Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга [Старая орфография]

— Скажите, отецъ Тиверій, а за что вы получили золотую медаль?

Лицо отца Тиверія внезапно оживилось: — Вы говорите о той медали, которую я получилъ отъ Святѣйшаго Синода съ правомъ ношенія на Анненской лентѣ?

— Нѣтъ, батюшка, мы о сельско-хозяйственной выставкѣ.

Гости знали изъ путеводителя, что отецъ Тиверій получилъ на сельско-хозяйственной выставкѣ золотую медаль за образцы плодоводства.

Отецъ Тиверій покачалъ головой: — Что выставка, я ихъ много видалъ…

Понемногу мы разговорились. Отецъ Тиверій обнаружилъ въ области садоводства обширныя познанія и огромный опытъ. Къ нѣкоторому моему удивленію онъ относился къ собственнымъ успѣхамъ очень трезво и даже не безъ примѣси скептицизма.

— Здѣшній край — грунтовая теплица, — говорилъ онъ. — Море и высокія горы. Вѣчная влажность. Въ чемъ сухость нужна, то не можетъ развиться. Маслина, напримѣръ. Я насадилъ двѣнадцать тысячъ деревьевъ, а собралъ тысячу пудовъ маслинъ. Едва на посолку хватило, не то что на масло. При томъ же, думается мнѣ, здѣсь по берегу старинныя греческія поселенія, какъ же греки маслинъ не развели. Для нихъ маслина — это первое условіе. Около Гагровъ есть въ лѣсахъ одичалыя маслины, но только жалкія такія, скудныя. Онѣ въ счетъ не идутъ. Даже наши хваленые апельсины и лимоны съ годами водянѣютъ, вкусъ теряютъ. Вотъ мандарины японскіе — эти могутъ идти, въ какомъ хочешь мѣстѣ будутъ доходъ давать. Я насадилъ тоже тысячи четыре. Видѣли ихъ? На нихъ пріятно посмотрѣть…

Мандарины отца Тиверія были на заглядѣнье. Маленькіе, почти карликовые и до самой земли усыпанные плодами. Даже питомники и школы молодыхъ разсадокъ, вытянутые прямыми рядами и такіе веселые съ виду, дѣйствительно похожіе на школьниковъ, разсаженныхъ по партамъ, уже приносили плоды.

— Нашъ климатъ очень похожъ на японскій, — говорилъ отецъ Тиверій, — влажность и солнце. Оттого всякія декоративныя растенія удаются прекрасно; вѣчно-зеленые кустарники; зимніе и лѣтніе цвѣты. Вотъ посмотрите на эти желтыя розы «Маршалъ Ніель»…

Высокая бесѣдка, обвитая зеленью, была вся осыпана крупными желтыми цвѣтами. А снизу отходила шпалера другихъ розъ, мелкихъ и темнопурпуровыхъ, какъ кровь.

— Самыя нѣжныя пальмы у насъ преуспѣваютъ. Взгляните: Scaripha australis, по самому имени, южной породы. А она у насъ зимуетъ безъ всякой покрышки. Табакъ самый дорогой. Въ другихъ мѣстахъ такого и не найдешь. Овощи всякіе. Но съ фруктами опять хлопоты. Чужія породы не прививаются. Много паразитовъ, напримѣръ, на яблоки — кровяная тля. Зато могутъ прекрасно идти абхазскіе сорта, яблоки, груши, старинныя, на мѣстѣ вырощенныя, которыя прошли сквозь естественный подборъ и человѣческій выборъ.

Отецъ Тиверій сталъ вдаваться въ подробности, но меня интересовалъ вопросъ болѣе общій. Откуда отецъ садоводъ набрался мудрости? Гдѣ источникъ этихъ обширныхъ и точныхъ познаній?

— Скажите, отецъ Тиверій, — спросилъ я осторожно, — вы выписываете журналы по садоводству? — Лицо монастырскаго садовода внезапно измѣнилось. Губы его презрительно сморщились. Даже рѣчь стала другая, какая-то простонародная.

— Свѣтскіе журналы садоводства? Нѣтъ, не выписываю. На что? Въ Россіи пальмовъ нѣтъ, лимоновъ это, или цитроновъ. Напримѣръ, я сажаю, а они смотрятъ, да расписываютъ. На что мнѣ читать?

— Быть можетъ, изъ Италіи?..

