Олег Крышталь - К пению птиц

Как рыбак-любитель, я понимаю азарт их бытия — и в то же время не могу не считать их деятельность вспомогательной. Я вижу единственный ее смысл в том, чтобы кормить науку, чтобы наука объясняла всем, «Как?» и «Почему?» — питая амбицию понять, «Зачем?» Разделяя мнение тех, кто считает меня ненормальным, я по-прежнему при своем. И вдруг меня озаряет: «верю, поскольку абсурдно».

— Я верит и Я же знает, что абсурдно.

— Ведь это доказывает, что есть другой Я!

— Это доказывает, что мир может оказаться другим, оставшись тем же.

Рискну шепнуть — себе и читателю:

— Это доказывает, наконец, существование Стены.

Еще даже не середина зимы, но я себе сообщаю:

— Скоро весна!

Оказывается, не надо ждать так долго, чтобы мой мир посетили зелень и солнце.

Среди элементов профессионального идиотизма — стремление назвать метафору моделью и поверить, что понял, как устроен мир.

Случайно ли ощущение счастья, когда удается понять хоть частицу мирового устройства?

Случилось — и вот, ученый горд и счастлив в своей «научной» вере. Это и есть главная ему компенсация за человеческую смертность.

Я предвижу, что слово Метаязыка, которым когда-то обозначат соответствующий комплект чувств, окажется одним из ПАРОЛЕЙ доступа к Окну.

«В двенадцать часов по ночам из гроба встает барабанщик», — пел Шаляпин сто лет назад.

Эта песня могла вспомниться мне потому, что в ней есть слово «пароль». Речь идет о Наполеоне, принимающем парад своих войск, вставших для этого из могил. Ночью, над спящим миром, жалея его за несовершенство и мечтая о своем будущем Царстве, пробует голос Метаязык.

«Франция» — этот пароль, лозунг — «Святая Елена».

У меня нет сил предметно мечтать о той ночи, когда из могил встанет не только гвардия, а и все мы, чьими костями устлан путь в Новое Царство. Однако просится в слова мечта, как если бы ночная Река Времени озарилась салютом — и стало видно хотя бы за первый поворот.

Легко быть на короткой ноге с грозным Императором: он уже умер. Так что мне хватает смелости засвидетельствовать ему свое почтение. Для него в Стене было открыто громадное Окно — и он прекрасно слышал подсказки. А если подсказки прекрасно слышны, нетрудно себе представить, что это всё ты сам — а не Божество твоими устами.

И тогда начинаешь верить, что и впрямь:

— Это Божество моими устами!

И тогда можно сойти с ума, а можно стать, например, Наполеоном.

Первые люди не были уверены в том, что думают при помощи головы.

Даже гораздо позже, овладев письмом, предки не имели на этот счет полной уверенности — и сообщили нам свои сомнения.

Новые знания, попадая в Накопленное Настоящее, новы только для нас.

Я понимаю весьма ограниченную ценность этого утверждения. Но оно занятно своей несомненной истинностью.

Если нас некому было придумывать, то кроме нас никто о нас ничего не знает.

Если нас придумали, то Создатель по определению знает о нас все. В частности, он изобрел генную инженерию, хотя наверняка по-другому называет ту область своей деятельности, которая связана с созданием Жизни.

«Эгоистичная ДНК» — так называют ученые Молекулу, в которой содержится информация о нашем устройстве вместе с инструкцией по самосборке.

Я вижу в этом названии личностный аспект: цель моей жизни определена, оказывается, помимо моей воли. Потому что если бы я даже из протеста не захотел продлевать род, то и тогда способствовал бы заложенной в меня ОБЩЕЙ цели: носителям таких идей нет в жизни места.

Еще в начале текста я удивлялся противоречию между мелочностью моих мыслей и невообразимой сложностью моего же устройства.

И вот, вся мелочность мыслей приобретает неожиданное, пусть скромное, но величие. Я даже имею право на чувство превосходства, скажем, над собаками, не говоря уж о динозаврах. С точки зрения числа патентов, использованных для их и моего создания, разница между нами несущественна, а я зато могу предвидеть — и опасность, и размеры урожая, и, к сожалению, собственную смерть.

— Мощность достаточна, — однажды было гордо сказано о двигателе Роллс-Ройса вместо того, чтоб указать число лошадиных сил.

Небеса молчат. Не будешь же считать сообщением, например, реликтовое излучение, свидетельство Большого Взрыва.

Поэтому мы ищем правду сами.

Вместе трудимся, чтоб узнать о себе больше, а предвидеть дальше.

Наша общественная природа выражается в нетерпимости к одиночеству, в желании если не быть, то бывать вместе.

Занятным и комичным (чтобы не сказать, «поистине трагичным») образом это желание совмещается в душе с сильным как страсть стремлением к независимости, стремлением охранить и вырастить свое бесценное Я.

Сегодня я подумал, что бессмертие души — безусловная чепуха.

— Выдумка для трусов, — храбро говорю я спокойным утром, когда знаю, что в ближайшие часы мне вряд ли что-нибудь грозит.

Мне представилось, как идея, выраженная не последовательностью слов, а последовательностью сцепленных молекул, имеющих волшебное даже в словесном выражении свойство самовоспроизводиться, как эта идея ищет возможность укрепиться в Вечности.

Разменная монета, которой «Молекулярная Идея» расплачивается за собственное сохранение — рождение и смерть ее собственных воплощений.

Для борьбы с инфляцией появилось строго следящее за бюджетом животное Царство.

Возможно, когда-то нам станет понятным, как и почему происходила смена Царств.

Если речь идет о сохранении жизни, то появление способных к сознательному обучению и предвидению нас — совершенно логичный ход событий.

Глядя правде в глаза, следует признать, что либо Создателя нет, либо он не сразу знал, чего хочет: почему бы не вдохнуть разум уже в динозавров — среди них были даже ходившие на двух ногах.

Забавны штампы языка: «смотреть в глаза правде».

Мне вдруг представилось, что Молекулярная Идея подбирала себе глаза, чтобы видеть мир в согласии с Собой — красивым.

Я готов просить прощения у улыбчивой суки, но ей не приходило в голову сделать свою улыбку еще более обворожительной — глядя, скажем, в воду, прежде, чем напиться.

Догадка воплотилась в нас — и вот, мы, вместе с умнейшими из обезьян, понимаем, что глядя в зеркало, смотрим на себя.

Впрочем, может, разумному динозавру не хватало юмора — и потому модель не пошла в серию?

Я вспомнил, что, стоя на двух лапах, динозавр опирается на хвост.

Я вспомнил, что в качестве эмбриона хвостом мог похвастаться и я.

Вдруг я понял, чем Река Времени отличается от обычной реки.

Главное отличие не в том, что течет в этой реке.