Иван Тургенев - Отцы и дети - русский и английский параллельные тексты

Husband and wife lived well and peacefully; they were hardly ever separated, they read together, they sang and played duets together on the piano, she grew flowers and looked after the poultry yard, he busied himself with the estate and sometimes hunted, while Arkady went on growing in the same happy and peaceful way. Супруги жили очень хорошо и тихо: они почти никогда не расставались, читали вместе, играли в четыре руки на фортепьяно, пели дуэты; она сажала цветы и наблюдала за птичным двором, он изредка ездил на охоту и занимался хозяйством, а Аркадий рос да рос - тоже хорошо и тихо. Ten years passed like a dream. Десять лет прошло как сон. Then in 1847 Kirsanov's wife died. В 47-м году жена Кирсанова скончалась. He hardly survived this blow and his hair turned grey in a few weeks; he was preparing to travel abroad, if possible to distract his thoughts . . . but then came the year 1848. Он едва вынес этот удар, поседел в несколько недель; собрался было за границу, чтобы хотя немного рассеяться... но тут настал 48-й год. He returned unwillingly to the country and after a rather long period of inactivity he began to take an interest in improving his estate. Он поневоле вернулся в деревню и после довольно продолжительного бездействия занялся хозяйственными преобразованиями. In 1855 he brought his son to the university and spent three winters in Petersburg with him, hardly going out anywhere and trying to make acquaintance with Arkady's young comrades. В 55-м году он повез сына в университет; прожил с ним три зимы в Петербурге, почти никуда не выходя и стараясь заводить знакомства с молодыми товарищами Аркадия. The last winter he was unable to go, and here we see him in May, 1859, already entirely grey-haired, plump and rather bent, waiting for his son, who had just taken his university degree, as once he had taken it himself. На последнюю зиму он приехать не мог, - и вот мы видим его в мае месяце 1859 года, уже совсем седого, пухленького и немного сгорбленного: он ждет сына, получившего, как некогда он сам, звание кандидата. The servant, from a feeling of propriety, and perhaps also because he was anxious to escape from his master's eye, had gone over to the gate and was smoking a pipe. Слуга, из чувства приличия, а может быть, и не желая остаться под барским глазом, зашел под ворота и закурил трубку.

Nikolai Petrovich bowed his head and began to stare at the crumbling steps; a big mottled hen walked sedately towards him, treading firmly with its thick yellow legs; a dirty cat cast a disapproving look at him, as she twisted herself coyly round the railing.	Николай Петрович поник головой и начал глядеть на ветхие ступеньки крылечка: крупный пестрый цыпленок степенно расхаживал по ним, крепко стуча своими большими желтыми ногами; запачканная кошка недружелюбно посматривала на него, жеманно прикорнув на перила.
The sun was scorching; a smell of hot rye bread was wafted from the dim entrance of the posting station.	Солнце пекло; из полутемных сеней постоялого дворика несло запахом теплого ржаного хлеба.
Nikolai Petrovich started musing.	Замечтался наш Николай Петрович.
"My son ... a graduate . . . Arkasha . . ." kept on turning round in his mind; he tried to think of something else, but the same thoughts returned.	"Сын... кандидат... Аркаша..." - беспрестанно вертелось у него в голове; он пытался думать о чем-нибудь другом, и опять возвращались те же мысли.
He remembered his dead wife.	Вспомнилась ему покойница-жена...
"She did not live to see it," he murmured sadly. A plump blue pigeon flew on to the road and hurriedly started to drink water from a puddle near the well.	"Не дождалась!" - шепнул он уныло... Толстый сизый голубь прилетел на дорогу и поспешно отправился пить в лужицу возле колодца.
Nikolai Petrovich began to watch it, but his ear had already caught the sound of approaching wheels . . .	Николай Петрович стал глядеть на него, а ухо его уже ловило стук приближающихся колес...
"It sounds as if they're coming, sir," announced the servant, emerging from the gateway.	- Никак, они едут-с, - доложил слуга, вынырнув из-под ворот.
Nikolai Petrovich jumped up and fixed his eyes on the road.	Николай Петрович вскочил и устремил глаза вдоль дороги.
A carriage appeared with three posting horses abreast; inside it he caught a glimpse of the band of a student's cap and the familiar outline of a dear face . . .	Показался тарантас, запряженный тройкой ямских лошадей; в тарантасе мелькнул околыш студентской фуражки, знакомый очерк дорогого лица...
"Arkasha!	- Аркаша!
Arkasha!" cried Kirsanov, and he ran out into the road, waving his arms ... A few moments later his lips were pressed to the beardless dusty sunburnt cheek of the young graduate.	Аркаша! - закричал Кирсанов, и побежал, и замахал руками... Несколько мгновений спустя его губы уже прильнули к безбородой, запыленной и загорелой щеке молодого кандидата.
Chapter 2	II
"Let me shake myself first, Daddy," said Arkady, in a voice rather tired from traveling but boyish and resonant, as he responded gaily to his father's greetings; "I'm covering you with dust."	- Дай же отряхнуться, папаша, - говорил несколько сиплым от дороги, но звонким юношеским голосом Аркадий, весело отвечая на отцовские ласки, - я тебя всего запачкаю.
"Never mind, never mind," repeated Nikolai Petrovich, smiling tenderly, and struck the collar of his son's cloak and his own greatcoat with his hand. "Let me have a look at you; just show yourself," he added, moving back from him, and then hurried away towards the station yard, calling out,	- Ничего, ничего, - твердил, умиленно улыбаясь, Николай Петрович и раза два ударил рукою по воротнику сыновней шинели и по собственному пальто. - Покажи-ка себя, покажи-ка, - прибавил он, отодвигаясь, и тотчас же пошел торопливыми шагами к постоялому двору, приговаривая:
"This way, this way, bring the horses along at once.	"Вот сюда, сюда, да лошадей поскорее".

