Лев Кукуев - Море в ладонях

— Я мечтала давно побывать на Байнуре! Не раз слыхала о знаменитых Тальянах. Сколько песен поется о вашем священном море!

— Милости просим, — сказал Платонов. — Хорошим друзьям мы рады всегда.

Женщина мило заулыбалась:

— Мне говорили, что лучше всего к вам ехать в начале осени… Так по какому вопросу вы к Прокопию Лукичу?

Он был уверен: ему повезло. Не пройдет и двух минут, окажется в кабинете Крупенина.

— Собственно, я по вопросу строительства Еловского целлюлозного. От группы ученых.

Женщина скисла:

— Короче, вы представляете… — она не могла подобрать нужного слова.

— Да, я противник строительства на Байнуре.

Она отложила блокнот:

— Прокопий Лукич до вечера будет в Совмине на совещании. Я записала вас на прием. Лучше всего позвоните…

Назавтра Платонов собрался идти в ЦК, чтобы вручить свою жалобу. Но секретарь позвонила сама, сказала: Прокопий Лукич примет его после обеда.

Как только Платонов вошел в кабинет, в него стрельнул взгляд Крупенина. Крупенин был в светлом, кофейного цвета костюме, белой сорочке, при галстуке. Запонки и зажим, без сомнения, тонкой работы ювелира. Он не быстро вышел из-за стола, не то чтоб приветливо, но и не холодно пожал Платонову руку. Внешне все делалось уважительно к посетителю. Но Платонов был убежден, что войди за ним следом сто человек и Крупенин в деталях все повторит сначала. Будет тот же стреляющий взгляд, чуть сдержанная, давно отработанная улыбка, неторопливый выход навстречу, не очень крепкое, но достаточно ощутимое рукопожатие.

— Прошу вас, Кузьма Петрович. Давненько не виделись. Что привело?

— Лгать не хочу. Вряд ли встреча со мной вам доставит приятные минуты. Привез жалобу ученых на действия Комитета, который зависим во многом от вас.

— Ну что вы, Кузьма Петрович, вы просто преувеличиваете мои возможности. Государственный комитет — это целый научно-технический центр. А я, как вы знаете, я даже не целлюлозник…

И вот снова встретились два человека, по своим убеждениям два противоположных полюса. Если бы каждый мог не просто видеть перед собой другого, а смог бы проникнуть в тот самый сложный человеческий аппарат-мозг — они бы сразу поняли, что им никогда не найти общую точку зрения на предмет разногласий. И потому они медленно, но неотвратимо вступали в борьбу мнений, все же надеясь понять друг друга.

Платонов начал с того, что Байнур дает человеку и силы и жизнь, избавляет его от недугов, поит и кормит, что человеку небезразлично, что станет с Байнуром завтра.

Крупенин пытливо слушал. Он понимал: не найдет Платонов поддержки здесь — пойдет дальше. Не лишне знать, насколько крупны его козыри. Он тут же вспомнил, что позабыл сообщить в управление кадров, куда поедет осенью отдыхать. В Баден-Бадене, в Венгрии, в Польше был. Жена не против Болгарии….

И тут осенило Крупенина новое — от обратного. Ему доложили, что завтра в десять утра коллегия Комитета. Приглашали, если не будет он занят. Вопрос на коллегии важный: о перспективе развития лесохимической промышленности Сибири и Дальнего Востока. Почему бы Платонову не послушать, какой грандиозный размах примет вскоре эта важная отрасль народного хозяйства, какое внимание ей уделяется. Пусть ученый вглядится в события жизни, осмыслит их шире и глубже. Не твердолобый же он наконец…

На вопрос об изыскательских работах в районах бухта Южная, Сосновые Родники, Тюлений мыс Крупенин просто ответил:

— Они никому не вредят. Результаты могут быть использованы в различных целях. А почему бы, Кузьма Петрович, нам не построить в Сосновых Родниках курорт для работников лесной промышленности? Я бы сам с удовольствием отдохнул на Байнуре.

Против этого никто не мог возразить. А Крупенин снова заговорил о предстоящей коллегии. Он был уверен, что если даже Платонов попытается «выкинуть номер», то будет бит не им лично, а представительством Комитета и главков. Платонов же расценил все по-своему. Он сможет лучше понять далеко идущие планы того же Крупенина, с которым решил потягаться в своих убеждениях, принципах.

Они условились перенести окончательный разговор о претензии ученых еще на день.

Ровно в десять собрались все члены коллегии, ждали только Крупенина. Разместились за длинным столом: в торце председательствующий, рядом — почетное место Прокопию Лукичу, далее заместители, начальники отделов Комитета, члены коллегии, представители министерств и ведомств, у которых есть с Комитетом взаимные интересы.

Платонов, Мокеев и Головлев, руководители ведомственных проектных институтов сидели на стульях вдоль стен. Огромные окна были слегка приоткрыты. Но на улице так же жарко и душно, как в помещении.

Крупенин вошел. Сдержанный всем поклон. Пожал председательствующему руку, опустился в кресло. Он взглянул на повестку дня, на мгновение плотно сжал губы, что-то с укором шепнул председательствующему. Но тот уже представил слово Головлеву.

Головлев ничего нового для Платонова не сказал. Он объяснил причину задержки строительства, попросил у представителя своего министерства, присутствующего на коллегии Комитета, дополнительную технику, заверил, что будет форсировать строительство главного корпуса, сослался на большое количество бросовой проектной документации.

— Что вы на это скажете? — спросил Мокеева председательствующий. Увидев, как тот достает из портфеля папку с какими-то документами, предупредил: — Только по существу, пожалуйста.

Мокеев все же пытался «копнуть поглубже». Сослался на трудности производственного порядка и загруженность штата, пошел с битого козыря: заговорил о той обстановке, которая создалась в свое время вокруг строительства целлюлозного на Байнуре.

Крупенин первым не выдержал:

— Но за собой-то вы чувствуете хоть долю вины?

— Так точно, Прокопий Лукич.

И сразу посыпались вопросы со всех сторон.

Ответы были похожи один на другой: «совершенно справедливо», «точно так», «я искренне огорчен», «будет сделано», «слушаюсь».

— Садитесь, Модест Яковлевич, — сказал председательствующий. — Вы готовили этот вопрос, Василий Аполлинарьевич? Прошу вас!

Василий Аполлинарьевич встал, кашлянул, расправил покатые плечи, и его узкое, слегка рябоватое лицо стало сразу необыкновенно серьезным, торжественным:

— Товарищи! В том, что произошло между Еловским строительством и Бирюсинским гипробумом, во многом повинен я. Как руководитель отдела госкомитета и коммунист я должен признать…

И тут началось:

— …Я заверяю коллегию, ее руководство и вас, Прокопий Лукич, что с этого дня и момента лично возьму под свое наблюдение работу Бирюсинского проектного института. Я поражен, с каким спокойствием, пренебрегая самокритикой, товарищ Мокеев тут доложил о тех недостатках, с которыми невозможно мириться!