Максим Бодягин - Душеед

Уже внутри пещеры он вновь нацепил портупею с биноклем, чтобы не оставлять следов, и забросил неудобный кожух за спину. Быстро взрезал экзокостюм, словно свежуя оленью тушу, сбросил его на пол рядом с машиной снов и бережно уложил тело в облегающем тёплом белье на кожаное ложе. Ничего не произошло. Кромм аккуратно вдел руки и ноги аэринии в мягкие страховочные петли. Обошёл машину. Песок по-прежнему безмолвствовал. Зиз и Махемоф, Гифопот и Лебеофан, всесильные боги баланса, помогите мне, искренне взмолился Кромм и охватил высоко подбритый лоб аэринии узорчатой лентой, прихватывавшей голову гипнонавта к изголовью. Лицо аэринии, раскрашенное алым и чёрным, казалось безмятежным. Обычное лицо женщины лет тридцати. Вот только в глубокие глазницы, прямо поверх её бесцветных глаз, неизвестный живодел впаял голубоватые линзы в толстом медном ободке с рычажками, выпирающими по краю.

Как только Кромм затянул ленту, закрепив её в серебряном замке, механизм щёлкнул и ложе внезапно просело вниз на сантиметр. Кромм едва успел отпрыгнуть в сторону, как тело аэринии пронзили широкие тёмные лезвия, с треском пропоровшие обшивку ложа. Одновременно с этим с высоты потолка послышался звучный удар колокола. Кромм кувырком перекатился ближе к выходу, больно ударившись о тяжёлый кожух с биноклем, выхватил нож и выглянул наружу.

Внизу за кладбищем к скале бежали люди в масках работорговцев, прочерчивая в сплошном жёлтом поле травняка, волнующегося под ветром, чёрные полосы, тут же закрывавшиеся полыми лёгкими стволами с кисточкой на конце. Быстрее всех к нему неслась ещё одна аэриния, с силой бившая по траве игломётом, расчищая себе путь. Сбоку раздался свист. Сверху упали тонкие верёвки. Кромм метнулся в кусты, поднял голову и увидел как трое работорговцев длинными прыжками спускаются вниз с нависающей над пещерой скалы.

Кромм ринулся вдоль скалы изо всех сил, стараясь прикрываться кустарником. Отбежав на сотню метров, он быстро присел и огляделся. Между хаотично воткнутых в землю могильных плит он заметил путь, казавшийся относительно безопасным. Пригнувшись к земле, он добежал до границы травняка, обогнул большой склеп, украшенный побитыми временем ангелами со сколотыми лицами, и в упор встретился с крупным одышливым мужчиной в маске, державшимся за сердце. Сердце Кромма сжалось, но в следующую секунду он вспомнил, что его лицо закрыто точно такой же кожаной маской. Там, неопределённо махнул он рукой и работорговец побежал по направлению к пещере, размахивая тяжёлым топором.

Следующий работорговец выскочил на него прямо из травняка, наводя тяжёлый арбалет. Кромм в темп бега ушёл с линии атаки, слева засадил несчастному нож в горло, подхватил арбалет и, не разбирая дороги, ринулся в густой жёлтый травняк, пригнувшись так низко, как только мог.

Со стороны пещеры до него донёсся крик, то ли победный, то ли горестный, Кромм не разобрал. Он чувствовал на губах противный привкус крови, предательская колика пронзила печень, но спасительная кромка леса шумела буквально в нескольких метрах впереди. Наконец, он добежал до густого хвойного полога и, запыхавшись, обернулся. Люди в масках стояли, растерянно озираясь. Аэриния яростно выла, стоя у входа в пещеру, и веером палила иглами в светлое небо.

Кромма трясло от страха. Нападавших оказалось слишком много. Не помня себя от ужаса, он добежал до овражка, скатился вниз, поднимая тучу опавших листьев, ударился башкой о корпус аэрокаба. Ремень кожуха оборвался, бинокль полувыпал из него и блестел медной окантовкой на чёрной земле. Кромм быстро подхватил его, запихал на место, зажал ремень зубами и вскарабкался в аэрокаб, бросив ненужный арбалет.

Первым его порывом стало желание ударить по газам и лететь вперёд, не разбирая дороги. Потом он подумал, что хорошо бы развернуться и расстрелять по работорговцам весь боезапас пневмопушки. Но вместо этого он тяжело выдохнул, посчитал удары сердца и на самом малом ходу повёл аэрокаб между деревьями на юг, стараясь не удариться корпусом о ствол.

Кромм крался через лес до тех пор, пока адреналин не перестал плескаться в крови, печень не успокоилась и дыхание не пришло в норму. После чего развернул машину и слегка приподнялся над кронами. Глянул в бинокль. Крохотные как муравьи работорговцы стреляли из пневмопушек в лес, явно наугад. Кромм встряхнул головой и полетел обратно в Сеэру на самом полном ходу, стараясь не подниматься слишком высоко. Ещё через полчаса его накрыло, колени размякли и затряслись. Не останавливая аэрокаб, Кромм достал из бардачка бутылку и жадно сделал несколько обжигающих глотков. Дурильня теплом расплескалась в желудке и он почувствовал, как быстро пьянеет. К чёрту, сказал он: в небе препятствий нет. Он поднялся выше и полетел так быстро, как только позволял роскошный аэрокаб Каймана. Щепоть живого песка издевательски резвилась на кокпите, поднимаясь тонкими столбцами и вновь опускаясь вниз.

***

К одиннадцати часам вечера он уже был у ворот Большой Сеэры, почти разрядив тревожно покашливающие подъёмники. Уровень эфирона в системе упал почти до нуля и силовая установка раз в минуту подавала тревожный сигнал. Кромм кое-как довёл аэрокаб до дворца кана Иебедайи и аккуратно посадил его между фонтанов. Охрана изумлённо переглянулась и на всякий случай взяла секиры наизготовку.

То ли разбуженный воем перегруженных двигателей, то ли ещё неложившийся кан Иебедайя в толстом халате вышел на крыльцо с развесистым канделябром в руках, прикрывая ладонью самую большую из свечей. Между распахнувшихся пол халата выглядывала смешная кружевная ночнушка, спускавшяся на разношенные войлочные тапки. Что случилось, обеспокоенно спросил кан Иебедайя, глядя, как Кромм неловко вываливается из кабины, и сползает на мраморные плитки двора, скользя спиной по полированному корпусу аэрокаба.

Вы мне сейчас не поверите, великий кан, но я почти угодил в ловушку, прохрипел Кромм: и расставлена она была так грамотно, что мне остаётся только восхититься Коггом Химероном или кто там ещё всё это придумал. Он истерично хохотнул, колени подкосились, и Кромм упал на четвереньки, чувствуя, как всё тело сотрясается от крупной дрожи. Он попытался приподняться, но не сумел и просто сел по-турецки, чувствуя холод мраморных плиток под задницей. Мне срочно нужно выпить, сказал Кромм, потом заметил Каймана, маячившего за спиной Иебедайи с обеспокоенной рожей и добавил: заметьте, на вашем аэрокабе ни единой царапинки, патрон Кайман.

Он проснулся около полудня в своём гостиничном номере. В постели рядом валялись несколько бутылок сидра и ополовиненная бутыль крепкого самогона, однако похмелья Кромм не чувствовал. Все мысли покинули его и только ярость холодной голубой стрункой пульсировала внутри в такт щепотке живого песка, бесившегося рядом. Ох, спасибо тебе, великий буамакан, ты спас меня этим своим песком, прошептал Кромм, чувствуя сильное желание поцеловать танцующие песчинки.