Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга [Старая орфография]

Юбилей оконченъ. Праздникъ переходитъ въ помѣщеніе школы. Тамъ, въ такъ называемомъ нижнемъ раздвижномъ классѣ, устроены чай и закуска человѣкъ на двѣсти. За чаемъ все проходитъ еще непринужденнѣе, чѣмъ въ залѣ. Рѣчи не умолкаютъ. Всѣ говорятъ объ одномъ: что достигнуто школой не за 25 лѣтъ, а за послѣднія 5 лѣтъ, за эти важные поворотные годы русской исторіи?..

Я тоже стараюсь отвѣтить себѣ на этотъ вопросъ. Отвѣтить трудно. Я знакомъ съ этой школой года четыре. Я посѣщалъ ее въ 1904 году, когда каждое слово произносилось подъ сурдинку, политическая экономія читалась въ составѣ географіи, и лекторы процѣживались сквозь три фильтра утвержденій. Я посѣщалъ ее въ 1906 г., когда вся ея жизнь была, можно сказать, одинъ непрерывный обыскъ, безцѣльный и безрезультатный. Я посѣтилъ ее теперь, во время юбилея. И во всѣ три раза впечатлѣніе, какъ будто одно и то же: длинная каменная стѣна загораживаетъ знаніе, и трещина въ этой стѣнѣ, и въ трещинѣ школа… И жаждущіе знаній лѣзутъ снаружи, какъ волны. Кто скажетъ, когда натискъ былъ сильнѣе. Тогда и теперь не хватаетъ мѣста и средствъ, и учителей. Тогда и теперь тѣ счастливцы, которые успѣли пробиться сюда, чуть не за полы ловятъ каждаго приходящаго и заглядываютъ въ глаза и просятъ: «Прочтите намъ, разскажите намъ». Какъ спросить у океана, сталъ ли его повседневный напоръ напряженнѣе, чѣмъ прежде?

Вмѣсто того, чтобы слушать эти рѣчи, я начинаю отыскивать знакомыхъ.

Вотъ Казаринъ, слесарь съ Семянниковскаго завода.

Онъ сталъ старше и какъ будто тоньше. Щеки его обросли новой бородой.

— Ну что, Казаринъ, какъ вашъ экзаменъ?

Онъ прежде все мечталъ о томъ, чтобы сдать экзаменъ на аттестатъ зрѣлости, и усердно зубрилъ по ночамъ нѣмецкій языкъ и латынь.

Онъ машетъ рукой: — Я бросилъ. Какой же экзаменъ, когда семейство стало прибавляться…

— Какъ прибавляться?

— Сынъ у меня родился.

— Позвольте. Когда же вы женились? Я и не зналъ.

Я бывалъ у него прежде. Онъ жилъ одинъ въ комнатѣ, какъ молодой монахъ.

Казаринъ только плечами пожимаетъ, вмѣсто отвѣта.

— А какъ безработица на тракту? — спрашиваю я, чтобы перемѣнить разговоръ.

— Таетъ она. По деревнямъ разъѣзжаются люди.

Онъ, видимо, торопится пройти… Ему хочется слушать, что говорятъ за чайнымъ столомъ. О чемъ бы еще спросить? Ахъ, да…

— А какъ у васъ союзъ русскаго народа?

Онъ опять пожимаетъ плечами.

— У насъ нѣтъ союза русскаго народа…

Вотъ другой мой знакомый — Антошинъ, кузнецъ, огромный, спокойный силачъ. Онъ ломаетъ подковы въ рукѣ и крестится гирей.

— Какъ живете, Антошинъ?

— Хорошо живу. Сдалъ экзаменъ. Теперь я не кузнецъ, я — техникъ.

Онъ говоритъ съ волжскимъ акцентомъ на о.

— Ну, давай Богъ. А что у васъ дѣлается?

— За просвѣщеніе взялись Одну кампанію проиграли. Учиться бросились. Тѣ же эсдеки партійные стесали углы. Директивовъ не надо…

— А вы не эсдекъ?

Онъ медленно качаетъ головой.

— Я анархистъ…

— Какъ?!.

— Анархистъ, крайній, — рубитъ онъ безжалостно.

— Что такое вы говорите?

— То и говорю, что не надо директивовъ. Толстого я читалъ и Кропоткина. Я съ ними анархистъ, русской души анархистъ, анархистъ-молчатель.

Поди, разберись съ этой русской душой.

