Максим Бодягин - Душеед

Великан по-прежнему часто дышал, съедаемый гневом. Что с ней не так, спросил он. Я не знаю, пожал плечами худой мужчина: похоже на падучую, раньше такого не было. Я побегу, простите, патрон. С этими словами он вышел в дверь, подталкиваемый дворецким.

Ни Херон, ни Стрён даже не заметили, что подбирая якобы упавшую брошь, мужчина с изуродованным лицом что-то забрал из-под столешницы.

Херон плюхнулся в кресло, жалобно застонавшее под его массой, и угрюмо сказал: а вот и иерпа. Надо этому придурку, что стоит на дверях, колени переломать за то, что впустил иерпу в дом. Идиот. Стрён, позови-ка его сюда. У меня аж сердце колотнуло. Только иерпы мне в доме не хватало. Ебанутый день, ебанутые слуги, ебанутое всё!

Стрён молча вышел. Херон повошкался в кресле, с раздражением отмечая, как любимое сиденье вдруг стало неуютным и бугристым. Тяжёлое дыхание с клокотанием вырывалось из его огромной груди, будто бы там кипел огромный котёл. Он помял мышцы толстопалой рукой, пытаясь нашарить в теле нечто чужеродное, выматерился и пошёл за следующей бутылью.

Дверь открылась и голос Стрёна сказал: вот этот придурок. Херон быстро развернулся и в два прыжка подскочил к кудрявому слуге, съёжившемуся от ужаса. Ты знаешь, кого ты пустил в мой дом, пидор, заорал он: ты хотя бы отдалённо представляешь, кто это был, ёбаный ты говноед? Это слуга той женщины, которая к вам иногда приходит, прошептал вконец одуревший от страха привратник. Херон в ярости схватил красавчика за горло и поднял в воздух. Ноги слуги беспомощно заколотили в дверь. Ты видел иерпу, значит, видел свою смерть, прошипел Херон и раздавил несчастному трахею. Он сжимал и сжимал горло слуги, пока тот не прекратил дёргаться, после чего, перевернул его и начал всаживать головой в паркет до тех пор, пока кудрявая голова покойника не превратилась в кровавое месиво. Наконец, Херон успокоился, выдохнул и с яростью отшвырнул тело метра на три, брезгливо вытирая руки о халат. Убери это говно, Стрён, сказал он, тяжело отдуваясь и чувствуя, как гнев покидает его.

Ноздри Стрёна раздувались, лицо окрасилось румянцем. Он отбросил со лба налипшую волнистую прядь и сказал: мой Херон. Мой монарх. Мой повелитель. Я так люблю тебя таким. Он подошёл к мужу и прижался к нему всем телом, чувствуя, как пятьсот фунтов плоти дрожат в его объятиях. Ты ведь никогда не бросишь меня, правда, спросил он, снизу вверх глядя в маленькие светящиеся глаза Херона. Клянусь тебе, любовь моя, ответил Херон, целуя его в макушку. А теперь, пожалуйста, убери этого дохлого еблана, пока он не начал вонять.

***

Чарица с наслаждением сбросила с себя броню и защитную сеть и, оставшись обнажённой, рухнула на пышно взбитую постель, подложив под голову несколько подушек. В дверь, склонившись, вошёл иерпа с изуродованным лицом. Иерпа Есон, здесь действительно безопасно, лениво спросила Чарица, с сомнением глядя в растрескавшийся потолок, с которого свисали чешуйки отслоившейся побелки. Есон склонился ещё глубже и тихо ответил: да, василисса, мы проверили. Власти зачищали Нахальную слободку не так давно, сейчас сюда не сунется никто лишний. Всё спокойно. Затопить для вас камин?

