Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ шестой. За океаномъ [Старая орфография]

Публика оглушительно захлопала и заволновалась. Одинъ веселый ирландецъ даже взобрался по колесу на помостъ телѣги и тоже хотѣлъ сказать рѣчь. Но онъ былъ такъ пьянъ, что можно было опасаться, что онъ упадетъ внизъ. Члены комитета, недолго думая, утащили его въ глубину телѣги и полушутя повалили его на скамью сидѣнья. Ирландецъ брыкался и старался вырваться, но одинъ изъ членовъ комитета, высокій и тяжелый, безъ церемоніи усѣлся къ нему на брюхо. Толпа стала рукоплескать.

Прежній ораторъ снова вышелъ впередъ.

— Сограждане! — началъ онъ. — Теперь уже не рано, и вы, должно быть, устали!.. Сдѣлайте намъ милость, раздѣлитесь на двѣ партіи, одна пусть зайдетъ къ Сулливану, тутъ на углу, — онъ показалъ рукой черезъ дорогу на свѣтлыя двери кабака, сіявшія разноцвѣтными стеклами и электрическими рожками, — а другая пусть пойдетъ къ Кассиди! — Ораторъ показалъ рукой прямо по улицѣ. — И выпейте всѣ за здоровье нашего молодого друга и представителя Джо Пи Киго!

— Браво! — кричала толпа. — Ура, Киго!

Двѣ партіи поспѣшно стали формироваться и расходиться въ стороны. Ирландецъ, воспользовавшись оплошностью своихъ стражей, опять выскочилъ на подмостки и тоже протянулъ руку впередъ.

— Сограждане! — началъ онъ хриплымъ басомъ и отважно сдѣлалъ еще шагъ впередъ, въ пустое пространство.

Десятки рукъ подхватили его и стащили внизъ.

— Полно тебѣ, Патъ! — говорилъ одинъ тощій и высокій молодецъ въ измятомъ котелкѣ и куцомъ пиджакѣ съ очень короткими рукавами, откуда торчали костлявыя и длинныя руки, какъ у огороднаго пугала. — Пойдемъ лучше къ Сулливану!

Вихницкому опять стало противно. Онъ читалъ въ газетахъ, что избирательная кампанія на этотъ разъ отличалась свирѣпымъ воодушевленіемъ и вызвала наружу все пламя политическихъ страстей, наполняющихъ Америку, но при личной встрѣчѣ подробности ея были все такъ же мелки и пошлы и только подтверждали все его отвращеніе къ этому міру. И ему захотѣлось уйти отъ этой толпы и увидѣть что-нибудь другое, иныхъ людей, менѣе претенціозныхъ, чѣмъ эти ирландскіе и нѣмецкіе пришельцы, которые такъ громко величали другъ друга гражданами и продавали свое первородство за кружку пива каждому негодяю, предлагающему торгъ. Онъ прошелъ по улицѣ влѣво, дошелъ до Девятой аллеи и сѣлъ въ вагонъ трамвая, который направлялся въ нижній городъ, по главной артеріи города, широкому и свѣтлому Бродвею.

Вагонъ былъ набитъ биткомъ. Пассажиры сидѣли, стояли и висѣли, схватившись за кожаные поручни, и маленькій кондукторъ съ трудомъ проталкивался въ толпѣ, постоянно выкрикивая свое: «Билеты, билеты!»

Машинистъ на передней площадкѣ то и дѣло поворачивалъ рычагъ влѣво, разгоняя бѣгъ тяжелыхъ чугунныхъ колесъ, и тотчасъ же вновь надавливалъ тормазъ, чтобы остановить вагонъ по первому требованію пассажира. Это былъ рядъ непрерывныхъ толчковъ, прыжковъ и остановокъ, исполняемыхъ съ несравненной точностью и проворствомъ и безъ потери лишней секунды времени.

Вихницкій не сталъ протискиваться въ вагонъ и остался стоять на площадкѣ, разсѣянно разглядывая давно знакомыя зданія. По мѣрѣ того, какъ вагонъ летѣлъ впередъ, широкая улица развертывалась все ярче и великолѣпнѣе. Огромныя электрическія вывѣски театровъ съ именами очередныхъ пьесъ тянулись непрерывно другъ за другомъ: «Критеріонъ», «Серебряный башмачокъ», «Четыре Когана», «Кникербокеръ», «Графъ изъ Павтукета».

