Нинель Громыко - Комсомольский комитет

— Вас просят, Изольда Павловна.

Изольда, томно улыбнувшись, взяла трубку.

— Кто говорит?

Лукошкина слушала внимательно и очень долго, потом тревожно попросила:

— Фамилию назовите, фамилию!

Даша, стоявшая, конечно, возле Нади, очень боялась, что не выдержит и громко расхохочется. Она вдруг вспомнила: у нее в кармане яблоко, совсем зеленое и пронзительно-кислое — соседские мальчишки ночью лазили в чей-то сад и угостили ее, а Даша взяла, рассчитывая ради шутки подсунуть яблоко кому-нибудь в цехе. Даша точилкой разрезала яблоко пополам.

— На, покислись! — сказала она Наде, и девушки принялись есть. Теперь можно было морщиться и смеяться сколько угодно.

— Назовите фамилию! — настаивала Изольда.

Звонил Изольде Антон Филатов из проходной — там на вахте стоял его приятель.

— Тошка фамилию забыл! — испугалась Даша.

Но накрашенное лицо Изольды скоро прояснилось, на нем появилась даже пренебрежительная гордость. Она значительно сказала в трубку:

— Хорошо, я буду вас ждать.

Воздушными движениями руки поправляя прическу, Изольда, поднявшись, подплыла к девушкам.

— Представляете, он обиделся, что я забыла его фамилию!

— Кто он? — с невинным видом, радуясь сообразительности Антона, спросила Даша и закусила яблоко.

— Не знаю! — Изольда изящно развела руками, на ее лице появилось настоящее чувство грусти, мечтательные глаза стали проще и добрее. — Он говорил мне о Москве, о Художественном театре… Ах, девочки, у меня была такая большая, полная жизнь. Впрочем, я вспоминаю одного Валерия…

Изольда сказала, что Валерий теперь, наверно, большой человек: он приехал из области в командировку; он хочет видеть ее сейчас же, но сейчас совещание у директора, а потом он обязательно придет в цех. Он спросил, можно ли въехать на завод на машине.

— Мои девочки, я так соскучилась по культурным людям в этой Озерной, — томно сказала Изольда и отошла.

Началась приемка смены. Даша подкатила барабаны для экскаваторных кабелей, которые в эти дни крутил завод, а сама думала: «Ой, что же дальше? Ну, будет ждать Изольда Валерия, а дальше что?»

Наутро уборщица передала Лукошкиной письмо. Даша, Надя и Тошка Филатов долго трудились над ним, придумывая всякие занозистые выражения, которые могли бы покорить «приличную» даму. Валерий объяснял, что совещание у директора кончилось в четвертом часу утра. «Эх, жизнь!» — сетовал несуществующий Валерий, такой же разочарованный, как и Изольда. Он говорил о какой-то случайной встрече с Изольдой; мимоходом упоминал искусство. И, бросив несколько комплиментов, умолял ее приехать в воскресенье на озеро, расположенное неподалеку от поселка. В витиеватой подписи его снова нельзя было ничего разобрать. И постскриптум: «Целую ваши божественные ручки».

Летний вечер опускался над озером. К зеленой чащобе тальника, который рос на берегах озера, несмело подошла Изольда Павловна в длинном платье, обшитом какими-то необыкновенными блестками. Она оглядывалась и, видимо, чувствовала себя все беспокойнее. Как нарочно, поблизости совсем не было людей.

И тотчас из лодки, покачивающейся в камышах у самого берега, вышел стройный мужчина — невысокий, ростом с Изольду.

— Здравствуйте, Изольда Павловна, — сказал он.

Изольда отшатнулась. Она молча разглядывала молодого человека в отличном, только несколько широковатом костюме, в шляпе с огромными, загнутыми вверх полями, напоминавшими растопыренные крылья птицы, перевернутой кверху ногами; шляпу Антон Филатов, — а это, конечно, был он — одолжил у инженера из четвертого цеха, — инженер и сам не носил этой шляпы. В руке «Валерий» держал тросточку и угрожающе — Антон не знал, что получается угрожающе, он думал, что так и нужно, — помахивал ею. Изольда не без боязни поглядывала на трость.

Где же было Изольде узнать Антона: в сумерках не разглядишь грима, который ребята из драмкружка наложили Антону на лицо, нарисовав морщинки. А усы, они придают столько утонченной солидности…

— Пардон, я надеюсь, вы не откажетесь посидеть со мной, — сказал «Валерий», показывая на ближайшие два обомшелые пня. — Я верю, дорогая Изольда, что ты так же счастлива встретиться со мной, как и я с тобой…

Изольда покачала головой.

— Но вы… вы не постарели, Валерий, — нерешительно сказала она. — Я очень долго вас ждала вчера… Я получила ваше письмо.

Даша Хохлова и Надя Веснянкина, лежа в тальнике, боялись, что Тошка не выдержит роли, ведь он должен был представлять очень образованного человека, такого, который был бы авторитетом для Изольды; вдруг Тошка позабудет все репетиции, и у него прорвется какое-нибудь заводское или, хуже того, блатное словечко.

— Садись! — повелительно сказал Антон и театральным жестом снова показал на пень.

Изольда поняла, что перед нею не Валерий. Она вскрикнула и отступила на шаг.

— Что вы хотите со мной сделать? — голос ее задрожал.

Антон тоже понял, что «Валерия» из него не получится.

— Садись и выкладывай свои грехи! — повелительно проговорил он.

— У меня нет грехов… Какие грехи? За что вы меня?!

— Надежда Веснянкина к кому ходит в заречное общежитие? — гремел Антон.

— Ни к кому! Я не говорила… Что вы!

— Ага, сплетничаешь, да еще и врешь! Сразу два греха! А за сколькими мужчинами в заводе бегала?

Изольда ничего не отвечала, только сжала руками голову.

— Тебе сколько лет?

— Тридцать… восемь.

— Врешь!

— Сорок девять!

— Эх-х, Изольда Павловна! — Антон изменил тон. — Ученая вы дамочка и красивая. Зачем же вы себя поганите? Годы себе отымаете. Мы за ваши годы вас только уважать бы больше стали. А красоты вашей от этого не убавится и… не прибавится. Не любите завод — так вас здесь силком никто не держит. На пианино играть умеете. А только вашей жизни не позавидуешь, нет!

Парень в шляпе исчез так же быстро, как и появился. Лодка скользнула вдоль берега, а потом Изольда Павловна услышала голоса — должно быть, он сажал кого-то в лодку.

Изольда стояла одна, растерянная, и ей не было жутко в лесу. «Какие… поганцы, — с привычной досадой думала она. — Некультурная молодежь. Но почему то, что сказал этот парень, так похоже на правду?» Огромным усилием воли, пришедшим помимо нее, Лукошкина заставила себя сказать: «Это правда». Она повторяла всем, что прожила лучше других. Но ведь даже когда она была актрисой, разве у нее было когда-нибудь столько сознания своего достоинства, столько уверенности в будущем, которые есть у этих юнцов, а ведь она о них раньше без пренебрежения и не думала. Она выдумывала себе жизнь, это верно. Ей казалось, что так она станет красивее… и лучше. Теперь ей скоро стукнет полвека. Неужели, неужели для нее все кончено?