Владимир Федосеенко - После смерча

Прошло две недели, я побывал у матери и обо всем договорился. Как-то в лесу мы выплавляли тол из сна­рядов. Мне не терпелось поскорее сообщить Лене, что мать согласна и примет ее, как родную. Сев на коня, я помчался в Картон, договорившись с ребятами, что ве­чером они приедут за нами. Спешился я возле хаты, где жила Лена, привел коня во двор, поднялся на крыльцо. Лена встретила на пороге в сенях и шепнула, что у них обедают двое партизан-разведчиков. Они ви­дели, мол, из окна, сказали, что знают меня.

— Я сам поговорю с твоей хозяйкой, скажу, что поедешь в отряд, а потом тебя на самолете переправят на Большую землю.

— А что это за Большая земля? — спросила Лена.

— Это — Советский Союз.

— Я здесь просто измучилась. За то, что я тогда приоделась и вышла вас встречать, она меня чуть не съела. А почему, я и не догадываюсь. Скорей бы отсюда вырваться. Кроме меня, никто не знает, что к хозяйке приезжал из Минска брат. Он там у немцев в больших чинах ходит. Я не спала и подслушала их разговор. Он предупредил, чтобы она меня за дочку комиссара вы­давала, тогда, мол, бандиты не тронут ее. Это он так вас называл.

— Понятно, только молчок. Пойдем в хату,— по­следние слова я произнес намеренно громко.

За столом сидели действительно знакомые мне пар­тизаны. Хозяйка возилась возле печи. Я поздоровался.

— Здорово, Роман,— один из партизан привстал из-за стола,— садись с нами. Вовремя, браток, явился, а то бы мы и сами управились.

— Ничего, ничего, скажи им, Роман, что и для тебя кое-что припасено. Это же зятек мой! — хозяйка так и рыскала своими хитрющими глазами.

— У вас же дочки нет,— пробасил все тот же партизан.

— А как же, а вот она,— хозяйка показала рукой на Лену.

— Она не ваша,— сказал, растягивая слова, второй партизан.

— Ну и что, ну, приемная, я ей все равно как мать родная.

Я молчал, какое-то гнетущее предчувствие беспо­коило меня. Забрал бы Лену и уехал отсюда как можно скорей, да вот с ребятами договорился. Надо дождаться их.

Поставил автомат возле печи, расстегнул ворот гимнастерки и присел на скамью с краю стола. Лена следила за каждым моим движением. Казалось, она все время порывается сказать мне о чем-то. Но когда хозяйка недовольно пробурчала, что она вертится под ногами, вмиг отскочила от нее и села рядом со мной.

— Вот и самогоночка для дорогого зятя,— заиски­вающе проговорила хозяйка, ставя бутылку на стол.

— Нет,— говорю,— я не пью.— Лена с какой-то затаенной радостью в глазах посмотрела на хозяйку, взгляд ее как бы говорил: "Вот какой он, бутылкой своей не купишь..." Но другой партизан разлил всем.

— Роману штрафная.

— Да отвяжись,— говорю,— Иван, вон у Миколы спроси, мы с ним не раз за столом сиживали, он тебе подтвердит, что не пью я.

И хозяйка не отстает:

— Ну выпей, ты ж у тещи в гостях.

— А теща должна быть довольна, что зять не­пьющий.

— Давай, давай, и я с тобой выпью. Лена, поддер­жи компанию. Мне так некогда, надо в поле идти, кар­тошку полоть. Ты Романа покорми, а хлопцев спать уложи, устали они с дороги.

— Нет уж, мы будем пить и смеяться, как дети,— затянул Иван.

— Ну, что ты несешь, петь, а не пить,— поправил его Микола.— Дети не пьют.

— Да, они еще дети,— Иван обнял меня.— Зави­дую тебе.