Потомъ начался газетный рядъ. Въ зеркальныхъ окнахъ замелькали высокія колеса печатныхъ машинъ «Герольда», вѣчно привлекающихъ толпу любопытныхъ зрителей. Передъ «Американскимъ Журналомъ» сіялъ великолѣпный флагъ, составленный изъ электрическихъ рожковъ, красныхъ и зеленыхъ, которые мелькали и переливались, какъ настоящія звѣзды. Подальше, на черной стѣнѣ, загорались вычурныя литеры электрическихъ рекламъ. Онѣ выступали другъ за другомъ, какъ будто кто-нибудь писалъ по стѣнѣ огненнымъ пальцемъ, и потомъ снова пропадали, замѣняясь другими, еще болѣе яркими и вычурными. Вихницкому вспомнились огненныя слова, которыя исполинская рука нѣкогда написала на стѣнѣ передъ Валтасаромъ. Капиталистическая механика перещеголяла даже архангеловъ, но вмѣсто зловѣщаго предостереженія она объявляла о продажѣ Пирсова мыла и зубного порошка «Созодонть», а предостереженіе, если оно было, скрывалось молчаливо и грозно въ темнотѣ боковыхъ улицъ, наполненныхъ грязными домами и безчисленными притонами.

Въ полчаса Вихницкій уже отъѣхалъ шесть миль и достигъ улицы Грандъ, составлявшей главную торговую артерію еврейскаго квартала. Онъ вылѣзъ изъ вагона и пошелъ влѣво, безсознательно стараясь подальше уйти отъ ирландско-американскаго элемента. Толпа по улицамъ стала еще гуще. Всѣ магазины были открыты настежъ и наполнены покупателями, которые двигались взадъ и впередъ, какъ волны, и никакъ не могли насытить свою жадность и истощить свою покупательную силу. Вихницкій неторопливо шелъ впередъ и разсѣянно смотрѣлъ по сторонамъ. Характеръ толпы совершенно измѣнился. Ирландскія и англосаксонскія лица исчезли, и выраженіе глазъ, походка, жесты, рѣчь, все это было совсѣмъ иное, болѣе близкое сердцу Вихницкаго, нѣчто такое, съ чѣмъ онъ жилъ уже пятнадцать лѣтъ и отъ чего, во что бы то ни стало, теперь хотѣлъ оторваться. Это былъ тотъ же Ноксвиль, увеличенный въ триста разъ, дѣлающій хорошія «дѣла», безпокойный и самодовольный, готовый замучить на работѣ и себя и другихъ за лишній долларъ.

Теперь, впрочемъ, былъ часъ отдыха, и толпа вся высыпала на улицу. Эти безчисленные люди мало думали о выборахъ, они пользовались нѣсколькими свободными часами почти исключительно для того, чтобы забраться въ магазины, соблазнявшіе ихъ изъ недѣли въ недѣлю своими блестящими витринами, и промѣнять только что полученную плату на всѣ эти яркія, новыя, соблазнительныя вещи. Улица Грандъ была уже Бродвея, и передъ нѣкоторыми, болѣе крупными магазинами давка была такъ велика, что Вихницкому приходилось пережидать минуту или двѣ, пока потокъ нѣсколько схлынетъ. Разглядывая окружающихъ, онъ видѣлъ, что все это были люди мелкихъ доходовъ: ремесленники, фабричные, мелкіе приказчики, писцы.

Они торопились и суетились, счастливые тѣмъ, что изъ зрителей попали въ дѣйствующія лица этой промышленной сатурналіи и что у каждаго изъ нихъ звенитъ нѣсколько долларовъ въ карманѣ.

— Вотъ лучшая сторона Америки! — подумалъ Вихницкій. — Америка — это единственная въ мірѣ страна, гдѣ на долю рядовой человѣческой массы достается нѣкоторая часть матеріальныхъ благъ, кромѣ берлоги, хлѣба и дурмана, по вѣковому рецепту Стараго Свѣта.

Слѣдуя за движущимся потокомъ, онъ повернулъ по улицѣ Бовери, грязной и полузакрытой сверху помостомъ воздушной дороги. Мѣстами улица походила совсѣмъ на туннель, но обитатели привыкли и не обращали на это вниманія.