Олег Крышталь - К пению птиц

Тем не менее, Профессор не заблудился, а вышел наружу. Он показал, что нитью Ариадны в потемках психики служит встроенное в нас Влечение к сексу — залог самосохранения Молекулы.

Женщина, прочитавшая мою предыдущую книгу, сказала обо мне, меня не зная:

— Наверное ему с женщинами очень не везло.

В какой-то момент времени, особенно если выпить, я расстроганно соглашусь. В другое время буду спорить из обиды за всех «моих» женщин.

Но что бы я ни делал, для них я останусь виртуальным существом.

В частности, я буду рыбкой в аквариуме, которую оценивают «на активность»: щупальца липкого цветка, готового схватить рыбку, реагируют на движение воды.

Это не помешает мне быть и другой малой тварью — скажем, мышью, вылезшей из норки и излучающей тепло. У змей в жало встроен сенсор тепла. Это очень помогает им в охоте.

Никто не собирается меня есть, но сверхчувствительный прибор не умеет бездействовать: он следит, сколько тепла еще во мне.

Мир в тонах теплоты выглядит иначе, чем в видимом свете.

Мне показалось, что для женщин мужская активность — опасные игры на детской площадке мира.

— Так почему же нет великих философов среди женщин? — спрашиваю себя.

— Потому что в их мире даже великие философы — дети. Пока за ними присматриваешь — некогда философствовать.

Проще всего сказать, что женщиной управляет Сестра-Душа. Однако я сознаю ограниченность своих мужских представлений:

— Выше головы не прыгнешь.

Деление мира на ОН и ОНА — прекрасная возможность тут же отследить предопределенную ограниченность своих представлений. Нетрудно вообразить существ, у которых вместо секса другой способ самовоспроизводства. Но все эти представления будут ничем кроме проигрываемого в голове комикса: за ними не будет врожденных, вложенных в меня желаний и чувств.

Вот — мир, вот — мои желания в этом мире, а вот — мои соплеменники, желающие того же, что и я.

Мы растворены друг в друге — женщины, ловя ауру мужских вожделений, и мужчины, с которыми женщины, даже если весело болтают, о своем главном всё равно молчат.

Сексуальный мир.

Стена Желаний.

Тайна.

Одна из сверхзадач генной инженерии — найти гены смерти.

Другая задача не менее «глобальна», хотя открыто формулировать ее — табу. Однако кто может запретить родителям желать только хороших — наилучших — детей? Так почему не заменить произвол молекулярного Случая целесообразностью здравого смысла?

Чтобы процесс был под контролем, таинство должно происходить в пробирке.

Жизнь заставляет нас повиноваться логике, а это значит — слушаться науки.

Это означает, что со временем мы перестанем размножаться с помощью секса, а при желании, перестанем умирать.

Мне показалось, что непорочное зачатие — одно из величайших прозрений.

Принцип действия противозачаточной таблетки состоит в обмане Природы: посторонний гормон сообщает о ложной беременности.

Изобретатель таблетки испугался, что его детище уберет из жизни секс. Он предположил — и написал об этом книгу, что хватит всего лишь нескольких поколений, чтобы странные телесные упражнения исчезли из обихода в силу своей бессмысленности.

Думаю, что он не прав, потому что сфера сексуальности буйно проросла Метаязыком.

К примеру, множество «уважающих себя» женщин в грезах мастурбации ласкают совсем не фаллос, а друг друга.

Не хочу сказать, что они указывают путь и нам, отсталым мужланам, однако нельзя не признать тот факт, что мы и они в грезах ласкаем одно и то же.

Пишут, что в прошлом веке мужчина мог прийти в неистовство, увидев случайно обнажившуюся женскую голень.

Впрочем, «волны вздымаются и спадают», так что древнего римлянина этим никто бы не удивил.

В древнегреческой школе учитель мог наказать нерадивого ученика с помощью анального секса.

Миклуха-Маклай заинтересовался странными гимнастическими упражнениями, которые исполнялись папуасскими девочками с малолетства.

— Чтобы с ними хорошо было спать, — объяснили ему старики.

— Личность произошла из запретов, — к такому выводу пришел Фрейд.

Мне хочется сказать о нем «бородатый профессор», хотя борода у него не столь внушительна как у зрелого льва или как у Карла Маркса, о котором Уэллс сказал, что «такая борода не вырастает сама собой, ее холят и лелеют, вознося над миром».

В любом случае, борода вносит свою специфику в оральный секс.

В цепи скабрезных ассоциаций почему-то вспомнилась зевающая рыбка.

Я снова понял, почему не прав Изобретатель таблетки в своем выводе, что секс исчезнет из обихода: потому, что мы и оргазм неразделимы.

Забавно, что если Изобретатель, все-таки, прав, то среди главных защитников секса — Папа Римский: церковь таблеток не одобряет.

В моих представлениях произошло некое движение: место Вавилонской Башни заняли Содом и Гоморра.

В момент оргастического возбуждения человеческая сущность себе сообщает, что если для чего-то стоит жить, так это оно и есть.

Секс — самый распространенный, но, как известно, далеко не единственный путь к оргазму.

Еще не зная, какой пирог ей приготовила жизнь, Сущность живет Надеждой.

Надежда способна принимать причудливые формы и умирает, как известно, последней.

Вдруг мне стало совершенно очевидно, насколько мое Я пропитано субстанцией Надежды.

Кай — человек.

Человек смертен.

Значит, Кай умрет.

Так вот, в мире, в котором я живу, Кай только притворяется Каем!

Он знает, что человеку свойственно заблуждаться — и поэтому надеется, что неизбежность смерти — чепуха.

Надежда живет в той интимной части Я, которая верит в Высшую Силу. Адам и Ева были изгнаны из Рая, однако воспоминание о Потерянном Рае сохранилось как идея Мира Что-Придет: Олам ха-Ба!

Если кому-то что-то кажется, так это мне сейчас.

Мне кажется, что все происходящее — доклад Молекулы Высшей Силе.

Передо мной на земле копошится майский жук. Он упал на спину после удара о стену и не может перевернуться, если ему не помочь. А кто ему поможет? Он так и будет шевелить ногами и приподниматься на надкрыльях, пока не иссякнут силы: вон несколько жуков уже лежит. Ученые говорят, что в наших краях майские жуки вот-вот вымрут. Странно, что они еще есть. Этой весной жуков даже больше, чем предыдущей, но наверное это лишь незначительная флуктуация на фоне общего процесса.

Если я пожалею жука и тем самым нарушу справедливость и внесу флуктуацию беспорядка в общий статистический порядок, то эта флуктуация будет ничтожна и ни к каким последствиям не приведет.

Однако, если разобраться, то и я жив сейчас только потому, что не раз в своей жизни опрокидывался — и кто-то меня жалел.