Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга [Старая орфография]

Красная Поляна — это неширокая котловина, со всѣхъ сторонъ окруженная высокими горами. Почва котловины чрезвычайно плодородна. Здѣсь раньше былъ старинный черкесскій аулъ, но съ 1864 г. черкесы ушли въ Турцію. Трапезундскіе греки пришли уже послѣ русско-турецкой войны. На Черноморскомъ побережьѣ много выходцевъ изъ Трапезунда, грековъ и армянъ. Они разводятъ табакъ на арендованныхъ земляхъ, казенныхъ и частныхъ. Арендная плата доходитъ до 25–30 руб. за десятину, но все-таки табачныя плантаціи приносятъ прекрасную прибыль. Табакъ родится хорошо и при томъ высшаго качества. Въ хорошій годъ арендаторъ можетъ получить съ десятины до 300–400 рублей чистаго дохода.

Краснополянскіе греки однако не разводили табаку. Они сѣяли кукурузу, собирали фрукты въ старинныхъ черкесскихъ садахъ, пряли овечью шерсть и вообще вели натуральное хозяйство.

Новое шоссе отъ морского берега въ Красную Поляну стоило огромныхъ денегъ, но удалось на славу. Послѣ того начальство возымѣло блестящую мысль основать въ Красной Полянѣ зимній курортъ — климатическую станцію. Климатъ Красной Поляны дѣйствительно прекрасный. Онъ подходитъ къ швейцарскому Давосу. Лѣтомъ и зимой совсѣмъ не бываетъ вѣтра. Снѣгъ ложится на землю широкими ровными хлопьями, какъ бѣлый пухъ, и на южныхъ склонахъ горъ даже въ январѣ есть прекрасныя солнечныя прогулки для зимующихъ больнымъ. Въ то время было рѣшено проводить по берегу желѣзную дорогу, и весь край былъ наканунѣ великихъ перемѣнъ. Въ Сочи и Сухумѣ цѣны на землю росли съ каждымъ днемъ. Деньги сыпались, какъ изъ мѣшка. Было это наканунѣ японской войны.

Устройство курорта началось съ того, что у краснополянскихъ грековъ отобрали, какъ сказано, пашни и сады и только по особой милости оставили имъ усадьбы. Въ видѣ возмѣщенія, имъ отвели новые участки въ трехъ верстахъ отъ Поляны, по рѣкѣ Бѣшенкѣ. Участки были горные съ крутыми склонами, поросшіе лѣсомъ и мало пригодные для земледѣлія. Греки сразу разорились, какъ будто по волшебству. Даже исчезли старики и дѣтей стало меньше.

Старыя воздѣланныя земли на Красной Полянѣ были отведены подъ новый городъ Романовскъ… Были размежеваны городскіе участки, проведены улицы, намѣчены площади. На склонахъ горъ были разбиты двухдесятинные участки для подгородныхъ дачъ. Однимъ словомъ, все было готово, оставалось только подать знакъ и крикнуть: «сарынь на кичку», какъ вдругъ разразилось: Ялу, Портъ-Артуръ, Цусима…

Съ тѣхъ поръ прошло четыре года, но городъ Романовскъ уже пріобрѣлъ характеръ почти археологическій. На городскихъ пустыряхъ, въ пустомъ бурьянѣ, я наткнулся на столбъ. На столбѣ была дощечка съ полустертой надписью: Улица шест … Шаговъ за двѣсти была другая дощечка съ надписью: площадь . Дальше попадались еще улицы, площади, переулки, заброшенные, безлюдные, какъ будто это былъ не Романовскъ, а Помпея. На краю «города» стояла высокая жердь съ надписью: « Санаторія ». Высоко, на скалѣ, красовался Охотничій Домикъ. Тамъ было сорокъ комнатъ, прекрасно отдѣланныхъ, но ни одного стула. На гладкихъ дубовыхъ полахъ были насыпаны груды яблокъ и грушъ, и на изящной верандѣ висѣли пеленки. Это жена сторожа просушивала гардеробъ своего малолѣтняго сына. Офицеръ-смотритель былъ въ далекой отлучкѣ гдѣ-то въ Сухумѣ, и съ веранды открывался великолѣпный видъ на окружавшія горы. Все было такъ тихо, задумчиво, спокойно. Дачный городъ Романовскъ минулъ, какъ сонъ, какъ чудная греза, въ стилѣ Louis XIV. На верховьяхъ рѣки Ялу, среди знаменитыхъ лѣсовъ, на Квантунскомъ полуостровѣ, на сѣверномъ Сахалинѣ, много осталось такихъ государственныхъ сновъ и археологическихъ развалинъ. Сны разсѣялись и развалины распались, и наступило утро ненастное, безденежное…