Хозяйка как-то незаметно исчезла из хаты. Съел я кусочек сала, выпил молока. Лена все подкладывала, просила поесть еще. Я отказался, все какое-то смутное предчувствие покоя не давало. Приедут наши, им пожалуй, тоже не скажу, куда Лена поедет. Но отсюда ей надо выбираться как можно скорей. Эта женщина рано или поздно погубит ее. Это она теперь прикрыва­ется дочерью комиссара... Еще совсем недавно, по до­роге сюда, думал: приеду и, если случится подходя­щий момент, поцелую Леночку. Каким же он будет, наш первый в жизни поцелуй?.. Но сейчас не до этого, надо Лену спасать. А когда кончится война, прогоним фашистов, поедем вместе с ней учиться. И кто знает, может, и соединятся наши судьбы.

— Ну, что, хлопцы,— сказал Иван, поднимаясь из-за стола,— в этой глухомани и отдохнуть можно.

— Какая ж это глухомань,— ответил я ему,— от немецкого гарнизона и трех километров не будет. Правда, местные жители говорят, что сюда они почти не наведываются. Немцы через своих ставленников действуют. Что им здесь делать?

— А куда хозяйка подевалась? — снова спросил Иван.— И Ленку оставить не побоялась. Ты когда с Ленкой в сенях секретничал, она все время ухо к за­мочной скважине прикладывала. А почему она тебя, а не меня зятем своим называет? Подслушала, подсмо­трела что-то.

Лена сжала руки в кулаки, прижала к груди и как-то растерянно посмотрела на меня. Тогда я им говорю:

— Хлопцы, а знаете ли вы, что хозяйка этой хаты сестра...

В этот момент дверь с грохотом отворилась, и в хату вбежал полицай Грибовский.

— Руки вверх! — заорал он.

— Ай-ай! — крикнула Лена и бросилась на дуло автомата.

— Большевистская кровь, не подхо...

"Тр-р-р..." Все смешалось — дым, выстрелы, разби­тое стекло. Лена не успела еще упасть, как я, пригнув­шись за ее плечами, кинулся за печь. Иван хотел вы­прыгнуть в окно, но был срезан той же очередью, что и Лена. Микола нырнул под стол. Вторая очередь от­рубила угол печи. Изловчившись, я выставил автомат и в упор разрядил его в Грибовского. Перескочив через него, бросился в сени и тут нос к носу столкнулся с по­лицаем. Он выстрелил первый, пуля задела мою руку, но пока он перезаряжал винтовку, я успел нажать на спусковой крючок. Полицай рухнул как сноп. Только после этого я стал осторожно оглядываться. Из хаты выскочил Микола с автоматом Грибовского. Я отвязал коня и тут же увидел, что у околицы деревушки по­явились немцы. Тогда я быстро завел коня за сарай, вскочил в седло и крикнул Миколе: "Давай ко мне!" В мгновение ока он оказался у меня за спиной. По ме­же, за вишенником, мы поскакали к лесу. Выстрелов больше не слышали, погони не было. Вскоре в лесу я остановил коня.

— Давай перевяжу руку, а то кровью изойдешь,— сказал Микола. Оторвал большой кусок от нательной рубахи.

— Подожди,— ответил я и достал из кармана гим­настерки платочек.— Приложи сперва его, он чистый. Ох, Леночка, Лена.

— Он резанул ей прямо в лицо,— Микола тяжело вздохнул.

— Я это понял, когда кровь ее брызнула на меня. Если б не Лена, он бы нас всех прикончил. Не думал, пес вонючий, что девушка на него кинется, прикроет нас собой. Покажи автомат, а свою, ржавую, бросил?

— А зачем она мне теперь.

— Это автомат десантника. Смотри, выпуск 1942 го­да. Значит, Грибовский и его убил. Как-то, еще до ухода в партизаны, видел его у нас в деревне. Размахивал нашей винтовкой, словно палкой какой. А немецкого автомата так и не выпросил у своих хозяев, советским разжился. Теперь все, отстрелялся...