Михаил Салтыков-Щедрин - Господа Головлевы - русский и английский параллельные тексты

Had I only known it was going to be up for sale, I could have bought it myself for eight thousand rubles." Кабы знать да ведать, можно бы и самой за восемь-то тысяч с аукциона приобрести!" Her other thoughts ran: С другой стороны, приходило на мысль и то: "The police sold it for eight thousand. "Полиция за восемь тысяч продала! That's what he's done with his patrimony. Это - родительское-то благословение! To sell one's patrimony for eight thousand rubles!" Мерзавец! за восемь тысяч родительское благословение спустил!" "Who told you?" she asked, realizing finally that the house had been sold and the chance to secure it cheaply was gone forever. - От кого слышал? - спросила наконец она, окончательно остановившись на мысли, что дом уже продан и что, следовательно, надежда приобрести его за дешевую цену утрачена для нее навсегда. "Ivan Mikhailov, the inn-keeper." - Иван Михайлов, трактирщик, сказывал. "Why didn't he let me know in time?" - А почему он вовремя меня не предупредил? "I suppose he was afraid." - Поопасился, стало быть. "Afraid? I'll teach him to be afraid. - Поопасился! вот я ему покажу: "поопасился"! I'll make him come here from Moscow, and the moment he comes I'll have him drafted into the army. Вызвать его из Москвы, и как явится - сейчас же в рекрутское присутствие и лоб забрить!

He was afraid!"	"Поопасился"!
Although on the decline, serfdom still existed.	Хотя крепостное право было уже на исходе, но еще существовало.
Anton Vasilyev had known his mistress to impose the most peculiar punishments, but, even so, her present decision was so unexpected that it made him miserable.	Не раз случалось Антону Васильеву выслушивать от барыни самые своеобразные приказания, но настоящее ее решение было до того неожиданно, что даже и ему сделалось не совсем ловко.
He thought of his nickname Telltale.	Прозвище "сума переметная" невольно ему при этом вспомнилось.
Ivan Mikhailov was an upright peasant, and Anton never dreamed that misfortune would touch him.	Иван Михайлов был мужик обстоятельный, об котором и в голову не могло прийти, чтобы над ним могла стрястись какая-нибудь беда.
Besides, Ivan Mikhailov was his friend and godfather. Now, all of a sudden, he was to be made a soldier just because he, Anton Vasilyev, the Telltale, could not hold his tongue.	Сверх того, это был его приятель душевный и кум - и вдруг его в солдаты, ради того только, что он, Антон Васильев, как сума переметная, не сумел язык за зубами попридержать!
"Forgive him-Ivan Mikhailov, I mean," he pleaded.	-Простите... Ивана-то Михайлыча! - заступился было он.
"Go away, you mollycoddler," she shouted in a voice so loud that he lost all desire to intercede any further for his friend.	-Ступай... - потатчик.- прикрикнула на него Арина Петровна, но таким голосом, что он и не подумал упорствовать в дальнейшей защите Ивана Михайлова. Но прежде, нежели продолжать мой рассказ, я попрошу читателя поближе познакомиться с Ариной Петровной Головлевой и семейным ее положением.
CHAPTER II	***
Arina Petrovna was sixty years old, still of sound health and accustomed to have her own way in everything.	Арина Петровна - женщина лет шестидесяти, но еще бодрая и привыкшая жить на всей своей воле.
Her manner was severe. She lived alone, and managed the huge Golovliov estate all by herself, without having to answer to any one else. She calculated closely, almost parsimoniously, was not intimate with her neighbors, was gracious to the local authorities, and exacted implicit obedience from her children. They were not to do anything without first asking themselves, "What would mamenka say about it?"	Держит она себя грозно: единолично и бесконтрольно управляет обширным головлевским имением, живет уединенно, расчетливо, почти скупо, с соседями дружбы не водит, местным властям доброхотствует, а от детей требует, чтоб они были в таком у нее послушании, чтобы при каждом поступке спрашивали себя: что-то об этом маменька скажет?
She was independent, inflexible, even stubborn, though her stubbornness was not so much native as due chiefly to the circumstance that there was not one person in the whole Golovliov family that could oppose her.	Вообще имеет характер самостоятельный, непреклонный и отчасти строптивый, чему, впрочем, немало способствует и то, что во всем головлевском семействе нет ни одного человека. со стороны которого она могла бы встретить себе противодействие.