Мы ѣхали ущельемъ рѣки Мзымты до поздняго вечера. Дорога лѣпилась по карнизу, дерзко высѣченному въ сѣрой скалѣ. Съ лѣвой стороны были крутые навѣсы, какъ будто готовые каждую минуту обрушиться внизъ на голову путникамъ. Послѣ недавняго ливня попадались оползни, уходившіе въ пропасть. Нашему грузному дилижансу было довольно трудно перебираться черезъ нихъ. Но съ правой стороны за рѣкою склоны были мягче и лѣсистѣе. Иногда на поворотахъ мы въѣзжали въ густую чащу, гдѣ каждая пядь мощеной дороги была взята у дикаго лѣса съ бою, огнемъ и желѣзомъ. Тяжелые стволы лежали другъ на другѣ, какъ сдвинутые трупы, и гнили, никому ненужные. Въ одномъ мѣстѣ старый дуплистый дубъ свалился прямо на шоссе. Видно, пастухи или бродяги разложили огонь у корней и прожгли древесину до самого дупла. Наши ямщики стали съ остервенѣніемъ рубить на части огромный стволъ и откатывали прочь тяжелые обрубки, какъ негодный хламъ. Пусть пропадаютъ, лишь бы только проѣхать!.. Лѣсъ молча смотрѣлъ на эту торопливую работу. Только кленовыя сѣмечки на легкихъ крылышкахъ тихо садились на землю, похожія на бабочекъ. Ущелье становилось все уже. Казалось, еще немного, и двѣ горныя стѣны сомкнутся вмѣстѣ. Но вдругъ дорога ушла внутрь скалы и стала туннелемъ. Потомъ начался перевалъ черезъ гряду Ацку. Мы поднимались выше и выше. Въ одномъ мѣстѣ мы въѣхали въ облако. Оно повисло прямо на лѣсныхъ верхушкахъ, ярко освѣщенныхъ солнцемъ. Воздухъ какъ будто наполнился иглами, тонкими, мокрыми, блестящими. Тамъ и сямъ облако рѣдѣло, и иглы сливались въ воронку, прозрачную и радужную. Она плавно вращалась въ полѣ зрѣнія, будто катилась впередъ, и въ центрѣ ея былъ заключенъ яркій оранжевый лучъ. Лучъ этотъ тянулся отъ солнца до самаго глаза. Мы двигались дальше, онъ двигался вмѣстѣ съ нами, какъ золотая стрѣла.

Послѣ перевала по камнямъ запрыгала буйная рѣчка Бѣшенка. Въ трехъ верстахъ отъ Красной Поляны она скатывалась намъ навстрѣчу шумливымъ водопадомъ. Мы смотрѣли на нее сверху при свѣтѣ луны. Водопадъ былъ похожъ на Иматру, въ уменьшенномъ размѣрѣ. Низко надъ водою повисъ узенькій мостикъ, причудливой и смѣлой постройки, деревянный и уже разрушенный.

Въ Красной Полянѣ насъ встрѣтили только собаки.

— Куда заѣхать? — спросили ямщика.

— Попробуемъ къ грекамъ.

Мы подъѣхали къ высокому бѣлому дому и долго стучались, не получая отвѣта. Потомъ перелѣзли черезъ заборъ и отворили калитку. Сѣрыя кавказскія овчарки, крупныя, какъ волки, просто задыхались отъ злости и все норовили забѣжать сзади, но мы храбро подвигались впередъ сомкнутой лавой, отмахиваясь палками.

Наконецъ изъ окна показалась голова, потомъ высунулся человѣкъ, очень косматый и совершенно голый.

— Что надо?

— А гдѣ хозяинъ? — крикнулъ ямщикъ и прибавилъ ругательство.

— А чертъ его знаетъ, гдѣ! — философски отвѣтилъ голый.

— Заѣхать можно?

— Вотъ домъ, — сказалъ голый, указывая широкимъ жестомъ внутрь, — а самовара нѣту…