Олег Крышталь - К пению птиц

Поскольку полет метеоритов продолжается, а я как раз сейчас живу, это и есть мой шанс в жизни — без лишней гордости представить себя Неподвижным Посторонним Наблюдателем.

В этом качестве я хозяин своих представлений — и вправе фантазировать.

Сейчас Молекула — это спора, затаившаяся в расщелине метеорита: летит, чтобы найти место, где можно будет воплотиться. Разве это не то же самое, что превратиться в мелочные подробности?

— Разменяться на таких как ты, — говорит мне Молекула в воображаемом комиксе, герои которого Она и Я.

— Мы с Тобой, — говорю я, мысленно подбирая антураж, в котором происходит воображаемое действие — и радуюсь, что в русском языке слово Молекула — женского рода. Вдруг мне становится понятным, что если и есть в этом мире что-то настоящее, так это комикс «Он и Она».

Вспомнилось завораживающее почти всех место из Матфея:

— А я утверждаю, что каждый, кто смотрит на женщину с вожделением…

Я вспомнил пса, бьющегося о калитку, за которую увели улыбчивую суку.

Он будет лежать у калитки всю ночь, и спасаться от стресса, вентилируя вываленный язык.

— По Зверю плачет Лес, — скажет моя сочувствующая сущность, — в Лесу нет ни строгих, следящих за нравственностью Дам, ни железных, чуждых живому калиток.

Ни Ромул, ни Маугли не вырастут среди зверей: соответствующий эксперимент может быть проведен только в мыслях.

А мы с легкостью выращиваем любого зверя, мало того…в уме своем уже прелюбодействовал с нею: звери в нас и среди нас.

Только чтобы не вступать в безнадежный спор с моралистами, не стану утверждать, что в каждом сидит свой маркиз де Сад.

Мне легко себе представить необходимость самоизнурения, к которой приходили и приходят многие честные ревнители Веры.

Я думаю, что недопущение женщин к отправлению молений — не только пережиток патриархата, но и следствие глубокого подозрения, что Бог у них не совсем такой — и уж точно, они у Него просят не совсем того же, что мужчины.

Впрочем, в томлении духа братья и сестры едины.

Вот Слово, родившееся из общения, а вот — Зверь, знающий только свои желания. Есть о чем жаловаться Слову, как есть о чем выть Зверю. Они — помеха друг другу, и в то же время им друг друга не хватает. Жалобы и вой становятся пением и плачем.

Чтоб ощутить себя в плену страстей, рождается Душа.

Пока этот текст еще не достучался до слов, я думал, что буду писать другую книгу. Уже тогда я чувствовал, что на подходе смена Царств, но мне казалось, что грядет новый Матриархат.

Казалось, что с приходом Биологического Царства должна измениться роль женщин.

Мне казалось, что их философское Молчание, не прерванное шумом феминизма — не только следствие существующего общественного устройства, но и неосознанное Стремление Охранить Тайну До Лучших Времен.

Мне казалось, что Лучшие Времена на подходе, хотя бы потому, что всё, что можно, уже покорено, и пришло время женскому делу — обустройству.

Мне казалось очевидным, что освобожденный в будущем от первобытно-случайных перипетий воспроизводства Женский Ум должен превратить Мир в новое место, в котором новые этика и эстетика принесут всем нам новую, небывалую оргастичность восприятия и бытия.

Я хотел написать об этом книгу, но пишу другую, потому что успел понять: «выше головы не прыгнешь», пусть женщины сами пишут о себе.

А мне — гораздо проще рассуждать, «как рождается Душа», чем представлять себе, каково жить без пениса.

Размышляя о женщинах, я понимал, что только социальными причинами нельзя объяснить тот факт, что все великие философы — мужчины: Великая Статистика Молекулы не терпит отсутствия исключений.

Прошу прощения у Великих за метафору, с помощью которой я хочу поделиться тем, что пришло ко мне сейчас из-за Стены.

Прощения-то я прошу, а вот прощен буду вряд ли.

Великие молчат, даже если они меня слышат, во что я не верю, но чего, как объективный человек, исключить не могу.

Молчать не будут живущие — те, кого я могу обидеть или даже оскорбить, потому что собираюсь сравнить сейчас духовных кумиров со сперматозоидами.

Когда сперматозоид внедряется в оболочку яйцеклетки, по ней распространяется Сигнал, делающий ее непроницаемой для остальных хвостатых соискателей: выигрыш состоялся.

Запускается кухня Творения.

Сила Желаний делает механизм воспроизводства статистически беспроигрышной лотереей.

И вот, заглянув в себя, каждый выигрыш может гордо поднять голову и сказать, а кто я, если не Личность?

Глядя туда же, мыслящий должен склонить голову и признаться, что он Раб.

— Раб Божий, — говорим мы о себе поколение за поколением, чтобы иметь в составляющем Символ Веры наборе Сияние Света и Громовой Глас — ну не кровь же и не слизь! Потому что кроме Великой Статистики Молекулы есть Великая Сила Духа.

Великая Сила Духа возникает из способности Воплощений осознать свое Бытие.

Самое сложное понятие, с которым приходится иметь дело, обозначается простым словом осознать.

В неизвестносколькомерном пространстве Внутреннего Мира Кай видит себя желающим и страждущим — и в то же время видит себя видящим, отделяясь от желаний и страстей. Это и есть Сознание, от него происходит Гордость, приводящая к жизни понятие Дух.

Стою на горе, открывающаяся панорама меня вдохновляет.

Я уже забыл одышку во время подъема, я не думаю о том, что если сейчас прыгну, то разобьюсь — и не поможет, если во время непродолжительного полета махать руками, потому что если у тебя нет крыльев, такой вид полета называется падением.

Желание летать без крыльев ни на чем не основано, но во внутреннем мире летать можно как угодно.

Впрочем, если разобраться, то и там я не летаю, а только вспоминаю о полетах, потому что со времени детских снов более острых впечатлений такого рода, пожалуй, что и нет.

Между прочим, этот опыт вне конкуренции даже с дельтапланеризмом, потому что неожиданно возникавшая во сне способность лететь не требовала ни умения, ни усилий, а только дарила — пусть вместе с замиранием сердца — счастье бытия.

Сейчас не время фантазировать, от кого этот подарок, но вполне уместно констатировать, откуда. Ответ очевиден: из-за Стены.

Вдруг я понял, что мои представления о Стене изменились.

Они изменились в тот момент или в том месте, а поскольку речь идет о самой стойкой иллюзии — о внутреннем мире, то вернее сказать, в том моменто-месте, где и когда я увидел, как мы стучим в оболочку Яйцеклетки, неся на Кухню Творения новые идеи.

В отличие от обычной, смертной, Вселенская Яйцеклетка не запирается, получив очередной допинг, а с еще большей силой продолжает манить и поглощать: