Николай Кузаков - Рябиновая ночь

— Говорят, прямо в стерню сеять будете.

— Прямо в стерню. Только вначале обработаем землю плоскорезами и культиваторами.

— Будет ли от этого какой прок?

— Должен быть, мама. Землю-то мы не будем переворачивать, значит, влаги в ней больше останется.

— Дай-то бог. На днях видела Алексея Петровича. Осунулся, почернел.

— Забот-то хватает.

Елена Николаевна задумалась. Полные руки нервно теребили кончик платка.

— Тут о вас, Аннушка, — с трудом заговорила Елена Николаевна, — слухи разные ходят…

У Анны загорелись уши. Опустив голову, она боялась посмотреть на мать.

— Правда ли это?

— Правда, мама, — не поднимая головы, ответила Анна. — Люблю я его.

— Ой, доченька, не дело ты затеяла, — укоризненно покачала головой Елена Николаевна. — Неужто ты хуже всех, окромя женатика, доброго человека не нашлось?

Анна еще ниже наклонила голову.

— Я до Алексея Петровича доберусь. Не посмотрю, что в больших начальниках ходит: стыд-то есть у него.

У Анны побледнело лицо.

— Ты этого не сделаешь, мама, он тут ни при чем.

— А я, значит, при чем? Стыдно на люди показаться. Дожилась под старость-то лет.

— Не кори, мама. Разве мне самой-то сладко?

Анна убежала в свою комнату, и оттуда до Елены Николаевны донеслось всхлипывание. Елена Николаевна сидела с каменным лицом. Тяжелые руки неподвижно лежали на коленях.

А за окном хлопьями валил снег. Земля жадно пила прохладную влагу. Плутая над степью в кромешной тьме, тревожно кричали гуси.

Алексей узнал, что на областную базу «Сельхозтехники» поступили минеральные удобрения. Утром он из Зареченска вылетел в Читу, но опоздал: удобрение разобрали пригородные совхозы, ему выделили немного больше десяти тонн. Алексей и этому был рад.

Уладив дело с отправкой удобрений, он решил в этот же день вернуться домой. В первом часу на привокзальной площади Алексей вошел в автобус, который был полон молодежи. На заднем сиденье парень с длинными волосами бренчал на гитаре, несколько девчонок громко и безголосо пели, остальные говорили, смеялись. Алексей прошел к своему месту, сел. Соседкой его оказалась девушка лет двадцати с крупными веснушками по всему лицу, из-под платка ее выбивались огненно-рыжие волосы. Хлопнула дверь, и автобус медленно тронулся.

— В какие края таким табуном направились? — поинтересовался Алексей.

— Мы со швейной фабрики. Едем сакманить в какое-то Озерное.

— Значит, на Онон. Я в этом селе вырос.

— А я в деревне не бывала. Страшно маленько. Сакманить… А что это такое, я не знаю.

Алексей усмехнулся.

— Будете вроде бабки-повитухи, только дело придется иметь с овцами. А потом станете нянькой, дадут вам целый детский сад ягнят и будете их нянчить.

— Я люблю маленьких.

— У вас своя семья есть?

— Что вы, — девушка стыдливо опустила голову.

— Нет, так будет. А на фабрике кем работаете?

— Закройщицей. Заочно учусь в институте. Перешла на третий курс. А еще с парашютом прыгаю, уже пятнадцать прыжков сделала.

— И не страшно вам?

— Совсем не страшно. На прошлой неделе приземлилась на лес, ветром занесло. Весь бок о сучья ободрала. Потом кое-как парашют выручила.

— Отчаянная вы девушка.

— Куда там, — она безнадежно махнула рукой. — Трусиха я, какой свет не видывал. Одна в пустом доме на минутку остаться боюсь.

— Вот тебе и раз.

— Мне кажется, сейчас выскочит кто-то из угла и прыгнет на меня.

— А я в детстве темноты боялся. Наслушаюсь всяких небылиц, в деревне любили рассказывать разные страхи, вечерами из дома боялся нос высунуть. Потом прошло.

Автобус пересек город, миновал два поселка и очутился среди гор. Сосны налились густой зеленью. Под ними буйно цвел багульник, а поэтому казалось, что все склоны объяты розовым пламенем. На солнечных полянах голубели подснежники.

— Красота-то какая.

Алексей приоткрыл окно. В автобус ворвался ветер, а вместе с ним пьянящий запах багульника.

— Старики говорят, это напиток лесных богов.

— А как же они его пьют?

— На то они и боги, придумают.

Дорога пошла по крутому склону хребта. Справа над автобусом величественно замерли сосны, слева — пропасть. На дне глубокого распадка белела накипень. Из него торчали корявые лиственницы. Вокруг накипеня густые заросли ерника и угрюма. Холодом и сыростью пахнуло в окно. Девушка поежилась.

— Вы что? — спросил Алексей.

— Уж больно здесь дико.

— Падь Нелюдимая. Не зря ее так назвали. Говорят, даже звери ее обходят.

Легким изюбриным прыжком дорога перемахнула через речку и пошла в хребет. Автобус, надсадно рыча, взбирался все выше и выше. Гуще становился лес. Вот и облака над самой головой. Будто стая чаек плывет над хребтом. Кажется, подъему не будет конца. И вдруг автобус очутился на каменном карнизе: слева отвесная скала, справа — пропасть, по ее крутизне вниз убегают деревья, отсюда видны только их вершины да пышные ветки. Зелень обрывается у подножья хребта. Дальше долина, залитая светом. В долине синяя лента Ингоды. За ней темные квадраты полей. А за полями опять тайга, громоздятся горы.

— Мы как на самолете, — радовалась девушка.

— И не страшно?

— Люблю высоту. И тишину люблю небесную, когда ни одного звука, только небо да облака.

— Вы меня сманите в небо.

— Будь мужчиной, я бы только летала.

— А я на матушке-земле как-то спокойней себя чувствую.

Автобус, прижавшись к каменистой стене, осторожно шел по извилистой дороге. На серых скалистых уступах то здесь, то там небольшими пучками цвел багульник, и казалось, что какая-то волшебная рука зажгла розовые факелы.

Вскоре автобус спустился в низину, по высокому мосту прокатился над Ингодой и вышел на просторы. По широким долинам темнели поля. По распадкам шумели молодой зеленью березы. Время от времени дорога шла по сосновым борам, вдоль голубых речек. Наконец все это осталось позади, и перед Алексеем раскинулась широкая холмистая степь.

Алексей молча смотрел в окно. Вдоль и поперек он изъездил свой край, но каждый раз его поражала эта суровая красота.

Забайкалье! На тысячу верст ты раскинулось с востока на запад, на тысячу верст ты простерлось с юга на север. Только одним орлам доступна голубая высь твоего неба. Только диким оленям знакомы каменные кручи седовласых гольцов, только перелетные птицы знают всю красоту твоих бесчисленных озер и рек.

Забайкалье! Край степной. Сотни верст скачи на коне и не увидишь кустика. Только иногда вдали проплывет сопка, издали похожая на гонимое ветром облако, или в древней лощине вырастут перед тобой могильные плиты бронзового века, или ударят копыта коня о камни скалы, разбитой грозами и ураганами. Парит степь, пляшут опаловые огни. Молчат птицы. На старых бутонах изнывают от жары орлы-курганники.