Nikolai Petrovich seemed much more excited than his son; he was really rather confused and shy.	Николай Петрович казался гораздо встревоженнее своего сына; он словно потерялся немного, словно робел.
Arkady stopped him.	Аркадий остановил его.
"Daddy," he said, "let me introduce you to my great friend, Bazarov, about whom I wrote to you so often.	- Папаша, - сказал он, - позволь познакомить тебя с моим добрым приятелем, Базаровым, о котором я тебе так часто писал.
He has kindly agreed to come to stay with us."	Он так любезен, что согласился погостить у нас.
Nikolai Petrovich turned round quickly and going up to a tall man in a long, loose rough coat with tassels, who had just climbed out of the carriage, he warmly pressed the ungloved red hand which the latter did not at once hold out to him.	Николай Петрович быстро обернулся и, подойдя к человеку высокого роста, в длинном балахоне с кистями, только что вылезшему из тарантаса, крепко стиснул его обнаженную красную руку, которую тот не сразу ему подал.
"I am delighted," he began, "and grateful for your kind intention to visit us; I hope - please tell me your name and patronymic."	- Душевно рад, - начал он, - и благодарен за доброе намерение посетить нас; надеюсь... позвольте узнать ваше имя и отчество?
"Evgeny Vassilyev," answered Bazarov in a lazy but manly voice, and turning back the collar of his rough overcoat he showed his whole face.	- Евгений Васильев, - отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосом и, отвернув воротник балахона, показал Николаю Петровичу все свое лицо.
It was long and thin with a broad forehead, a nose flat at the base and sharper at the end, large greenish eyes and sand-colored, drooping side whiskers; it was enlivened by a calm smile and looked self-confident and intelligent.	Длинное и худое, с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум.
"I hope, my dear Evgeny Vassilich, that you won't be bored staying with us," continued Nikolai Petrovich.	- Надеюсь, любезнейший Евгений Васильич, что вы не соскучитесь у нас, - продолжал Николай Петрович.
Bazarov's thin lips moved slightly, but he made no answer and merely took off his cap.	Тонкие губы Базарова чуть тронулись; но он ничего не отвечал и только приподнял фуражку.
His fair hair, long and thick, did not hide the prominent bumps on his broad skull.	Его темно-белокурые волосы, длинные и густые, не скрывали крупных выпуклостей просторного черепа.
"Well, Arkady," Nikolai Petrovich began again, turning to his son, "would you rather have the horses brought round at once or would you like to rest?"	- Так как же, Аркадий, - заговорил опять Николай Петрович, оборачиваясь к сыну, - сейчас закладывать лошадей, что ли? Или вы отдохнуть хотите?
"We'll rest at home, Daddy; tell them to harness the horses."	- Дома отдохнем, папаша; вели закладывать.
"At once, at once," his father exclaimed. "Hey, Pyotr, do you hear?	- Сейчас, сейчас, - подхватил отец. - Эй, Петр, слышишь?
Get a move on, my boy."	Распорядись, братец, поживее.
Pyotr, who as a perfectly modern servant had not kissed his master's hand but only bowed to him from a distance, vanished again through the gates.	Петр, который в качестве усовершенствованного слуги не подошел к ручке барича, а только издали поклонился ему, снова скрылся под воротами.

Читать дальше