Нинель Громыко - Комсомольский комитет

На фанерной дощечке, прибитой к дереву, появляются написанные мелом цифры — счет забитых мячей. Учителя опять побеждают.

Судьи-добровольцы бегают, зажав зубами свистки. Они словно скользят по земле со срезанной травою, успевая замечать неуловимые глазом моменты. Одеты они по-летнему, хотя осень: в белые полотняные брюки и шелковые тенниски. Кажется, что в этом году длиннее стало лето. Мяч то и дело мечется из стороны в сторону, и следом за ним бегает вся команда.

— Толенька, положи! — кричат болельщики Чиркову, когда мяч снова в его руках: на него надеются.

Толя Чирков ниже других, хотя обычно кажется, что он высокий, может потому, что он худ. И Лена болеет за Толю тоже, хотя Толя не из центральных учреждений.

Ведь когда Лена любила Соболева, ей казалось, что она никого уже в жизни снова полюбить не сможет. Но невероятно дорог становится человек, когда он растет на твоих глазах, с каждым днем становится могучее и чище и душа его раскрывается, как бутон, который несет в себе богатый, еще никому не ведомый цветок. С Толей Лене было даже интересней, чем с Соболевым. Игоря она теперь чувствовала товарищем, близким, самым дорогим на свете. Но, когда она любила Соболева, она боялась сказать об этом даже Люсе, а о том, что ей нравится Толя Чирков, что он хороший, очень хороший парень, Лене хотелось рассказать всем!

К Лене подбежала Соня Цылева. Их футболист неудачно упал и очень ушиб ногу. Лена и Соня вместе водили его к врачу, а потом отправляли в город.

— Лена, а костры зажигать можно? — спросила Соня.

— Зажигайте!

— Ты знаешь, на одной лодке у нас уключина сломалась. Ну, прямо ничего не можем поделать…

Лена, скинув розовую куртку из легкого сукна и оставшись в недлинном синем платье, помогала Соне чинить уключину. Когда почти все уже было готово, Лена почувствовала, как возле ноги ее, чуть не по самую щиколотку зарывшейся в песок, что-то зашевелилось. Вздрогнув, Лена посмотрела. Блестящий уж неторопливо вылезал из песка. В двух шагах стоял Толя и смеялся. Лена догадалась, что это Толя выпустил ужа в песок. Высвободив из песка ногу, носком тапочки Лена поддела ужа и бросила в воду. Уж поплыл по реке, подняв черную, с золотой шапочкой голову.

— Ну, почему ты такая не боязливая, Лена? — восхищенно спросил Толя.

— Уж какая есть, — улыбнувшись, ответила Лена.

Лена и Толя, не сговариваясь, пошли в лес.

Лену все занимало в лесу. Вот снялась с ольхи сорока, затрещала и полетела белобокая, веером расставив свой широкий длинный хвост. Фестонные листья дубов загадочно и словно торжествующе шептались по краям поляны. Длинные стебли трав тянули к нему свои сухие созревшие метелки, и дикая морковь уже вместо белых цветов поднимала серые розетки спелого семени. Курчавился рыжий мятлик, да кое-где выглядывали запоздалые, словно забытые, колокольчики.

Толя взял Лену за руку. Они шли, перепрыгивая через валежник, и Лена чувствовала, как вздрагивает Толина рука. Лена невольно залюбовалась красотой леса. Солнце сгорало, как говорят местные старожилы, оно клонилось все ниже и ниже к деревьям, а в листве деревьев сияла, смеялась позолота.

— Бежим? — сказала Лена, и они, взявшись за руки, побежали по белой, словно засолоневшей, тропочке.

Лена подняла несколько желудей — прохладных, твердых, в нежно-зеленых аккуратных чашечках, и стала перекидывать их из руки в руку. И бросила их. Потом чуть сомкнула ресницы, и солнечные лучи удлинились, точно иглы, переливаясь всеми цветами спектра, они прошивали листву.

— Лена, почему ты молчишь? — тихо, тревожно спросил Толя.

— Толя, но ведь ты тоже молчишь!

— Думала ли ты когда-нибудь, что мы будем идти с тобою вот так, вместе? — взволнованно и счастливо, с ожиданием сказал Толя. — Знаешь, я тебе боюсь сказать…

— А ты скажи! — внезапно замерев, тихо попросила Лена.

— Я тебя люблю! — сказал Толя и остановился.

Робкая улыбка, ожидание замерли у него на губах, особым светом осветились зеленоватые глаза и все лицо, чуть тронутое веснушками.

— А что такое любовь, Толя? — вдруг задиристо спросила Лена и посмотрела на Анатолия.

— Любовь — это вот такая, как ты, — ответил Анатолий, и, схватив Лену за руки, закружил ее между деревьями. — Вот такие глаза, как у тебя, такие вот волосы, — шелковистые пепельные волосы Лены рассыпались, — такая… как ты, такая… страстная…

— Да откуда ты знаешь, что я страстная? — спросила Лена, очутившись на земле.

— Я знаю тебя в самом главном: в работе!

Лена вдруг взяла руки Анатолия и прижала их к своему лицу. Анатолий почувствовал, что ладони у нее очень горячие.

— Лена, а ты любишь меня? — тихо, бережно произнося каждое слово, спросил Анатолий.

— Люблю, — ответила Лена, и необыкновенное счастье оттого, что она сказала это, вдруг заполнило и сдавило ее грудь так, что ей стало трудно дышать.

— Лена, мы будем вместе? Всегда вместе?

Лена опустила голову. Сказать «да», которое вдруг так изменило бы ее жизнь, было ей страшно, очень страшно!

— Леночка! Лена! — шептал над ней ласковый, любящий голос.

— Да, — отчетливо выговорила она.

— Какая жизнь у нас с тобой будет, ты не представляешь, Лена! — увлеченно говорил Толя. — Учиться мы с тобой оба будем… В вузах… Очно или заочно, какая разница?

— А сестренка? — вдруг спросила Лена.

— Дину мы к себе возьмем, обязательно, — убежденно ответил Толя.

Потом они шли обратно той же тропинкой. На большой поляне горели костры: было людно, шумно и весело.

Сгорало солнце. Еще много раз будет сгорать солнце, еще много раз придет осень, потом зима, и все равно потом снова будут и весна и лето… Звучали в лесу песни…

Лена спохватилась: ей же нужно вызвать машины для того, чтобы отправить инвентарь в город, и она пошла разыскивать члена организационного комитета, который отвечал за материальную часть, — вездесущего Женю Картавых.

Однажды мглистым утром, которое рассекал мелкий, чуть видный дождь, на платформе станции Озерной стояли двое молодых людей. Девушка была в дешевом пальто из коричневого драпа, в косынке, руки она сунула в карманы пальто. На лице ее, с ранними морщинками вокруг глаз и тонкими полуоткрытыми губами, было странное напряженное выражение: то ли она засмеется сейчас, то ли заплачет. Рослый, добротно одетый парень касался рукой ее плеча: за спиной у него болтался плохо затянутый рюкзак. Это были Алена и Мухин.

— А то поехали вместе, Аленка, — грустно сказал Мухин, чувствовалось, что он уже не в первый раз говорил это, и не верил, что Алена его послушается.

— Куда я поеду! — уныло сказала Аленка. — Уж лучше ты здесь оставайся.