Алексей Жак - Изгнанник

– А, тогда понятно, – согласилась с ним Яна кивком головы. – Значит, сегодня проводим день по полной программе. Мне мама сказал, что тебя нельзя отпускать обратно, таким же неотесанным, каким ты сюда приехал.

– Я и не сопротивляюсь, – теперь кивнул Сергей (и тут же подумал: «Что-то мы сегодня раскивались чрез меры»). – Тешите на здоровье. А то так и останусь деревянным по пояс. Ведь папы Карло нету. Иногда осознаешь недостаток образованности очень даже явственно.

– Зато самокритикой не обделен, – рассмеялась Яна. – Хватит шутить, не строй из себя маленького мальчика. Взрослым мужчинам это не к лицу… И тебе не идет.

– Как скажешь. Я готов сегодня тебя слушать без конца. И выполнять любое твое желание. В меру сил. И средств, конечно. На этот раз я с собой прихватил достаточно денег, чтобы искупить вину за прошлую нашу встречу в Москве. Никак не избавлюсь от этого чувства. А чувствую я себя скверно, когда вспомню, какой совсем нерадушный прием оказал в своем городе.

– Чепуха.

– Не скажи. Я вел себя по-свински. И состояние, в котором пребывал в тот момент… я бы его охарактеризовал, как отвратительное…

– Да уж, – хихикнула девушка. – От тебя разило, как от спиртовой бочки.

– Прошу, – взмолился Сергей. – Больше ни слова о том вечере.

4. Отрывок утреннего разговора.

– А давайте пригласим Петра Маркеловича, – предложила Яна.

– А кто такой этот Петр Маркелыч?

– Он мне вместо отца. Уважаю его.

– Святой человек, Петр Маркелыч. Добрый и отзывчивый. Что без него делали бы? Спасибо ему, – едва ли не молебном стихом пропела Ядвига Савельевна, и добавила в том же ключе: – Нам уже этого – «этого» с акцентом – не нужно. Ну, встретимся, ну, посидим, выпьем по стопке, и все дела. Петя, правда, выпить любит, я уже об этом говорила… И умеет. Ему бутылка, а то и две – плевое дело. И то правда, с его весом доза просто смешная. Ну, а с меня хорошая закуска на стол, все как полагается, неужто отпущу без угощения – он и поесть любитель. И он мне алаверды: кофе снабжает. У его жены родственники в Финляндии. В собственном доме живут. Когда возвращается из гостей, всегда банку-другую прихватит в подарок. Жена-то его кофе не пьет: давление, и сердце пошаливает. Выспится у меня ночь, а утром домой едет к супруге и сыну. Двое внуков еще у него имеются… Мы хорошо относимся друг к другу, иначе как? Столько лет нашей дружбе.

Она бы долго еще так говорила (тараторила): сбивчиво, перескакивая с персоны на персону, но что-то отвлекло ее внимание (упала чайная ложка, целая кружка, поднос с посудой – возможны варианты).

– Хорошо-хорошо, – поддакнул (аукнул, икнул) Сергей, – хорошо соотноситесь друг с другом. Чего не отнять, так не отнять. Просто потрясно!

Он погрузился глубже в свои мысли (быстро опьянел на старых дрожжах).

«Спелись, как братец с сестрицей, не разлей вода, не разруби топором. И благопристойности у ваших отношений не отнять. Идиллическая картина семейной жизни, как норма мироустройства и миропорядка на земле. Дочь, конечно же, будет в порядке, в полном порядке, видя пример таких целомудренных отношений между родителями, один из которых законный, а другой – почти таковой. Разве что с приставкой „экс“ („без секс“), но это не серьезное дополнение».

Так думал Сергей, из-за страха навредить завязывающимся в клубок (или в удавку?) отношениям, умалчивая мысли и не транслируя их публично. Кажется, однажды, в далеком забвенном прошлом, его обозвали трусом, сочтя сокрытие очевидной позиции слабостью, отследив за гримом на лице зачатки зарождающейся, клокочущей внутри критики. Критик, опасающийся своих высказываний – нонсенс в демократической стране.

– Да, любовью наши отношения не назовешь, притерлись друг к другу, пообжились. Вместе и порознь, – рассказывала Ядвига Савельевна без тени сожаленья.

Петр Маркелыч был другом семьи, как это в простонародье называется, и… похоже на то, да она и не скрывала, не откровенничала, но и не таилась (чего прятать нижнее белье на старости лет), что ухажер этот – ее бывший полюбовник. Не бог весть какой, но на без рыбье и такой – щука.

– Он звал когда-то давно замуж, – вспоминала она, – но как подумаю, что мужа у живой жены придется отбивать, то… не смогла… Да и Петя… так и сказал тогда, в порыве… «Не могу». Разве он бросит свою Зинку, ведь они как сиамские близнецы… За столько лет… И внуки у них. Куда там… разбегаться. Да, мне это тоже не нужно – одной спокойней как-то. Я привыкла и мужика в доме больше не хочу. Сама себе хозяйка: хочешь голой по квартире расхаживай, хочешь пир закати, а можно и весь день без готовки обойтись, не нужно думать, чем мужа накормить. А так, приходи в любое время – напою, накормлю и спать уложу по старой дружбе. Вот и вся наша любовь.

1.

Он опять, в который раз, стал вспоминать… Причем, воспоминания носили характер отдельных (отделенных от кости повествования), отрывочных (урывочных, как будто откушенных) проблесков сознания посреди одного монотонного потока будней. Как будто эти лоскуты памятных событий, мелькавшие в его голове, как полунощный экспресс, являлись свидетельствами праздничных моментов жизни, озаряющие дорогу в тусклой серости ночи. И настолько явственно они трепетали, бились на ветру времени, что невольно в порыве неуловимой, простреливающей через всю голову боли, Сергей хватался обеими руками за темечко и сжимал его, силясь впихнуть обратно выдавливающуюся, вываливающуюся, трепещущую, как морской гюйс или крыло стрекозы, и такую же невесомую, летучую, просеивающуюся сквозь пальцы губчато-прозрачную, только подразумевающуюся, не реальную, массу.

– Что голова болит?

– Это не в голове, это где-то глубже сидит, – стонал Сергей. – В мозгу, может быть, дальше: в сознании.

…

Музеи, дворцы, Невский проспект и каналы его утомили. Они прошли марафон. Лишь единожды посетив скромный кафетерий, где поглотили по куску торта с кофе.

– Я не люблю забегаловки, вроде «Макдональдса». – Яна скривилась. – Мама говорит, там одна зараза. Она знает, что говорит: проработала год в санэпидемстанции. Я с ней согласна. Дома куда лучше и вкуснее. Нужно потерпеть немного, до дома, и там покушать.

Она подождала, скажет что-нибудь Сергей или нет, и, не дождавшись, добавила еще:

– Я если позволяю себе на улице, так только пирожное или кусочек торта. Мне нравится, как здесь подают десерты. Я с подругой захожу сюда со школьной скамьи. Привыкла к этому кофейному запаху. И обстановке. Тут приятно, правда?

– Я тоже люблю домашнюю пищу, – не очень уверенно, сомневаясь, сказал Сергей. – Домашняя еда мне как-то больше нравится. А в таких заведениях стряпня отдает резиной и полиэтиленом.