Иван Наживин - Перунъ [Старая орфография]

А передъ профессоромъ плясалъ уже другой комаръ, но рука старика непріятно зудѣла въ укушенномъ мѣстѣ и поэтому онъ тихонько отгонялъ маленькаго хищника. Тотъ слегка отлеталъ въ сторону и снова побѣдоносно, самоувѣренно трубилъ и снова нападалъ… Профессоръ любовался имъ… И вдругъ острый уколъ въ шею заставилъ его инстинктивно мазнуть рукой по укушенному мѣсту, но напрасно: лѣсной воинъ, подкравшійся съ тыла, съ побѣдными трубными звуками отлетѣлъ въ сторону и оба крошки аэроплана пошли на профессора въ аттаку уже прямо въ лобъ. Комарамъ казались опасными и въ то же время смѣшными порывистыя, тяжелыя движенія этого нелѣпаго, огромнаго созданія, неизвѣстно откуда взявшагося въ лѣсной глуши: такого животнаго они еще не видывали. Но запахъ отъ него шелъ, хотя и затхлый немного, но теплый и вкусный…

Привлеченные боевыми трубами товарищей, слѣва неслись еще три сѣренькихъ аэроплана, а справа сразу пять. Застоявшійся лѣсной воздухъ, казалось, сразу ожилъ и зазвенѣлъ пріятнымъ серебристо-нѣжнымъ, пѣвучимъ звономъ… Профессоръ сорвалъ съ молоденькой березки нѣсколько вѣтокъ — отъ нихъ шелъ упоительный запахъ свѣжей зелени… — и легонько отстранилъ ими плясавшихъ вкругъ его головы свою боевую пляску комаровъ. Тѣ, какъ-то насмѣшливо продѣлавъ самыя головоломныя мертвыя петли и паденія и на хвостъ, и на крыло, отлетѣли въ сторону, но тотчасъ же снова пошли въ аттаку, вызывая трубными звуками резервы…

Профессоръ поднялся съ валуна и спустился ближе къ берегу. Зеленыя кочки зловѣще закачались. Изъ густого тальника поднялась сѣрая цапля и, выставивъ грудь и вытянувъ длинныя ноги, медленно полетѣла надъ озеромъ и во всей ея апокалиптически изломанной фигурѣ профессору почувствовался укоръ и недовольство: зачѣмъ пришелъ? Что тебѣ еще тутъ надо?

Надъ головой его уже звенѣло цѣлое облачко комаровъ и острые уколы то въ ухо, то въ шею, то въ руку заставляли профессора нетерпѣливо дергаться и энергичнѣе махать душистыми вѣточками. Нисколько того не желая, онъ сокрушилъ уже нѣсколько этихъ изящныхъ малютокъ-аэроплановъ, которые тихо валились на влажную землю, но мѣсто павшихъ бойцовъ быстро занимали другіе, ловкіе, жадные, смѣлые… Бултыхнулась въ озерѣ огромная старая щука и мелкія волны красивыми золотыми и рубиновыми кругами пошли къ берегамъ и зашептались о чемъ-то старые камыши. Красноголовая желна звонко протрещала въ глубинѣ лѣса. Рѣзкій уколъ въ лѣвое ухо, невольное движеніе и на рукѣ капелька крови, и сѣренькій комочекъ раздавленнаго лѣсного воина. Профессоръ ожесточенно закрутилъ надъ головой березовой вѣткой и много лѣсныхъ воиновъ исковерканными упали въ траву, но на мѣсто ихъ въ сѣромъ, пляшущемъ облакѣ стали тотчасъ же другіе и колонна за колонной шли въ аттаку на это чудное, злое существо, которое, скажите, пожалуйста, даже и пососать немножко нельзя!

Вверху, въ небѣ, и внизу, въ глубинѣ совершенно затихшаго озера, рдѣли и таяли золотистыя, перистыя облачка — казалось, то летали надъ землей и не могли улетѣть, не могли достаточно налюбоваться ею божьи ангелы. И встали надъ безбрежными синими лѣсами, торжественно сіяя, огромные, золотые столпы заходящаго солнца и все чаще и чаще бултыхалась въ водѣ крупная рыба, и шли по озеру отъ нея красивые круги къ берегамъ, то огненно-золотые, то ярко-красные, то нѣжно-голубые… И нарядная пѣсня осторожнаго дрозда, усѣвшагося на самой верхушкѣ заоблачной ели, звонко отдавалась въ лѣсной чашѣ…

