Луиза Олкотт - Старомодная девушка [litres]

Он имел мужество это признать и начал искать выход из создавшейся ситуации, но в той новой жизни, которая началась для его семьи, не мог найти себе места. Он пытался помогать отцу, но ничего не смыслил в бизнесе и вскоре понял, что, вмешиваясь, только мешает ему. Домашние дела тем более были не по его части, и сестры прямо заявили ему об этом, велев не путаться под ногами.

У него появилось много свободного времени, и с каждым днем он все яснее чувствовал такую опустошенность, будто раскаянье разъело его энергию. Натуры щедрые, но беспечные часто страдают этим недугом. Попав в неприятности, они склонны преувеличивать свои недостатки до самобичевания, им кажется, что отныне для всего мира они превратились в злодеев и изгоев.

Гордость не позволяла Тому показываться на людях из страха почувствовать жалость к себе, которая была для него нестерпима не только в словах, но даже в сочувственном взгляде или преувеличенно радушном рукопожатии. Поэтому он проводил бо́льшую часть времени дома, слоняясь по комнатам и прячась с приходом гостей. Настроение у него колебалось от патетического смирения до трагической запальчивости. Он был на пути к тому, чтобы превратиться в унылого, никчемного неудачника, если бы вдруг не обнаружил, что на свете есть человек, который в нем остро нуждается. Это была его мать. Она по-прежнему была ему предана, радовалась его обществу, и ее любовь стала спасением для Тома.

Как ошибались сплетники, которые многозначительно рассуждали за вечерним чаем, что, мол, для семейства Шоу было бы лучше, если бы Господь прибрал миссис Шоу. Из-за ее немощи, из-за того, что она требовала постоянной заботы и ухода, сын не опустил рук окончательно. Тесная комната матери оградила его от беды, там он получал всю любовь, нежность и понимание, на которые только была способна ее слабая натура.

– Боже! Боже! Как постарел твой отец! – однажды воскликнула миссис Шоу, глядя в окно, как ее муж медленно бредет по улице. – Надеюсь, он не забудет заказать мясо, которое я просила?

Том стоял рядом и машинально теребил кисть тяжелой занавески, он тоже видел, что отец сильно сдал за это время. Багровое лицо выглядело измученным. Еще недавно красивый, крепкий и моложавый, он смахивал на усталого старика.

– Не беспокойся, я сам займусь твоим мясом, мама, – быстро сказал Том и в очередной раз почувствовал внутри волну раскаяния и стыда.

Он наскоро попрощался с матерью до ужина и бросился догонять отца. Он сам не понимал, зачем вдруг сорвался с места. Это был не сознательный шаг, а скорее импульс, молодого человека сильно угнетало сознание, что он укрылся от шторма и предоставил отцу бороться в одиночку. Мистер Шоу по-прежнему целые дни проводил в офисе, пытаясь поправить дела, пока Том прятался под крылом матери и позволял ей себя утешать.

«Я как будто стыжусь его, и многие действительно так считают. А на самом деле именно он имеет полное право меня стыдиться, – размышлял Том, спеша по улице следом за удаляющимся отцом. – Но я докажу, что чего-то стою. Силы небесные, я докажу!»

С этой мыслью он нагнал мистера Шоу.

– Обопритесь на меня, сэр, – решительно произнес он, словно полководец перед атакой. – Если не возражаете, составлю вам компанию. Небольшое поручение от мамы, знаете ли. Какой сегодня прекрасный денек.

Отец охотно оперся на руку сына и так оживился при его появлении, что Том едва сдержал слезы. Одиночество давило на мистера Шоу, когда он сиротливо, одиноко брел на работу. Они без слов поняли друг друга. Лицо отца озарила надежда и вера, что отныне все пойдет хорошо, но вслух он произнес:

– Спасибо, Том. Твоей маме и впрямь доставит удовольствие, если ты позаботишься об ужине.

Они торопливо перешли на разговор о делах, старательно пряча чувства друг к другу, потому что такое поведение оба считали проявлением слабости. Обсуждая иски, закладные и прочие хитросплетения бизнеса, отец с сыном не сомневались друг в друге, отчего мистер Шоу пошел вперед увереннее, спина его распрямилась, а Том впервые почувствовал, что наконец оказался на своем месте.

По пути они встретили много знакомых, которые почтительно приветствовали мистера Шоу и награждали осуждающими взглядами его спутника, шепча за его спиной: «Досталось этому повесе, его сыну. Совсем непутевый. Хорошо бы этот урок пошел ему на пользу».

«Хорошо, если бы вы не старались бить человека, который и так упал, – мысленно отвечал им Том, мечтая о своих будущих блистательных победах, которые заставят всех замолчать. – Если бы не мама, уехал бы сейчас, например, в Австралию. Начать все на новом месте, где никто меня не знает. Здесь у меня ничего не выйдет. Все следят за мной, как за бракованной лошадью на ипподроме, да делают ставки, свалюсь я во время забега или добреду до финиша. Зачем столько времени я потратил на греческий и латынь! Лучше бы овладел каким-нибудь ремеслом. Тогда, может, нашел бы себе применение. А теперь у меня за душой, кроме двух древних языков, только приличный французский да собственные кулаки. Хотя вдруг старику Бейли нужен клерк для парижского отделения его фирмы?» – неожиданно посетила его надежда.

В пику всем злопыхателям Том довел отца до офиса, потом собрал все свое мужество и отправился наниматься к человеку, который считался искренним другом семьи. На его беду, старый Бейли поднялся в то утро с левой ноги, пребывал в скверном расположении духа и, завидя нашего бедолагу, даже не удосужился его выслушать, а вместо этого разразился длиннейшим поучением. Том имел удовольствие выяснить, что вышеозначенный джентльмен считает пагубным его образ жизни и настоятельно рекомендует ему поскорее взяться за ум.

Том уныло побрел домой и снова принялся слоняться из угла в угол, подсчитывая, какая сумма ему потребуется для сборов в Австралию. Тут до него из кухни донеслись стук ложек и бойкие голоса. Он понял, что это Полли учит Мод готовить десерты. Новая прислуга была нанята задешево, и сладкие блюда не входили в число ее умений, но миссис Шоу считала отсутствие десерта за ужином признаком окончательной нищеты. Фан испытывала стойкое отвращение к готовке, зато Мод обнаружила в этом недюжинный талант и с удовольствием штудировала кулинарные книги, а когда приходила Полли, всегда брала у нее уроки.

Том от нечего делать спустился было в кухню, но окрик младшей сестры его остановил:

– Пожалуйста, не заходи! Мы ужасно заняты! И вообще, здесь мужчинам не место!

– Ну вот, – он в растерянности замер на пороге. – Фан ушла. Мама спит. Я пришел взглянуть, нельзя ли здесь как-нибудь развлечься, а вы, значит, мне не рады? – общительный по натуре, сейчас он всей душой искал общества близких, тех, кто поможет ему на время забыть о тяжких мыслях.