Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга [Старая орфография]

— Недавно въ клубѣ я заспорилъ съ русскимъ инженеромъ, коллегой, изъ истинно-русскихъ. Сталъ припирать его къ стѣнѣ. — «Зачѣмъ, говорю, это было нужно: лойяльный народъ превращать въ нелойяльный?» А онъ усмѣхнулся такой нехорошей усмѣшкой и говоритъ: «За то мы вамъ рыло наклеили». Вотъ ихъ политика. Армяшки, жиды, полячишки, чухна. Вездѣ враги, даже именъ человѣческихъ у нихъ нѣтъ для насъ. Было время, вся турецкая Арменія встала бы, какъ одинъ человѣкъ и потянула къ Россіи. Зачѣмъ вы пропустили и отбросили насъ? Въ исторіи нельзя отбрасывать. А теперь въ Турціи конституція, и въ турецкомъ парламентѣ будетъ больше армянскихъ депутатовъ, чѣмъ въ нашей третьей думѣ…

Въ исторіи нельзя отбрасывать…

Берегъ Чернаго моря однажды опустѣлъ и теперь снова заселяется. Рядомъ съ древней культурой возникаетъ новая, въ сосѣдствѣ съ туземцами являются пришельцы различныхъ племенъ съ юга и съ сѣвера. Абхазскіе поселки, армянскія плантаціи, греческія слободки, грузинскія мѣстечки, деревни русскихъ новоселовъ, дворянскія имѣнія, интеллигентныя колоніи, общинныя и полуобщинныя; образцы церковной колонизаціи въ духѣ святѣйшаго синода, казенные курорты въ стилѣ объединеннаго правительства, — все это существуетъ рядомъ и даже не мѣшаетъ другъ другу, ибо мѣста на побережьѣ еще довольно на всѣхъ.

Еропкинская Криница, дачное мѣсто Сочи, абхазскій Гудаутъ, благочестивый Новый Аѳонъ, чиновныя Гагры. Черезъ каждыя двадцать верстъ является новый соціологическій типъ. Я попытаюсь описать если не всѣ, то, по крайней мѣрѣ, хоть нѣкоторые.

Въ книгѣ «Абхазія и Ново-Аѳонскій монастырь», составленной архимандритомъ Леонидомъ, объ основаніи монастыря разсказано слѣдующее:

«Основанію обители предшествовало нѣсколько поистинѣ замѣчательныхъ знаменій… Мѣсто за рѣкою Псырстсхой принадлежало абхазцу-мусульманину Асану-Али. Въ одну ночь передъ разсвѣтомъ, въ сонномъ видѣніи, Асанъ-Али началъ сильно кричать, хватаясь за свои бока. Пришедъ въ себя, Асанъ объяснился такъ: „Когда я спалъ, явился ко мнѣ почтенный и видный собою старецъ съ посохомъ въ рукѣ и сказалъ: — Уходи отсюда со всѣмъ домомъ твоимъ. Мѣсто это назначено монахамъ. Они будутъ здѣсь жить и молиться Богу. — И когда я сталъ ему возражать, — продолжалъ Асанъ, — и заявлять права на собственное мое мѣсто, незнакомецъ началъ бить меня палкою по бокамъ такъ сильно, что я чувствую боль даже теперь“.

„…Мѣсто, гдѣ жилъ Асанъ, — сообщаетъ отецъ Леонидъ, — тогда не входило въ составъ монастырскаго надѣла. Но послѣ турецкой войны 1877—78 годовъ сновидѣніе Асана оправдалось. Мѣста подъ усадьбою его и его сосѣдей абхазцевъ, какъ ушедшихъ въ Турцію, всѣ отошли въ пользованіе монастыря“».

Таково первое чудо, связанное съ основаніемъ Ново-Аѳонскаго монастыря. Сомнѣваться въ его подлинности нѣтъ никакого основанія, ибо книга отца Леонида — изданіе офиціальное. Я получилъ ее изъ рукъ самого настоятеля, отца Іерона.

Такимъ образомъ, «незнакомецъ съ посохомъ» открываетъ собою монастырскую исторію. По мѣстному преданію, это былъ Святой Пантелеймонъ, во имя котораго заложенъ центральный соборъ обители.

