Алексей Жак - Изгнанник

– Я не пью, – сказал Лука, не морщась, как обычно делают зашитые пьянчуги, и не отворачиваясь от призывного взгляда Сергея. – И тебе запрещаю. Хотя бы здесь, со всем этим сбродом. Пожалуйста, выйди за ворота ипподрома и хоть лакай ее из лужи, мне все равно. Но тут мой запрет. Если хочешь продолжения нашей дружбы.

Сергей не на шутку испугался предостережения старика и поспешил успокоить его насчет своего послушания.

– Я, вообще то, тоже не пью, – сказал он. – Так балуюсь. Это так… знак моего уважения и благодарности был.

– Ты молодой, Сережа, – похлопал его по плечу Лука. – Почему не расслабиться. Только делай все с умом. – Он задумался. – И жалеть не придется.

1.

Какой же все-таки разговор произошел между ними – им и его новой поклонницей? А может, это был разговор с его бывшей пассией, с его старой, ну ладно, не старой, но и не молодой, влюбленной. Просто, леший его попутал, и он напутал что-то в своих воспоминаниях?

«Хотя, что это я, – подумал Сергей. – Что я вру? Сам себе. Кого хочу обмануть? Любовь-то давным-давно завяла. Как цветы. Как неспелые овощи в саду у дяди Вани. Помидорчики-то лежалые, с душком».

Год в разлуке (в разлучке). «Разлучка, случка… – рифмовал, рифмоплетствовал Сергей. – Эх, ты, неотредактированный стихотворец, стихотворник-затворник-дворник на задворках одухотворенной поэзии. Не признанный, не узнанный никем, как ни выворачивайся наизнанку. Так не долог час до „сучки“ доплетешь, доковыляешь. А где такое отношение к женщине, там и конец всему, обрыв, писец… Писем нет. Net».

Какое такое судьбоносное резюме, вердикт вынесли они в результате бескровных переговоров – без крови, но горячих выяснений отношений? Состоялось ведь оно, это выяснение. Этот разговор. Тогда. Состоялось, факт.

Ведь, поговорили же они друг с другом. Обстоятельно так поговорили. По душам. Проехались по нервам, оголенным, словно зачищенные кусачками концы электропроводки, вылезающие из толстокожих рук, как из розетки. Красных рук, будто ошпаренных. Которыми махали, пытаясь охладить, затушить (затушевать) красноту. Рук, которые заламывали в невообразимый изворот (ни в какие ворота!) и оставляли так: в застывшем акробатическом кульбите до локтевого сустава. Рук, принадлежавших артистам кукольного театра без самих кукол, не надетых. Рук, которые беспощадно, беспомощно демонстрировали друг дружке: упражняющиеся мимы, выкручивающие самостоятельные, отделенные от тела, живущие своей жизнью конечности. Части целого. Разделенного, но все же целого.

Сергей задумался: «Как стало возможным, что человек, которого ты не знал до определенного момента жизни, не встречал ни разу, не думал о нем ни единой минуты, вдруг стал тебе настолько дорог и близок, что ты не можешь без него… без нее… существовать в этом ставшим тебе чужим, если нет ее рядом, мире? Этот человек – женщина, девушка – стал неразделим с тобой, стал частицей твоего тела, твоей души, твоих мыслей и чувств. Потеря его (да что за черт! конечно же, ЕЁ) сопряжена с потерей этих частей, что равносильно смерти. Для тебя. Потому что жизнь в неполноценном теле с утраченными жизненно необходимыми составными частями всего организма, функционирующего правильно и ритмично, как отрегулированный, настроенный на длительную работу механизм, жизнь с раненной душой и хромающими мыслями, со скособоченными чувствами, такая жизнь не нужна тебе. Тебе. Ты не смиришься с инвалидностью».

– Правда, я сбросил одну сгнившую часть, как ящерица, спасаясь, скидывает, отстреливает, оставляет в руках охотника, уже цапнувшего, хвост, – говорил, тормозя себя на полуслове, полмысли Сергей. – Так и что из этого? Это приемлемая, защитная реакция любой живой особи. Я – не исключение. Не лишись я этого подарка, замешкайся, засомневайся: отдавать или нет, я остался бы при своих, как говорится, без надежды на дальнейшую достойную жизнь. Потому что в кабале у жены, заранее сознавая, что путей к отступлению больше нет, и ты полностью подчинен её своевольным прихотям, дороги назад не будет. А зная тебя, приятель, – уже обратился он внутрь своего «я», – перспектива прожить пару-тройку лет в мучениях и пытках, самоистязаниях тебе предрешена. Если вообще ты сможешь их прожить в таком ключе, в шкуре изгоя?

Он вновь впал в прострацию от одолевающего его сонма противоречивых догадок: «Не выдумал же я этот экспрессивный, театральный диалог между двумя новыми героями, появившимися на авансцене? Хотя героями нас назвать можно с натяжкой: я на героя явно не тяну, много за мной водится грешков, она, моя искусительница, героиня, как будто бы тоже номинальная, поскольку еще ничего собой не представляет и является чем-то вроде кота в мешке. Или кошкой».

Поклонницей, конечно, назвать ее можно, без обиняков, без оговорок, без кавычек и без ложной стыдливости. Она, безусловно, по его версии, по его трезвому умозаключению была поражена стрелой амура, выпущенной им случайно, по чрезвычайному легкомыслию, на какое способен только вольнодумец, вроде него. Поражена в правах, так как сдалась ему безо всяких, каких бы то ни было условий, усилий и противоборства с ее стороны, безвольно, как лишившаяся чувств особа из пансиона благородных девиц. Безоговорочно, как делали это фашисты после акта о капитуляции. Понадеявшись на Сергееву милость, на его порядочность и умение обращаться с такими неопытными и молодыми девицами, к которым, несомненно, она относилась.

И он – он смел на это надеяться – не обманул ее ожиданий. Нет, конечно. Он поступил, как истинный джентльмен, не как подлец. Не как последний обманщик, врунишка, воспользовавшись неопытностью малолетней обольстительницы. Он влюбил ее в себя, но он и сам влюбился. Он не обманул ее, он обманулся сам, солгав себе, что интрижка надолго не затянется. Узелка не будет, никакого: ни морского, ни бантиком.

Попавшийся в расставленный им самим капкан неумеха, растяпа, рассеянный, безмозглый простачок.

А еще хвалился когда-то, что его на необъезженной кобыле не объехать. И другая поговорка была бы тут уместна, если б не сопутствующие произошедшим впоследствии событиям пикантные обстоятельства: «Мал золотник, да дорог». Так мама поучала, когда примеряла умственные способности и таланты к предстоящей взрослой жизни, полной канав и пригорков.

2.

Выяснение состоялось в тот неясный, расплывчатый момент жизни, когда не был еще совершен акт… акт слияния двух сердец. Одного – почти юного, несмышлёного, пользующегося советами старших по возрасту. Другого – устаревшего, но также неопытного в амурных делах, хоть и испробовавшего на зубок нечувственные, а реальные, плотские взаимоотношения, впрочем, не давшие ничего его душе, разве что только телу. Слияния в единое сплетение, вроде клубка шерстяных нитей, из которых плетут материю.