Лев Кукуев - Море в ладонях

— Товарищи! Мы пришли к вам, чтоб откровенно…

Не успел Миша обрести твердость в голосе, как Червонный хихикнул, Склизкий и Зуб рассмеялись погромче и сразу же кто-то сидящий за ними крикнул:

— Нашел товарищей!

— Я говорю, что мы пришли к вам за тем, чтоб рассказать, где вы и что здесь за стройка.

— Скажи, начальник, скажи, — вставил Зуб. — Больно темные мы…

— Наша стройка — это одна из замечательных строек Сибири!

— А девчонки у вас невежливые, — громко зевнув, констатировал Склизкий.

— Об отношении к девушкам поговорим потом. Ясно?! — повысил голос Миша.

— Зачем потом? Давай сейчас! Нам это больше подходит.

— Давай! — закричал кто-то из-за спины Червонного.

— Давай!

Люда Бежева отступила за Таню. Как не хотелось идти ей сюда, к этим хулиганам. Таня забыла, кто перед ней. Гнев охватил ее. Так бы и наплевала в эти нахальные морды, что в первом ряду. Жора Червонный, оставив в покое ногти, мерил ее наглым взглядом. Этот взгляд красноречивей всего раскрывал его мысли.

— Я попрошу тишины, — сказал Миша.

Стоявший рядом староста, здоровенный мужчина лет тридцати пяти, крикнул раскатисто, басом:

— Хватит, робята, послушаем!

— Пускай говорит! — поддержал кто-то.

— Довольно! Наслушались!

Таня не вытерпела, шагнула вперед:

— Ну вот что, уважаемые. Приехали к нам на стройку — ведите себя, как люди!

— А мы что, кони?

— Похуже!

Таня не думала им грубить, но так получилось. Сразу же загалдели и закричали те, кто молчал до сих пор.

— Гони ее в шею, гони!

— Стерва нашлась.

Червонный вскочил, поднял руку:

— Спокойно, граждане, спокойно! Зачем такой резонанс? Пусть девочка выскажется!

— Да что с ними говорить, — повернулась Таня к Мише. — Не хотят вести себя как надо, завтра поставим вопрос перед дирекцией. Пусть их отправят туда, откуда взяли.

«Мероприятие» было сорвано. И Миша вдруг растерялся:

— Не волнуйтесь, девушки, не волнуйтесь.

Но Люда, напуганная до смерти, тащила Таню за руку:

— Идем, идем…

Тане ничего не оставалось, как последовать за подругой. А «граждане», надрывая глотки, давились смехом, улюлюкали вслед, свистели.

Миша экстренно собрал комитет комсомола.

— Очень плохо получилось, товарищ Коренева, очень плохо. Надо иметь выдержку.

— Надо быть мужчиной! — отрезала Таня и покраснела. Она поняла, что хватила лишку.

Миша с ожесточением протирал очки, что с ним бывало в минуты сильных волнений.

— Значит, я во всем виноват? Так?

— Да что ты на самом деле пристал.

И Таня едва сдержалась, чтобы не заплакать.

Юрка Пат обвинил тоже Мишу:

— На такие дела кто с девчатами ходит?

— А что девчата хуже ребят? — обиделась Люда и тоже шмыгнула вздернутым носиком.

— Не в этом дело! Идете к блатягам, как к теще на блины. Скажите спасибо — отделались хорошо.

Хоть Юрка и говорил с чувством явного превосходства над всеми, но каждый понял — одессит прав, прислушаться стоит…

Между тем и Жора Червонный по-своему оценил Таню:

— Ничего пташечка, — заявил он дружкам, — хороша на ночку.

— Занудистая очень, — вставил хлипкий здоровьем Склизкий.

— Это пока митингует, а в горизонтальном положении все бабы есть бабы…

Червонный, Склизкий и Зуб лежали в ельнике, метрах в двухстах от своего барака, пили водку, закусывали докторской колбасой и корейкой.

