Альфред Коппард - Песнь в мире тишины [Авторский сборник]

— Не упустите чайник! — и выскочила во двор.

Джек Смит взглянул на огонь в камине.

— Я присмотрю, — пробормотал он. Все складывалось как нельзя лучше. — Куда она побежала, — спросил он ее отца, — да еще босиком?

Дигби кивнул куда-то в сторону.

— К ручью, — отозвался он. — Ваш ход.

Джек Смит передвинул пешку, и, пока старик обдумывал ход, мысли юноши были заняты Люси. Без сомнения, она побежала мыться в ручье, пробивающемся среди камней. Она запела снова, и им овладело страстное желание выбежать из дома и поглядеть, не сняла ли она свою розовую кофточку, но он никак не мог придумать, под каким предлогом бросить шахматы. В рассеянности он перепутал ходы и быстро проиграл партию; но тут запыхтел и забулькал чайник. Джек Смит снял его с крюка и поставил сбоку на очаг. Девушка перестала петь, и Джек был готов сорваться с места и бежать к ней, но Дигби, окрыленный своей победой, задержал его, любезно заметив:

— Вы неплохо сыграли, принимая во внимание…

— Ну нет, — горячо возразил Джек Смит, — для меня вы чересчур сильный противник.

— Надо держаться стойко, знаете ли, в шахматах всегда так; а уж шахматы эти — игра старинная, слыхал я — в них еще римляне играли, а то и древние иудеи, а может, и американцы. Принимая во внимание…

— И часто вы играете?

— Не так чтоб уж очень. Как придется. Последний раз партнером моим был сам лорд Олвероуд. Заглянул как-то сюда с месяц назад; бродил тут поблизости, да и заглянул нежданно-негаданно провести денек. Мы с ним две партии сыграли.

— И, конечно, вы обставили его?

— Ну, само собой, — ответствовал Дигби так скромно, как только мог. — А уж по шахматам больше, чем по иному чему, видать, что Олвероуд — самый настоящий джентльмен. Здесь все как есть принадлежит ему, все как есть. Да и происходит он из самого, почитай, старинного рода. Приходская церковь там наверху, в Даннердейле, битком набита надгробными плитами да могилами его праотцев. Один так даже мраморной статуи удостоился: здоровенный мужчина в доспехах, и собака у его ног. Только вот одного я в толк не возьму — какой породы был тот пес. Славная там церквушка, да и кладбище неплохое. Немало достойных людей нашли на нем свой последний приют. А если кто и был плох, из мужчин либо женщин, так ведь на то и кладбища — всех они принимают, охо-хо!

— Ну, а как человек он каков?

— Лорд Олвероуд?.. О… Ну что ж, он постарше меня будет, и, по всему видать, человек сердечный… Про меня того не скажешь, вот уж чего нет, того нет. Домишко этот он мне предоставил по своей доброй воле, и проживать я могу здесь сколько захочу.

— Неплохо; а потом здесь будет жить Люси?

— Вот уж не знаю, ничего он насчет этого не говорил.

— Ну, надеюсь, так оно и будет. — И здесь Джек Смит рискнул подпустить малую толику яда: — Ведь не захочет же он сам здесь поселиться?

— Да вы что! Лорд Олвероуд — хозяин всех здешних мест; в горах все как есть принадлежит ему, все вокруг: и трава в лугах, и болота, и овцы на пастбищах — всем он самолично владеет, даже снегом, что выпадает в его поместьях, да и дождем тоже; здесь все принадлежит ему одному.

— Но вас, надеюсь, он не считает своей собственностью? — в том же тоне спросил Джек Смит.

— Меня? Нет, о нет! Я всего только верный его слуга, да хранит его бог.

Люси торопливо прошмыгнула мимо них и, бесшумно ступая босыми ногами, взлетела вверх по лестнице; ее темные волосы были растрепаны, розовая кофточка опять расстегнулась.

— Я буду готова в два счета! — крикнула она сверху.

Но старик вовсе не обратил внимания на ее слова и продолжал мрачно, с дрожью в голосе:

— Вот я и весь тут. Уж так повелось на свете, что беда кого хочет скрутит в свой час, и тут уж шути не шути — такова твоя доля. Так и живу.

Джек Смит не нашелся, что сказать ему в утешение. Разговор несколько раз прерывался, а потом и вовсе замер. Оба замолчали, созерцая горные отроги, видневшиеся из растворенных дверей; горы казались такими одинокими и прекрасными, позолоченные солнцем вершины величественно вздымались над подножием холмов; высоко над ними небо, спокойное и голубое, как горное озеро, омывало снеговые шапки.

Вскоре Люси спустилась, легко сбежав по лестнице. Розовая кофточка и синие джинсы получили отставку, и теперь, в корсаже из красивой красной материи и ярко-синей юбке, она совершенно преобразилась; она надела башмаки и даже чулки и была весьма прихотливо причесана. Не проронив ни слова, девушка принялась накрывать на стол. Дигби смотрел на нее с явной насмешкой и даже подмигивал в сторону гостя, который прямо-таки излучал восхищение. Да и, можно сказать, какой мужчина отказался бы от подобной девушки!

Она была резка и неотесана, а порою даже производила смешное впечатление, и все же Джек Смит живо ощущал ее прелесть и чувствовал, что она добра; внезапно у него мелькнула мысль, что нарядилась-то она сейчас для него, для него одного! А ведь она сама заронила эту мысль в голову Джека. Зачем, действительно, ей было переодеваться, менять свой обычный костюм, если только она не собиралась на вечеринку; но куда? Люси делала вид, будто не замечает его восхищенных взоров, и, переходя от стола к поставцу с посудой и обратно — от поставца к столу, с неподражаемым старанием приносила то коричневый чайник, то чашки, то тарелки и все прочие принадлежности чаепития. Наконец Джек Смит отважился задать вопрос:

— Уже не собираетесь ли вы на вечеринку?

— На вечеринку! — повторила она с притворным смущением, не без самодовольства оглядывая свой великолепный наряд. — Какие тут вечеринки, в нашем-то захолустье! Ни прохожих у нас, ни проезжих — вот разве что вы подвернулись, — добавила она задорно.

— Ну, понесла! — раздраженно проскрипел старик. — Разве не сам лорд Олвероуд был в этой комнате день-два назад? Прямо из замка поднялся и просидел здесь долго, много часов подряд, — нарочно пришел, чтобы про историю Англии со мной потолковать; ведь немало всяких событий произошло поблизости от наших мест.

— Да ладно тебе, мы-то тут при чем? — возразила Люси. — Мы люди маленькие.

— Все равно приятно, — сказал Дигби, — а уж он-то знаток во многих этих делах — по самые уши в них увяз.

— Он-то? Старый выпивоха! — Она пренебрежительно усмехнулась и, прежде чем старик успел возразить, закричала: — Пошел вон, Чарли, пошел, пошел! — и угрожающе замахала руками на гуся, который незаметно пробрался в комнату. Все гусиное сообщество сгрудилось в дверях, в то время как предводитель, с флегматичным видом разинув клюв, двигался к обожаемой хозяйке. Отломив корку хлеба, Люси бросила ее прямо в клюв; огромная птица показала тыл и с высокомерным видом присоединилась к своим соплеменникам, которые в полном согласии последовали за нею, чванливо выставив снежно-белую изнанку крыльев.