Острые уколы въ ногу, въ спину, въ шею и въ лобъ разомъ… Профессоръ не на шутку разсердился и березовой вѣточкой своей произвелъ въ сѣрой звенящей тучѣ надъ его головой невообразимыя опустошенія. Но бойцы тотчасъ же сомкнулись и, пославъ одинъ отрядъ бить по ногамъ въ полосатыхъ носкахъ, другой — въ спину, прикрытую желтоватой чесучой, главными силами взялись за эту волосатую, злую голову. Десятки, сотни тонкихъ жалъ кололи его всюду. Бойцы, придя въ невѣроятное озлобленіе, не жалѣли себя, гибли подъ ударами березовой вѣточки сотнями, но — силы ихъ все прибывали и прибывали. Все тѣло профессора горѣло, какъ въ огнѣ. Душу охватывало раздраженіе тѣмъ болѣе тяжелое, что безсильное совершенно.

— Ахъ, чортъ васъ совсѣмъ возьми… Ахъ, чортъ… Нѣтъ, это что-то совершенно невозможное… Ахъ, чортъ!..

Надъ почернѣвшими вершинами зажглась уже серебряная лампада вечерней звѣзды. На томъ берегу, въ сиреневомъ сумракѣ вспыхнулъ яркой звѣздой одинокій огонекъ — то Липатка Безродный, полу-рыбакъ, полу-нищій, оборванный, сѣрый, какъ духъ какой лѣсной, пришелъ половить рыбки. И много было въ этоми одинокомъ огонькѣ среди лѣсной пустыни какой-то кроткой и сладкой, берущей за душу грусти-тоски… И накидалъ на огонь Липатка сырыхъ вѣтокъ для дыму, отъ комаровъ, и пробѣжала отъ огня золотая дорожка по озеру и въ тихое небо поднялся сизый столбикъ дыма: точно приносилъ тамъ безродный нищій какую-то жертву богамъ лѣсной пустыни….

Но профессоръ не видѣлъ уже ни серебряныхъ звѣздъ, ни кроткаго одинокаго огонька, ничего — весь въ огнѣ раздраженія, окруженный необъятной тучей комаровъ, онъ быстро выбирался съ берега къ лѣсной дорогѣ, яростно отбиваясь березовыми вѣтками направо и налѣво. Но лѣсная пустыня и прекрасное озеро это слало на него полки за полками и тысячи острыхъ жалъ подъ торжествующіе звуки трубачей гнали его лѣсомъ все дальше и дальше, прочь, съ его широкополой панамой, съ его полосатыми носками, съ его чесучовымъ пиджакомъ. Онъ задыхался въ этихъ сѣрыхъ, звенящихъ тучахъ, онъ не зналъ, куда дѣться, онъ прямо робѣлъ…

— Ахъ, чортъ… Ахъ, дьяволъ… Нѣтъ, это рѣшительно невозможно! — бормоталъ онъ задыхаясь. — Это что-то совершенно непонятное…

Онъ споткнулся объ узловатые корни старой сосны на опушкѣ, упалъ, уронилъ очки, едва нашелъ ихъ въ сумракѣ и, ощупавъ ихъ, убѣдился, что одно стекло разбито, и снова, подъ грозный звонъ комариныхъ полчищъ, весь въ огнѣ, побѣжалъ къ деревнѣ.

Онъ вбѣжалъ въ избу. Страшная жара и духота сразу перехватили дыханіе.

— А мы совсѣмъ заждались васъ… — съ очаровательной улыбкой встрѣтилъ его Кузьма Ивановичъ. — Хорошо ли изволили разгуляться?

— Да что вы, смѣетесь?… Совсѣмъ сожрали прямо…

— То есть… какъ это собственно?

— Да комары, чортъ бы ихъ совсѣмъ побралъ! Комары! Это что-то совершенно невѣроятное… Даже на сѣверѣ не видалъ я ничего подобнаго…

— А, да… Дѣйствительно, ихъ у насъ весьма значительное количество…

— Количество! Это чортъ знаетъ что, а не количество!..

За перегородкой Таня давилась въ нестерпимомъ смѣхѣ.

— Да вы бы хоть окно открыли… — проговорилъ профессоръ, успокаиваясь немного. — Здѣсь такая жара и духота, что терпѣть нѣтъ силъ…