Феликс Овчаренко - Море штормит

— Ермаковой сегодня в институте не будет.

— Но она мне очень нужна!

— Поезжайте тогда на вокзал. Она как раз кого-то встречает.

— Кого встречает?

— Мне кажется, к вечеру дружбы это не имеет прямого отношения…

Неужели как тогда, с Наташкой? Не может быть. Такое не повторяется. Не могли его обмануть Леночкины глаза. Не могли!

Сергей вскочил на ходу в проезжавший мимо парка трамвай. С силой дернул на куртке «молнию». Рывком расстегнул ворот рубашки.

В приоткрытое окно волной плеснулся весенний ветерок. Но Сергей не почувствовал ни его свежести, ни легкого аромата.

Снова встал перед глазами высокий крутоплечий парень с крепким стриженым затылком. Что он ей тогда за песню напевал? И куда они, спрашивается, так торопились? Ему-то уж наверное известно, кого она поехала встречать.

А ты, представитель прозорливой профессии, гроза факультетских девчат, тычешься в каждый вопрос, как слепой щенок в стенку. Так тебе и надо, дураку. Веришь каждому слову. А что, если за всем этим — «дай опомниться», «ты же мне друг» — ничего, кроме беспросветной пустоты? Не хватало тебе еще в жизни только такого водевиля…

Медленно поднимался Сергей по общежитской лестнице. У самой двери своей комнаты он вдруг услышал, что с третьего этажа льется печальная, бархатная мелодия какого-то незнакомого блюза. Это означало, что комендант разрешил танцы и физматчики включили самодельный магнитофон. В другой бы вечер это обрадовало. Но сейчас Сергей не стал даже вслушиваться в музыку. Не задерживаясь, он толкнул дверь. Обвел сидевших в комнате рассеянным взглядом. Усмехнулся, увидев на столе серебристоголовую бутылку шампанского. И тогда только сообразил, отчего так пристально смотрит на него синими настороженными глазами удивительно знакомая девушка. В белоснежном шерстяном жакете она была похожа на артистку из какого-то забытого французского кинофильма.

— Наташа…

Когда-то он поклялся, что больше ни за что на свете не произнесет ее имени. Кажется, давал себе слово даже кивком не здороваться с ней, пройти при встрече с холодным, безразличным видом. Так должен поступать настоящий мужчина. А сейчас этот настоящий мужчина стоял в растерянности у вешалки и абсолютно не представлял, как же ему теперь быть. Слишком уж неожиданной оказалась эта встреча. С глазу на глаз он мог бы, конечно, сказать ей что-нибудь резкое, хлопнуть дверью и уйти. Не помогли бы тогда ни загадочная улыбка, ни грустный прищур вздрагивающих ресниц. Но сейчас рядом с Наташей сидел Семен Караваев, а у окна стоял и барабанил пальцами по этажерке невозмутимый Никита Волков. И как-то неловко показалось Сергею устраивать при них впечатляющую сцену отречения от своего недавнего прошлого. Тем более что ребята — это безошибочно угадывалось по их лицам — уже простили Наташу Смирнову еще до его прихода.

— Госэкзамены она будет сдавать с нами, — сияя, с откровенным восторгом выложил Семен.

— Перевелась из МГУ, — поддакнул Никита.

— Маленькая неприятность… — усмехнулась Наташа.

— Здравствуйте… — сказал Сергей.

А потом они пили шампанское. За встречу. И просто так. Грызли невероятно кислые яблоки, которые Никита упорно называл мичуринскими, и рассеянно слушали последние Сенькины стихи. Наташа молчала. Нервно теребила голубую пуговицу на жакете. Сергей чувствовал, что она настойчиво ищет, ловит его взгляд. Но ему все это было совершенно безразлично. Он смотрел в одну точку и почти не слышал голосов. Мысли его были далеко. Не хотел уходить лишь потому, что в одиночку коротать такой вечер наверняка оказалось бы еще труднее. К тому же в душе он испытывал гордость от приятного сознания, что ему удалось-таки сохранить то твердое, суровое спокойствие, которое постепенно подавило и вконец обезоружило Наташу. Красивая, по-прежнему обаятельная и внешне все еще самоуверенная, она теперь беспомощно смотрела на него, и в глубине ее глаз угадывался не упрек, а немой вопрос: «Неужели ты не рад, неужели я тебе совсем безразлична?» — «Ты не ошиблась», — хотелось сказать Сергею и подняться наконец из-за стола. Но какая-то сила удерживала его на месте.

— Сережа, я многое должна тебе сказать, — наклонилась к нему Наташа и кивнула на дверь. — Ты слышишь? Только на одну минутку.

— О чем говорить? — нарочито медленно спросил он, а сам подумал с горькой досадой: чего бы он только не отдал, чтобы не эта, а другая вот так же стояла сейчас перед ним и, смущенно улыбаясь, звала его в коридор.

Наташа протянула руку:

— Пойдем. — И совсем тихо: — У меня ведь все-таки горе…

Они прошли на второй этаж, где не так мешала музыка. Остановились у окна, около двери на лестничную площадку.

— С Николаем мы разошлись… — Наташа провела рукой по запотевшему стеклу и посмотрела Сергею в глаза. — Я навсегда виновата перед тобой…

— Незачем трогать прошлое.

— Неправда! От прошлого не уйдешь. Я поняла это сразу, как только увидела тебя. Я же пришла к тебе, Сережа…

«Как это у них просто: пришла, ушла, не явилась совсем. — Сергей вскинул на Наташу глаза. — А потом, наверное, все вот так же, одинаково покаянно глядят на тебя, готовые снести хоть что, хоть какую боль, только бы снова разбередить, растревожить сердце».

— Я пойду… — сказал и осекся.

На запотевшем стекле Наташа вывела, не глядя на на него, короткое слово — «люблю». Осторожно дотронулась горячими пальцами до его руки, нежно погладила ее, поднесла к губам, прижала к пылающей щеке. Она всегда была ласковой, эта взбалмошная и строптивая девчонка. Она всегда умела смирить его ревность, загладить любую обиду. Может быть, оттого так трудно оттолкнуть ее сейчас. Может быть, оттого так нелегко унять горячую волну, взметнувшуюся вдруг в груди. А ее немигающие глаза все ближе, все синее. Все лихорадочней мечутся в них колкие, зовущие огоньки.

«Что я делаю?» — пронеслось в голове, но тотчас же эхом откликнулся другой, равнодушный, усталый голос: «Теперь все равно…» И разом кончились мысли, испепелились крутые слова. Сладко, как в жарком хмелю, закружилась, затуманилась голова. Каруселью поплыли перед глазами и растаяли в сомкнувшейся темноте желтые мигающие лампочки, бледно-зеленые коридорные стены. Совсем как давным-давно на третьем, далеком курсе.

Только тогда Сергею наверняка не хватило бы сил вырваться из этих объятий. И, придя наконец в себя, он ни за что не сказал бы:

— Довольно. Не надо.

— Значит — она? — резко спросила Наташа, и Сергей понял, что ей уже известно все. Хотел ответить спокойно, отрубить раз и навсегда, но то, что он увидел в окне, мигом вышибло из-под ног закачавшийся пол, дико перекосило уличные фонари.

Через дорогу к троллейбусной остановке бежала Леночка. Ее уже почти догнал какой-то взлохмаченный парень. Но она успела все же вскочить на подножку.