Her husband was a trifling creature, and drank. Arina Petrovna used to say of herself that she was neither a widow nor a married woman. Some of the children were in St. Petersburg, the others took after their father and were relegated to the class of "horrid creatures," who were unfit for household duties.	Муж у нее - человек легкомысленный и пьяненький (Арина Петровна охотно говорит об себе, что она - ни вдова, ни мужняя жена); дети частью служат в Петербурге, частью - пошли в отца и, в качестве "постылых", не допускаются ни до каких семейных дел.
In these circumstances Arina Petrovna soon began to feel all left alone, and grew totally disaccustomed to family life, although the word "family" was constantly on her lips, and outwardly she seemed to be exclusively guided in all her work by the desire to build up the family estate and keep the family affairs in order.	При этих условиях Арина Петровна рано почувствовала себя одинокою, так что, говоря по правде, даже от семейной жизни совсем отвыкла, хотя слово "семья" не сходит с ее языка и, по наружности, всеми ее действиями исключительно руководят непрестанные заботы об устройстве семейных дел.
The head of the family, Vladimir Mikhailych Golovliov, was known from his youth as a dissolute, quarrelsome fellow, with nothing in his character that would be sympathetic to a serious, active woman like Arina Petrovna.	Глава семейства, Владимир Михайлыч Головлев, еще смолоду был известен своим безалаберным и озорным характером, и для Арины Петровны, всегда отличавшейся серьезностью и деловитостью, никогда ничего симпатичного не представлял.
He led a lazy, good-for-nothing existence, usually stayed locked up in his room, where he imitated the warble of the starlings, the crowing of cocks, and the like, and composed ribald doggerel.	Он вел жизнь праздную и бездельную, чаще всего запирался у себя в кабинете, подражал пению скворцов, петухов и т. д. и занимался сочинением так называемых "вольных стихов".
In bursts of confidence he would boast that he had been a friend of the poet Barkov, intimating that the poet had blessed him on his deathbed.	В минуты откровенных излияний он хвастался тем, что был другом Баркова и что последний будто 6ы даже благословил его на одре смерти.
Arina Petrovna disliked her husband's verses from the very first. "Nasty stuff!" "Trash!" she called them. And since Vladimir Mikhailych's very object in marrying had been to have someone ever at hand to listen to his poetry, the result was that quarrels soon began, which grew worse and worse and more frequent until they ended with Arina Petrovna utterly indifferent and contemptuous of her clown husband, and Vladimir Mikhailych hating his wife sincerely, with a hatred considerably mixed with fear.	Арина Петровна сразу не залюбила стихов своего мужа, называла их паскудством и паясничаньем, а так как Владимир Михайлыч собственно для того и женился, чтобы иметь всегда под рукой слушателя для своих стихов, то понятно, что размолвки не заставили долго ждать себя. Постепенно разрастаясь и ожесточаясь, размолвки эти кончились, со стороны жены, полным и презрительным равнодушием к мужу-шуту, со стороны мужа - искреннею ненавистью к жене, ненавистью, в которую, однако ж, входила значительная доля трусости.
The husband called the wife a "hag" and a "devil"; the wife called the husband a "windmill" and a "balalaika without strings."	Муж называл жену "ведьмою" и "чертом", жена называла мужа - "ветряною мельницей" и "бесструнной балалайкой".
They lived together in this way for more than forty years, and it never occurred to either of them that there was anything unnatural in such a life.	Находясь в таких отношениях, они пользовались совместною жизнью в продолжение с лишком сорока лет, и никогда ни тому, ни другой не приходило в голову, чтобы подобная жизнь заключала в себе что-либо противоестественное.
Time did not diminish Vladimir Mikhailych's quarrelsomeness; on the contrary, it took on a still sharper edge.	С течением времени озорливость Владимира Михайлыча не только не уменьшилась, но даже приобрела еще более злостный характер.

Читать дальше