— Какая Италія, — сказалъ отецъ Тиверій съ той же непонятной враждой. — Я былъ на старомъ Аѳонѣ. Тамъ обучался. Такая же Италія. На что мнѣ книги? Въ книгахъ добра нѣту. Я въ Палестину ѣздилъ. Въ Яффѣ видѣлъ сады апельсинные. Турки устроили тоже безъ книгъ, абы какъ, безъ всякаго порядка. А какъ родитъ… Не по-нашему. Солнце у нихъ, орошеніе старинное, воды сколько угодно, бѣжитъ по желобамъ. Сколько впитаетъ сама земля. Удобреніе — овечій пометъ…

— Что намъ наука, — закончилъ отецъ Тиверій. — Овечій пометъ — лучше всякой науки.

Онъ однако выговаривалъ правильно мудреныя латинскія названія. Этому, по крайней мѣрѣ, нельзя было научиться отъ турокъ.

— Скажите, отецъ Тиверій, — перешелъ я на другую тему, — у васъ есть въ сосѣдствѣ русскіе поселки?

— Какъ же, — сказалъ отецъ Тиверій, — вонъ за семь верстъ по тракту село Петропавловка. Еще Баклановка.

— Они перенимаютъ что-нибудь у васъ?

Отецъ Тиверій покачалъ головой.

— Зачѣмъ имъ перенимать? Они не займаются. У петропавловцевъ надѣлъ десять десятинъ на душу. Они занимаются сѣномъ. Греки, армяне, — они понимаютъ здѣшнее хозяйство, фрукты, табакъ. Вотъ я сдалъ армянамъ пять десятинъ яблокъ за семьсотъ пятьдесятъ рублей. А табакъ въ пять разъ доходнѣе. Русскій этого не понимаетъ. Русскій хочетъ рожь сѣять, а рожь приноситъ пятьдесятъ рублей съ десятины. Учиться не хочетъ. Зачѣмъ тутъ горы, — говоритъ, — Кавказская сбруя. Начальство не смотритъ. Какъ будто начальство должно имъ горы выпрямить…

Мы помолчали. — Вы бы хоть школу устроили, что ли, — сказалъ я.

— У насъ есть школа своя, — возразилъ отецъ Тиверій, — абхазскихъ сиротъ, для возвращенія къ Христу. Мы — монастырь.

— А развѣ русскихъ ребятишекъ вы не принимаете? — спросилъ я съ нѣкоторымъ удивленіемъ. Я вспомнилъ вчерашняго екатеринославскаго переселенца и его дѣтей, уцѣлѣвшихъ отъ муганской лихорадки.

— Позвольте вамъ сказать, — началъ отецъ Тиверій, съ той же рѣзкостью — къ намъ изъ Россіи приходятъ только босяки. Отчего же правительство не велитъ собрать всѣхъ бѣгающихъ дѣтей и учить ихъ ремеслу, чтобы они имѣли свой кусокъ хлѣба? Тогда бы они не ходили босячить по нашей землѣ. Приходится взять для иного билетъ на монастырскій счетъ, чтобы онъ только уѣхалъ…

Я ничего не сказалъ. Отецъ Тиверій, только что высмѣивавшій петропавловскихъ переселенцевъ, теперь выразилъ тоже упованіе на всесильное начальство.

— Или другіе монастыри отчего не дѣлаютъ? Развѣ только нашъ одинъ?..

— Вѣдь вы знаете, что дѣлаютъ другіе монастыри, — возразилъ я.

Отецъ Тиверій пожалъ плечами.

— А намъ что? Мы существуемъ для Царствія Небеснаго.

Я слышалъ то же самое утромъ отъ отца настоятеля. Но въ твердыхъ устахъ этого хмураго работника тѣ же слова прозвучали иначе, холодно и жестоко.

— Видѣли въ соборѣ старшую братію, — спросилъ отецъ Тиверій. — Каждую ночь ихъ будятъ въ два часа къ ночной службѣ. По келіямъ ходятъ, засматриваютъ. Боленъ, не боленъ — иди. Стой въ церкви, молись Богу. До того стоятъ, у стариковъ ноги оплываютъ.

Я вспомнилъ линію черныхъ фигуръ у лѣваго притвора. Онѣ стояли въ узкихъ деревянныхъ «формахъ» недвижныя, какъ статуи. Иныя слегка опирались локтями на гладкія перильца. Онѣ походили издали на темныя иконы естественной величины.

Отецъ Тиверій посмотрѣлъ мнѣ въ глаза. — Вы что думаете. — Мы здѣсь въ саду тоже правило читаемъ, какое полагается… Послѣ трудовъ. Нельзя пропустить, на совѣсти будетъ лежать. Келейный канонъ. Все исполняемъ нужное Богу…