— Метнем? — сказал Червонный, доставая колоду новеньких карт.

У Склизкого в кармане рублей тридцать, не больше, у Червонного — сот пять — на днях сорвал куш, обыграл его и Зуба начисто. Но Склизкий знает — Червонный играет азартно и опрометчиво, когда подопьет, денег не жалеет. С трезвым играть рискованно — обыграет.

— А ты как, Федя? — спросил Склизкий Зуба.

— Я что, только у меня не проси, играй на свои. Ни копейки не дам.

Червонный вскрыл каждому по карте. Банковать выпало Склизкому — счастливая примета. Склизкий лихо допил из своего стакана, схватил колоду карт, объявил:

— В банке трешка.

— На все, — сказал Зуб и… перебрал.

— На петушка, — сказал Червонный, и тоже перебор.

— Одиннадцать в банке, — торопил банкомет.

— Двадцать два…

— Три червонца…

— Четыре!

— На все, — сказал Червонный, мусоля туза.

Склизкий дрожащей рукой подал карту.

У Червонного к тузу король — пятнадцать очков. Склизкого не проведешь, будет брать до казны — минимум, семнадцать. И Червонный протянул руку за картой. И снова король. Сумма очков — девятнадцать.

— Себе, — сказал Червонный.

Склизкий раскрыл карту — десятка. Раскрыл вторую — тоже десятка.

— Хватит! — выкрикнул он и сгреб в кучу деньги.

Следующим банковал Зуб. И снова. Склизкий остался в выигрыше. Ему явно везло. Через час почти все деньги Червонного и Зуба перешли в карман Склизкого. Ставки становились все больше, крупнее. Из «заначки» под старым пнем Склизкий вытащил еще бутылку «Охотничьей». И когда считал, что игре приходит конец, фортуна неожиданно от него отвернулась.

В тот вечер Склизкий спустил все до копейки. Проиграл так быстро, что не успел опомниться. Еще недавно червонцы были, в его карманах, теперь перешли в карманы Червонного и Зуба. В голове шумело. Глаза налились кровью.

— Бочата! — крикнул Склизкий и сорвал с руки свою гордость — штурманские часы с золотой браслеткой. — Сто рублей!

Зуб набычился, его жирные губы лоснились от только что съеденного сала. Он искоса посмотрел на Червонного. Червонный брезгливо кинул часы Склизкому.

— Три червонца! Больше не тянет.

— Браслетка золотая…

— С бабьих ходиков? Пять красненьких и все!

Вскоре Склизкий остался в майке, кальсонах. Червонный налил себе и Зубу.

— А теперь сыграем на птичку, — предложил он.

— На какую? — съежился Склизкий. Дрожал он не только от холода, но и от холодящего чувства, подступившего к горлу.

— Ну ту, что сегодня так мило нас агитировала.

— Нет! — закричал Склизкий. — Нет!

Червонный острием финки достал себе кусок докторской колбасы и отправил в рот.

— А ты отыграйся…

Склизкий допил остатки водки из горлышка.

Отыграться ему не удалось, но одежду ему вернули. Теперь по воровскому закону, если он не «пырнет» Таню ножом, «пырнут» его.

— Когда? — спросил Склизкий, подавленно, глухо.

— Не торопись… Скажем…

А Таня оставалась Таней… Она и впрямь поставила вопрос на комитете комсомола о немедленной отправке партии «работяг» со стройки.

— Давайте посоветуемся с парткомом, — предложил ребятам Миша.

Просить помощи у отца, ставить его в затруднительное положение, Таня категорически против. Она не сказала об этом ребятам и упорно стояла на своем. Уже то, что многие стали интересоваться ее отцом, их отношениями, омрачило приезд отца, да и жили они еще порознь. Отец занимал отдельную комнату в мужском общежитии. Таня по-прежнему со Светланой, в девичьем…