! — прибавила она недовольно.

Вихницкій умышленно отсталъ и, наконецъ очутился на самомъ краю рабочаго отряда. Здѣсь онъ увидѣлъ Баскину, которая шла сзади всѣхъ вмѣстѣ съ двумя дѣвочками-подростками, у которыхъ не было силы, чтобы работать наравнѣ со старшими. Онѣ собирали такъ мало, что телѣга не подъѣзжала къ нимъ близко, и имъ приходилось дѣлать долгія путешествія для каждой корзины. Когда Вихницкій подошелъ, Баскина именно относила виноградъ къ телѣгѣ. Корзина была несоразмѣрно велика, и она наклала ее до верху, чтобы съэкономить лишнее путешествіе. Теперь она тащила ее обѣими руками, какъ прачка, которая волочитъ корзину съ мокрымъ бѣльемъ.

На полдорогѣ она остановилась, поставила корзину на землю и закашлялась.

Вихницкій взялъ ея корзину и отнесъ къ мѣсту назначенія.

— Thank you! (Благодарю васъ!) — сказала она, съ благодарностью взглядывая ему въ глаза.

— Ваша корзина слишкомъ велика! — сказалъ Вихницкій, возвращаясь. — Не накладывайте ее такъ полно!

— I will not do it again! (Больше не буду!) — сказала дѣвушка опять по-англійски, заикаясь и припоминая слова, однако, въ концѣ концовъ ея фраза вышла совершенно правильной.

— А вы уже по-англійски заговорили? — не безъ удивленія сказалъ Вихницкій. — Такъ скоро!

— Учусь! — сказала дѣвушка съ блѣдной улыбкой. — Другихъ вѣдь учила, себя самое легче научить!

Вихницкій сталъ работать рядомъ съ дѣвушкой, искоса наблюдая за ней и снова непроизвольно сравнивая ее съ Катериной. Она была тщедушна и работала такъ же неловко, какъ и другія фабричныя дѣвушки, но черты лица ея были тоньше, чѣмъ у крестьянки. У ней была такая же густая коса, какъ у Катерины, и большой пунцовый бантъ, кокетливо завязанный на темени, ярко оттѣнялъ черный блескъ ея волосъ и матовую бѣлизну ея лица, правильно очерченнаго и похожаго на старую гравюру или на статую изъ слоновой кости.

— А что вы еще сдѣлали, — спросилъ Вихницкій, — съ тѣхъ поръ, какъ я видѣлъ васъ?

— А еще стала класть деньги въ банкъ, на школьный фондъ! — сказала дѣвушка. Тонъ ея голоса былъ шутливъ, но въ глазахъ свѣтилась настойчивость, наивная и непреклонная, которая довела ее до Америки, и потомъ помогла найти себѣ работу въ Ноксвилѣ.