Вильгельм Мах - Агнешка, дочь «Колумба»

— Вы знаете, про что это? Нет? Это давно было, в одном королевстве, в Дании… И этот принц… у него отца убили… а мать у него была нехорошая… — Голос у мальчика дрожит, прерывается. — Мать нехорошая…

И вдруг, бросив на стол недоеденную морковку, Тотек судорожно всхлипывает и закрывает лицо руками.

Агнешка нежно привлекает его к себе, кладет ему руку на лоб.

— Ты рано встал с постели, Тотек. У тебя жар. Возвращайся домой и ложись в кровать.

— Вы ничего не знаете. Я не люблю дома сидеть, не могу. Места я себе там не нахожу. Я сюда даже ночью прибегаю. Приходится. И сегодня в школе я вас обманул.

— Когда?

— …когда сказал, что жду второго урока. Я ведь знал, что с теми ребятами один обман. И Элька знает, и Томек. И все узнают. И всё свалят на вас. Я слыхал, что говорят в магазине. Моя мама…

— И всё свалят на меня, — перебивает Агнешка, с горечью повторяя его слова. Ее тон заставляет Тотека почти с яростью крикнуть:

— А почему вы не поселились там, где должны были жить? Почему вы согласились?

— Тотек! Что с тобой!

— А вы не понимаете?

Мрак — и вдруг озарение. Запоздалый сноп света, такого яркого, что даже голова кружится. Вот, значит, как. Значит, это близкое соседство не только ловушка. Оно должно создавать также — для остальных — мнимую видимость ее выбора, ее согласия. Теперь все ясно, все ужасающе ясно. Вчерашние оскорбления на вечере. Неприязнь Коздроневой, заговор женщин, не пустивших детей в школу. Если б знать, ах, если бы точно знать, кому преимущественно и в первую очередь выразила деревня свой протест. Ей? Это нужно выяснить. Убедиться. О, только теперь можно сказать, что игра стоит свеч. Агнешка хватает брошенную на стол веревку и судорожно сжимает ее в руках. Сердце начинает биться сильнее.

— Тотек, мне нужно возвращаться домой, немедленно. Пошли.

— Но ведь вы останетесь, правда? Не уедете?

— Нет. Я еще не знаю.

— Как бы мне хотелось, чтоб вы жили у нас.

— О Тотек. Мне бы лучше жить как можно дальше от… школы.

— А я хочу, чтобы у нас. Она… они бы при вас не осмелились…

— О ком ты говоришь?

— Нет, я не то сказал. Вы должны остаться. Что же со мной будет?

— Мама с тобой позанимается, и ты сдашь за начальную школу.

— Мама! Мама позанимается! Как бы не так.

— Мне здесь делать нечего. Ну, пошли.

— Неправда. Не уходите, умоляю вас. Раз вы так говорите, я…

Тотек бежит в дальний угол своего убежища, опускается на колени и начинает лихорадочно разгребать сложенные там книги и старые пожелтевшие газеты. Теперь, когда они молчат, Агнешка улавливает непонятно откуда долетающие, неясные звуки — то ли шум, то ли пение. И до нее доходит, что она слышала их и раньше, пожалуй с того самого момента, как пришла сюда.

— …я покажу вам самое главное. Никто не знает, даже Уля. Я покажу вам, и вы поймете, что должны остаться. Вот, глядите!

Под грудой бумаг в полу деревянная крышка люка. Тотек с трудом приподымает ее.

— Они и не подозревают, что я знаю. Им этот проход не нужен. Они входят снизу, вы видели откуда. И запираются на ключ в этом подвале. Станьте на колени и помогите мне, пожалуйста. Только тихонько.

Они медленно подымают крышку люка, и голоса и выкрики становятся все отчетливее. Там, внизу, орут без лада и склада, хрипло, злобно. Там пьянка.

— Вот где они это делают, — шепчет Тотек. — Вот где пьют. Об этом нельзя говорить. Если б вы знали, что потом Зависляк вытворяет дома. Он ведь мой дядя, но… да чего уж там. А вы думаете, такие ребята, как я, не пьют? Тоже пьют.

Агнешка заглядывает в темную бездну. Во мраке еле виднеются ступеньки винтовой лестницы. Тянет сладковатым запахом гнили. И вдруг грянула песня:

Ритм сразу же пропадает в поднявшемся крике, шуме, звоне стекла.

Агнешка опускает крышку люка. К горлу подкатывается тошнота. На лбу, на висках выступают капли пота, стекают струйками, неприятно щекоча шею. Агнешка не решается взглянуть на Тотека, который упрямо ждет ответа на брошенное им обвинение, она не знает, что ему сказать.

— Что же я… — беспомощно пожимает она плечами. — Пойдем, пойдем отсюда.

— Если не вы, то больше некому, — говорит Тотек. — Ах, если бы у меня была граната! Если б только папа был жив!

— Нельзя так! — Неожиданное ожесточение мальчика пугает Агнешку. — Я еще не знаю. Не знаю. Я подумаю, попытаюсь. Пока держи язык за зубами. Мы с тобой не виделись, и я здесь не была. А теперь выходи первым. Я сама найду дорогу.

Непрочный у нас союз, с грустью думает Агнешка, возвращаясь тем же путем, по бездорожью, среди колючих зарослей. Неопытная учительница и экзальтированный мальчик. А количество обязательств возрастает с бешеной быстротой. Одно из них, самое важное и наиболее безотлагательное, необходимо выполнить сегодня же. Уже смеркается, нельзя терять ни минуты. Придется пойти и униженно стучаться в чужие двери, ничего не поделаешь. Где-нибудь примут. Ни одной ночи она больше не останется в этой ловушке. А заодно поглядит на детей в домашних условиях. Это тоже может пригодиться. Жалкое это будет зрелище — ее первый обход изб, но другого выхода нет. Итак, решено. Сразу стало легче. Во дворе никого, это хорошо. Почти бегом Агнешка преодолевает пустое пространство, отделяющее ее от крыльца. Ключ от класса под соломенным половичком, там, где она его оставила. Но кто-то все-таки в классе побывал, потому что все прибрано. Наверно, Семен. Агнешка открывает дверь к себе в комнату и останавливается на пороге. Над брошенным посреди комнаты раскрытым чемоданом сидит Зенон Балч. Он даже не приподнял опущенной головы, не пошевелился. Будто и не заметил ее появления.

— Это вы! Но ведь… вы отдали мне ключ.

— А у меня еще есть… Никто не говорил, что он единственный.

— Зачем вы пришли?

— Выпустить собаку. Бедняга выл в голос. С тоски. Не беспокойтесь, — спешит Балч предупредить ее опасения, — он у Павлинки.

— Хорошо. Подождите. Сейчас я верну вам этот ключ, — собирается с духом Агнешка, хотя голос у нее дрожит. — Он мне больше не понадобится.

— Вы съезжаете?

— Да. Разрешите только оставить здесь до завтра кое-какие вещи и книги.

— К черту. Мы не закончили наш утренний разговор, пани Жванец.

— Достаточно того, что мы его начали.

— Вы на меня сердитесь. Почему?

И он еще спрашивает! Трясущимися руками Агнешка второпях хватает и швыряет в чемодан всякие мелочи. Присутствие Балча мешает ей, сковывает, нарушает целенаправленность движений.

— Я вас как друг предупреждал, — говорит Балч в ответ на ее молчание, — без меня вам здесь не справиться. И ни одному инспектору не справиться. Даже товарищу Травке.

…Травка! «Где посеют, там я и взойду». Секретарь Травчинский!