Она начинается отъ союза русскаго народа, а потомъ сдвинется съ мѣста и выѣдетъ, какъ будто по льду, въ открытое мерзлое море и все катится, пока не докатится до такого молчальнаго анархизма. Кто знаетъ, куда она закатится въ концѣ концовъ. Быть можетъ, «просвѣщеніе» поможетъ зацѣпиться за что-нибудь по дорогѣ…

1909 г.

— Ура! Ура! Ура!

Проворныя дѣтскія фигурки снуютъ между деревьями, машутъ платками и кричатъ, привѣтствуя каждаго подъѣзжающаго гостя. Увы, гостей мало, не многіе поинтересовались въ этотъ теплый весенній день пріѣхать изъ Петербурга на скромный дѣтскій праздникъ. Мало гостей, и оттого дѣти остались почти безъ конфетъ. Впрочемъ, спасибо и за то, что есть свѣжій воздухъ и зеленыя деревья!

Г. Л. Гейзе подарилъ дѣтямъ свою новую, еще нежилую дачу, а земля подъ дачей чужая, за нее надо еще заплатить 8,000 руб. И денегъ, разумѣется, нѣтъ.

Въ прошломъ году дѣти ютились временно въ усадьбѣ другого добраго человѣка, П. А. Михайлова. А до того не было никакихъ школьныхъ дачъ, и дѣти сидѣли все лѣто въ Петербургѣ.

Новоустроенная дача обслуживаетъ два десятка школъ Императорскаго техническаго общества. Эти школы существуютъ при разныхъ заводахъ и находятся, такъ сказать, подъ высокимъ покровительствомъ капитала. Но, въ сравненіи даже съ городскими, это бѣдная, сиротливая, обездоленная, школа.

— Какія дачи у городскихъ школъ, — съ завистью разсказываетъ учительница, — не нашимъ чета!..

Петербургскіе фабриканты не отличаются щедростью.

— Мы дадимъ вамъ изъ кошелька, — заявляютъ они, — одинъ разъ дадимъ аккуратно, а болѣе къ намъ не приставайте.

Оттого это дѣло имѣетъ такіе скромные размѣры и такой тощій бюджетъ.

По подписному листу среди фабрикантовъ и заводчиковъ собрано 1,113 руб. 50 к. Какъ будто, неособенно много для всѣхъ петербургскихъ фабрикантовъ, да еще вмѣстѣ съ заводчиками! Еще двѣ тысячи собрано за зиму трудами учительницъ. Были двѣ лекціи и два спектакля. Лотерея дала 700 р. Вещи для лотереи собирались всю зиму, и билеты по четвертаку раздавались и правому и виноватому. Безъ этихъ четвертаковъ дѣтямъ нечего было бы ѣсть на своей школьной дачѣ.

Изъ пяти тысячъ учениковъ на медицинскій осмотръ были допущены только 4 проц., изъ каждой школы человѣкъ по б или 8. Учительницы привели самыхъ болѣзненныхъ, узкогрудыхъ, малокровныхъ. Докторъ ставилъ имъ отмѣтки по здоровью такъ же, какъ учителя ставятъ отмѣтки по успѣхамъ. Всѣ они получили единицу, и иные даже единицу съ минусомъ. Но только половина пошла на школьную дачу.

Подумайте: здоровый ребенокъ не имѣетъ никакихъ шансовъ попасть на эту безплатную зелень. Только самые больные, почти умирающіе!..

— Вотъ этотъ былъ совсѣмъ плохъ, — разсказывала учительница, — въ обмороки падалъ на урокахъ.

— Этотъ харкалъ кровью, этотъ задыхался, какъ рыба на сухомъ берегу.

Восьмилѣтній мальчикъ улыбнулся въ отвѣтъ и весело подпрыгнулъ на мѣстѣ. Теперь онъ чувствуетъ себя, какъ рыба въ водѣ.

— Здѣсь они поправляются, — говорила учительница, — какъ будто водой ихъ взбрызнули. По десяти фунтовъ прибавляются въ вѣсѣ.

На школьную дачу попало 73 счастливца, 30 безплатныхъ и 43 платныхъ. Плата 15 руб. за полълѣта и 25 рублей за цѣлое лѣто. Среди платныхъ иные получили по здоровью двойку и даже тройку. Впрочемъ, платные и безплатные имѣютъ право только на половину дачнаго сезона. Черезъ шесть недѣль они должны вернуться и уступить мѣсто второй смѣнѣ.