Максим Бодягин - Душеед

Кто-то уже заражён, возбуждённо спросил Кромм, роняя стул. Нет, ответила затрини Эумене: душеед в нём ещё не созрел, но этот человек, Фахрут, уже проявил два первых признака, он стал очень силён физически и глаза его стали похожи на царскую яшму, а именно об этих признаках говорят старые мистериумы.

Подробнее, мрачно попросил Кромм, поднимая с пола стул и расслабленно плюхаясь на него. Позволь мне, сказал буамакан Эссеу: сведения разрозненны, но они сходятся. В Орден поступила информация, подтверждающая то, что агенты затрини Эумене рассказали ей. Позавчерашней ночью в одном из гетто случилась потасовка. Невесть откуда взявшиеся в городской черте чафали якобы напали на ночного прохожего. По свидетельствам очевидцев, он не был вооружён. Но когда нападавшие, числом с добрый десяток, атаковали его, он попросту разорвал их на куски. Руками. Разбросанные конечности и головы находили в радиусе квартала. Позже опрос свидетелей показал, что незнакомец, скорее всего, известный своим дурным нравом наркоман Фахрут, старший брат члена городского совета Ассандре. Вы с ней знакомы. Один осведомитель довольно хорошо успел рассмотреть Фахрута, когда на его лицо упал луч света от фонаря. Осведомитель рассказал, что Фахрут даже выглядел удивлённым, будто бы всё это совершил не он. Проблема в том, что я лично неплохо знаю Фахрута, у него бесцветные глаза и он довольно слабосильный человек. Он совершенно не боец, Освободитель. А тут у него внезапно обнаруживается чудовищная сила и глаза становятся яшмовыми. Слишком много совпадений.

Эумене, размеренно кивавшая головой в такт словам буамакана, подняла изящную руку и сказала: мы, уна затра, считаем, что нужно успеть уничтожить Фахрута, пока он не заразил никого из людей в городе. Эссеу с досадой покачал головой: затрини, мы не знаем, запер ли он за собой врата, хватило ли у него духу на это. Если врата приоткрыты, это куда опаснее. В конце концов, если душеед внутри Фахрута созреет и станет началом эпидемии, никто из инфицированных не сможет покинуть ледяной город. Душеедам не пересечь пояс холода. Надо сначала надёжно запереть врата.

Эумене наклонилась к старику через стол и возразила: доподлинно мы этого не знаем. Старые мистериумы учат нас, что душееды различаются между собой так же, как различные животные отличаются от людей и друг от друга. Вдруг, это какой-то морозоустойчивый штамм? Старый буамакан улыбнулся: ты ведь не собираешься сама вмешиваться в дела города, затрини? Эумене слегка потупилась: прости, владыка, ты же знаешь, я очень эмоциональна.

Я считаю, что мы не можем послать в город Кромма, потому что не можем им рисковать, пояснил Эссеу: нам он куда нужнее тут. Если Фахрут заражён, то он может заразить и Кромма. А если Освободителю удастся найти машину снов, он сможет погасить эпидемию в зародыше дистанционно, не подвергая себя опасности.

Кромм старался сохранять на лице вежливую мину, но внутренне съёжился. Участвуя в разговоре, он чуть не выдал себя, чуть не признался, что никакой душеед не может заразить его после того, как его тело изменил Протей. Эта фраза почти вылетела из его рта, но он успел прикусить язык в последний момент. Адреналин шибанул в голову, тонкая струйка пота пробежала вниз от виска. Кромм встал, прошёл к окну, присел на подоконник и выглянул в открытую створку. На лужайке перед домом четыре девочки прыгали через длинную двойную скакалку и скандировали смешную детскую кричалку. Кромм посмотрел на их светлые кудрявые головы, светящиеся в лучах утреннего солнца, и сказал: если я найду машину снов, то автоматически решу сразу две задачи. Узнаю, закрыты ли врата, и смогу исцелить этого вашего Фахрута. Проблема в том, что для того, чтобы найти машину, мне нужно время. Владыка Эссеу, вы как-то говорили, что мистериумы о ней могут находиться в Большой Сеэре?

Да, кивнул старый буамакан: это селение, где живёт много акторов и музыкантов, они находят вдохновение в исторических сюжетах. Они же всё время ищут драму, им нужна буря страстей, поэтому так вышло, что значительная часть мистериумов о прошлых временах сама собой сконцентрировалась в светоче Большой Сеэры. Погодите, владыка знания, запротестовал Кромм: вы ведь говорили, что лучше читать тайные мистериумы, те, что не подвергались позднейшим редакциям? А я слышал, там целая система доступа, специальные помещения, скотадии какие-то.

Да нет там ничего этакого особенного, в скотадиях, засмеялась буамини Элеа: Кромм, скотадий – это просто тёмное помещение, где ты живешь три недели на хлебе и воде. Потом тебе приносят светильник и тот тайный мистериум, который ты хочешь изучить. Ты его можешь там всю жизнь читать, если захочешь, но всё это время тебе придётся сидеть на хлебе и воде. Ах, да, записывать нельзя, только запоминать наизусть.

Дорогая Элеа, у меня такое отвращение к разного рода тюрьмам, ты и представить себе не можешь, скривился Кромм. Буамы улыбнулись и переглянулись, после чего в разговор деликатно вступила Эумене: скотадий – это не тюрьма, Освободитель, там даже замка на двери нет, и это худшее из испытаний. Когда ты ешь только чёрствый хлеб, размачивая его водой, а за незапертой дверью, в светоче, люди едят жареное мясо и пьют вино. В скотадии испытывают твой дух, готов ли ты ради знания пожертвовать хотя бы своим уютом.

Послушай, затрини, с горячностью ответил Кромм: я в своей жизни такое говно жрал, на которое нормальный человек даже смотреть не сможет, меня хлебом с водой не напугать. Но просто у нас нет этих трёх недель, вы же все это понимаете, да?

Ничего, мягко сказал Эссеу: я напишу для тебя специальное письмо, чтобы буамы Большой Сеэры сделали ради тебя исключение. Я редко проявляю свою власть таким грубым образом, но тут действительно особый случай. У затрини Эумене как раз дела в тех краях, она сопроводит тебя. Заодно, в дороге вы ближе познакомитесь.

Фахрут лежал на продавленном диване у раскрытого окна, раскинув руки и ноги, и чувствовал, как по телу струится пот, хотя жара в Убойке стояла не такая сильная, как в Нахальной слободке, которую милиция разгромила на прошлой неделе, и которая долгое время служила Фахруту пристанищем. Убойка была таким же отвратным гетто, но занимала всего две улицы, примыкавшие к бывшим бойням, в которых теперь выращивалось искусственное мясо – основная пища рабочих климатических установок и прочей городской бедноты. Мясные фабрики сбрасывали излишнее тепло через большие воздуховоды, наполняя жаром эти две улицы, узкими ущельями прорезавшие большое складчатое тело ледяного города с севера на юг. Когда-то здесь жили нормальные горожане, но постепенно они переехали выше по склону в более приличные кварталы, а Убойку прибрали к рукам всякие мутные типы, в основном, самогонщики. Они же содержали уйму крохотных заведений, где посетителю предлагалось не только надраться до скотского состояния, но и переночевать, чтобы не попасть в пьяном виде в лапы городской милиции, которая мигом снимала с любителей алкоголя все социальные баллы и отправляла на принудительные работы.