Вильгельм Мах - Агнешка, дочь «Колумба»

— Ах, знаю, но я совершенно беспомощна.

— Сколько времени вы уже в Хробжичках?

— Почти неделю.

— Дорогая моя!.. — зашевелил усами Збыльчевский, сдерживая смех. — Ну хорошо, после чая… Людвиня! — закричал он в кухонную дверь, — после чая я покажу нашей гостье наше маленькое школьное хозяйство и мы с ней поболтаем.

И тут же в комнате появились сразу Збыльчевская и Ганя, полностью оправдывая свое затянувшееся отсутствие изобилием яств на подносах. Неплохо здесь едят, оценила Агнешка, бросив всего один голодный взгляд на выросшую на столе груду всякой всячины: там были и молочные продукты, и овощи, мед, фрукты, чай, и парное молоко — на выбор, — и еще домашнее вино из смородины.

— А вы знаете? — едва успев присесть, заговорила Збыльчевская. — В Хробжичках опять подрались. Да вы не знаете, — махнула она рукой, — вам бы Юр не сказал. Кто? Зависляк с Балчем. Из-за чего? Внимание, сенсация. Балч велел Зависляку закрыть винокурню до особого распоряжения. А Зависляк отказался. Кто бы мог подумать: Зависляк — и вдруг против, он всегда такой покорный. Но Балч, Балч! До того стал порядочный, просто не верится.

— Что ж его могло напугать? — задумался Збыльчевский.

— Известно что. Вчерашний разговор с нашим солтысом, верно, Ганка? — уточнила пани Збыльчевская. — Был у вас Балч?

— Был, — подтвердила девушка. — С этим своим оруженосцем. Но о чем они там говорили, я не знаю. И Ромек не знает, потому что у нас как раз было собрание.

— И никто их не задел?

— Не задел и не заденет, — преодолев робость, уверенно заявила Ганка. — Мы этот вопрос поставили на собрании нашей организации.

— Кондера сам тоже виноват, — сказал Збыльчевский. — Говорил я ему, не суйте вы свой нос, не лезьте. А они не послушали.

— Виноват не виноват, — обрушилась на него Ганка, — а Ромек все равно передаст жалобу дальше, по инстанциям, по нашей линии.

Вовсе не так уж эта крошка застенчива, как изображал Юр. Ей тогда было неловко, что ее застали вдвоем с парнем, или она веснушек своих стеснялась. Почему это я так вдруг о ней подумала — с раздражением, с антипатией? — поспешила одернуть себя Агнешка.

— Ой-ой-ой! — Збыльчевская пренебрежительным жестом охладила Ганкин пыл. — По вашей линии! Пойдет бумажка да и утонет.

— Это бы лучше, — пробормотал Збыльчевский, и Агнешка улыбнулась ему.

— И для меня лучше, а то страшно будет в воскресенье.

Вот, кстати, насчет этих крестин, которые должны состояться в воскресенье. И о них уже Збыльчевской известно. И что Агнешка будет кумой, тоже известно. А кто крестный? Агнешка невольно покраснела. Они не поверят, что она и в самом деле понятия не имеет кто. Не станет же она делиться с ними своими предположениями. Впрочем, если Зависляк поссорился с Балчем… Все перепуталось.

Все перепуталось, и Агнешке все труднее в этом разобраться. Когда после обильной трапезы и прогулки с директором она наконец распрощалась, собравшись в дорогу, ее озадачил Юр, выросший возле нее с велосипедом:

— Вы на раму сесть сможете? Мне бы не хотелось везти вас на лодке.

— Конечно, смогу. Но почему?

— Я раньше не хотел вам говорить. Меня перед отъездом предупредили, чтоб я сегодня больше в Хробжичках не показывался. На берегу всего можно ждать. Это я о вас забочусь; я-то сам, — тут Юр густо покраснел, — назло стану приезжать и скоро опять появлюсь, вот увидите.

Итак, они отправились в объезд на велосипеде, и красная вечерняя заря уже почти утонула в сгущающихся сумерках, когда Юр ссадил Агнешку в пограничном лесочке, неподалеку от того памятного места, откуда она впервые глядела на Хробжички, откуда сбежала к лежащему в воде Тотеку.

— Дальше идите сами. При мне они могут нарочно выкинуть какой-нибудь номер.

Они попрощались, и Юр уехал.