Съ тѣхъ поръ минуло тридцать четыре года, и за это короткое время ново-аѳонскіе монахи поистинѣ совершили чудеса на каменныхъ утесахъ, покинутыхъ абхазцами. Они засадили ихъ кипарисами и пальмами, развели виноградники, построили церкви и дороги, вырыли пруды, устроили искусственный водопадъ и электрическую турбину, даже желѣзную дорогу провели наверху для перевозки каштановыхъ бревенъ.

Для характеристики этого огромнаго труда я могу привести и другую цитату, — изъ А. П. Чехова, Она записана въ монастырской книгѣ для пріѣзжающихъ гостей:

«Люди, покоряющіе Кавказъ любовью и просвѣтительнымъ подвигомъ, достойны большей чести, чѣмъ та, которую мы можемъ имъ воздать на словахъ».

«Незнакомецъ съ посохомъ» и просвѣтительный подвигъ, — въ жизни Ново-Аѳонскаго монастыря есть и то, и другое. Они существуютъ одновременно и, можно сказать, помогаютъ другъ другу.

На самой вершинѣ горы, въ развалинахъ старинной римской крѣпости устроена часовня съ иконой Божіей Матери. Дорога туда поднимается зигзагами. На полу-подъемѣ, подъ высокимъ деревомъ, стоитъ деревянная скамья. Оттуда открывается лучшій видъ на монастырскія владѣнія. Въ воскресный полдень мы сидѣли на этой скамьѣ и смотрѣли внизъ. Подъ нами стлались мягкіе склоны горы, покрытые зелеными лугами. Тамъ и сямъ стояли фруктовыя деревья, очень старыя, растущія свободно. Между деревьями мелькали монастырскіе школьники, сбивавшіе яблоки и груши. Школьниковъ этихъ двадцать. Всѣ они абхазскія сироты. И, такимъ образомъ, они имѣютъ двойное право собирать эти фрукты, растущіе на волѣ, ибо деревья были посажены еще въ домонастырское время ихъ собственными отцами и дѣдами…

Ниже лежалъ обширный четыреугольникъ, обрамленной стѣною кипарисовъ и усаженный маслинами. Масличныхъ деревьевъ было двѣнадцать тысячъ. Ихъ блеклая зелень сѣрѣла и кудрявилась, и кипарисы темнѣли кругомъ рѣзкіе, густо-зеленые. Дальше сверкали серебряно-стальные куполы шести монастырскихъ церквей, краснѣли крыши мастерскихъ, заводы, гостиницы, каменные бараки для богомольцевъ и рабочихъ. Вездѣ виднѣлись кресты, бѣлыя стѣны, строгая зелень. Все вмѣстѣ было, какъ каменный городъ и какъ новое кладбище, полное мягкой грусти и суровой строительной роскоши.

Мы спускались оттуда по большой кипарисной аллеѣ. Она простирается на версту и доходитъ до самаго берега. Мы шли не торопясь, и навстрѣчу намъ плыли звуки большого колокола, медленные, густые, отрывистые: дынъ, дынъ!.. Кипарисы тянулись вверхъ и хмурились, какъ монахи въ зеленыхъ мантіяхъ, и будто молились по-своему, безъ слова, безъ движенія. Предъ нами шли богомольцы и богомолки, такъ же медленно, группами и парами. Впереди всѣхъ шла, или вѣрнѣе ползла старуха изъ Воронежа, колченогая, сухорукая, темная, какъ мощи, сухая, какъ узловатое дерево. Отъ самаго Воронежа она приползла, не торопясь, пѣшей дорогою, какъ черная улитка. И вмѣстѣ съ ней пришли двѣ молодыя спутницы, соразмѣряя шагъ свой съ ея искалѣченной поступью…

Въ толщѣ стѣны монастырской бережно оставлено огромное старое дерево. Оно стоитъ одновременно внутри и снаружи. Половина тѣни его падаетъ во дворъ, половина на внѣшнюю тропу.

Этотъ прекрасный примѣръ бережливости къ старому на всемъ побережьѣ не нашелъ подражателей. Когда проводилось шоссе, господа инженеры скололи на щебень старинные долмены, остатокъ загадочной древности. Только одинъ уцѣлѣлъ, «Дідова Хата», подальше Геленджика.

Церкви монастырскія построены четырехугольникомъ. Противъ соборной паперти, прямо черезъ дворъ, двери трапезы. Стѣны трапезы разрисованы духовными картинами.