А когда Агнешка, оставшись одна, спустилась чуть ниже, она увидела Балча. Он стоял возле той отвратительной жестяной фигуры, снова водруженной на межевой столб, и держал в руке конец веревки, закинув петлю на фигуру. Видимо, тренировался. Не заметить Агнешку Балч не мог, однако он даже не взглянул в ее сторону, хотя валежник громко трещал под ногами, когда она широким полукругом обходила солтыса. А в заливе, в ее маленьком тихом заливе, и в самом деле мелькали чьи-то тени. Пьянчуги!

В полном замешательстве Агнешка примчалась домой. Попыталась навести порядок в хаосе впечатлений, разобраться в новых сведениях. Оказалось, что если те же самые события рассматривать со стороны Хробжиц, то они приобретают несколько иную окраску. Значит, Балч тоже был по-своему прав, когда начались раздоры с Хробжицами. Зарытко, соперник, претендент на руку Лёды Пшивлоцкой. Теперь он в Джевинке, плотничьей деревне. Из Джевинки Балч взял напрокат детей. Зарытко спился. Балч заключает с Джевинкой сделки в обмен на самогон. Туманные стечения обстоятельств. А теперь, наоборот, Балч по непонятным причинам отступает. Поехал умиротворять Кондеру, уговаривает его спустить все на тормозах. Наконец, самое удивительное — закрывает клуб. И кто же выступает против него? Трусливый молчун Зависляк. Загадочная личность. На вечере он вел себя весьма подозрительно. Сначала здорово напоил гостей какой-то отравой, потом против воли своих же приятелей пытался прекратить пьянку. И опять-таки против воли Балча отказывается бросить свое мерзкое занятие в замке. Пожалуй, он ненавидит Балча. Но для открытого сопротивления, для открытого протеста у него не хватает духу. Кто же им командует? Пшивлоцкая. Интересно, с чего, а вернее, с чьей помощью, живет Пшивлоцкая, а живет она для уровня Хробжичек просто роскошно. И вдруг Агнешку осеняет догадка: ни бездействующий клуб, ни безработный Зависляк, ни добровольно переменившийся Балч не отвечают интересам Лёды. Но на кого же, в конце концов, она ставит? На Зависляка или на Балча? Там видно будет.

Ах, как все это мучительно. Збыльчевских ничто не мучит. Запершись у себя в комнатке, Агнешка может наконец дать выход терзающей ее зависти. Да, да, зависти — зачем прикидываться святошей перед самой собой. Кусочек сахара во рту становится горьким при воспоминании о Хробжицах, об этой деревне, такой близкой и такой непохожей. Деревню она видела мимоходом, но и этого оказалось вполне достаточно. Какая дорога, какие дома, какая чистота, елки-палки. Бульдозеры, экскаваторы, мелиорация, елки-палки. А школьное хозяйство, по которому ее водил усач. Всевозможные мастерские, политехнизация, елки-палки. А фруктовый сад, а пасека. А личное хозяйство Збыльчевских, а их квартира, вылизанная, вычищенная пташкой Людвиней, сплошная эстетика. Ну, в этой супружеской паре эстет и режиссер (как говорил дир), конечно, не лысый усач, а Людвиня. Усач — законовед и советчик, врач и ветеринар, агроном. Они дополняют друг друга. Э-эх, не надо преувеличивать. Пташка — ревнивица и сплетница, а Каролек — осторожничающий нейтралист, человек уклончивый, улитка в своей раковине. Елки-палки, что это со мной? Нехорошо. Какая же я завистливая и неблагодарная. Збыльчевский обещал при первой оказии прислать кое-какие школьные пособия, тетради, самые необходимые книги. Он добрый, отзывчивый человек. Да, ему есть с чего быть отзывчивым. А я — даже встань я вниз головой, даже если б люди были здесь другие, — и то я так не сумею и никогда с ними не сравняюсь. Не смогу, не умею я, не разбираюсь. Гномик для Марьянека — вот только это я и могу. Научусь. Да где уж там. Много я понимаю в мелиорации. Елки-палки, елки-палки. Чего вдруг ко мне прицепились эти елки-палки, какое отношение к этому имеет Травчинский? А может быть, имеет. Ну и пусть имеет, а я тревогу бить не буду, перед всякими Травками плакать не стану. А перед Флоксом я могу поплакать, верно, собаченька? Ты ведь понимаешь; даже то, чего я не говорю, о чем даже думать не хочу, понимаешь. Если мы пожалуемся, если все, что здесь есть дурного, вытянем на суд общественности, нам придется отсюда уйти, не дадут нам здесь тогда ни одного дня вытерпеть, а мы хотим вытерпеть, хотим продержаться, ты ведь подружился с Астрой, правда? Ну, не плачь, Флокс. Mutatas dicere formas.