Чарица с хрустом потянулась и томно ответила: да, давай, конечно. Хочется настоящей жары. Иерпа подошёл к камину, немного повозился с кресалом и разжёг огонь. Да, так хорошо, сказала Чарица, перевернулась на живот и добавила: ты принёс? Да, ответил иерпа, вынимая из-за пазухи плотно закрытую раковину размером в половину ладони. Ты не трогал слизня руками, подозрительно спросила чарица чафали. Иерпа замотал головой: нет, что вы! Мне только контакта этой дряни с кожей не хватало. Умница, улыбнулась Чарица, вскочила с кровати и достала из-под неё небольшой, растрескавшийся от времени кожаный саквояж: Есон, подай мне кипятка и принеси соли или уксуса.

Она вынула из саквояжа тяжёлый стеклянный шприц в медной оправе, металлическую кювету и развернула пенал с набором игл. Она осмотрела шприц на просвет, убедившись в том, что он достаточно чист. Ей показалось, что на медных ушках шприца, сделанных для удобства под пальцы, появилось небольшое зелёное пятнышко. Она потёрла его ногтем. Вернулся иерпа Есон с дымяшимся чайником и мутной бутылочкой уксуса. Чарица налила кипяток в кювету, булькнула туда шприц и иглу, потом достала из груды одежды, брошенной тут же, на полу, изогнутый кинжал и аккуратно вскрыла раковину. Между перламутровых створок свернулся полупрозрачный слизень-анихнефтис.

Сейчас-сейчас, прошептала Чарица, выливая слизня в чистую чашку: Есон, тебе лучше не смотреть на это. Иерпа сморщился от брезгливости, но подчёркнуто вежливо сказал: василисса, я говорил вам, что это очень опасно. Ну, прости, я не знаю иного способа узнать, о чём говорили эти двое наедине, нахмурилась она и, набрав немного уксуса в пипетку, слегка капнула на полупрозрачное тело слизня. Моллюск слабо пискнул и выпустил длинную синюю струйку, уменьшившись в размерах. Сейчас-сейчас, нетерпеливо повторила Чарица, и осторожно забрала синий секрет в шприц.

Неся его слегка на отлёте, она вернулась в постель, устроилась поудобнее и протянула руку иерпе. Тот пошлёпал женщину по сгибу локтя и затянул жгут, глядя, как надувается тёмная вена. Потом Есон взял у своей повелительницы шприц и поднёс его к веснушчатой коже женщины, но остановился и с сомнением заглянул Чарице в глаза. Давай быстрее, поторопила она слугу. Иерпа недовольно тряхнул головой, тяжёлые кольца в его крохотных чёрных сосках звякнули. Он медленно ввёл содержимое шприца в вену и поспешно отскочил. Чарица скривилась от обжигающей боли и откинулась на подушки. Из прокола выползла тонкая капелька крови и Есон поспешно подобрал её тряпицей.

Чарица лежала, чувствуя, как слёзы сползают по её веснушчатым щекам. Наконец, боль отпустила и на её разум обрушилась волна чужих чувств, голосов, шумов. Она слышала скрип дверей, раздражающее ёрзанье деревянных ножек кресла по полу, свой голос, говорящий Херону: я побуду в городе ещё какое-то время и, уверена, что мы ещё свидимся. Чарица помнила, что именно в этот момент она раскрыла створки раковины и подклеила слизня к столешнице. Какое-то время ничего не происходило, потом её вдруг обдало теплотой и возбуждением, она услышала, как Херон здоровается с любовником. Голоса звучали глухо, их чистоту заслоняли быстро меняющиеся эмоции обоих говоривших, звонкий стук бутылочного донца о столешницу, горловое глыканье, с которым Херон поглощал спиртное.

Наконец, Чарица приноровилась к этой какофонии и смогла выудить то, что жаждала услышать больше всего в этот момент. Иерпа Есон сидел рядом, чутко следя за выражением её лица. Чарица казалась спящей, но вдруг её лицо исказил гнев и она чётко произнесла: я тебе покажу, какая я продажная двужопая сучка, педрила. Иерпа улыбнулся и вытер пот с лица своей госпожи. Она открыла зелёные глаза и медленно сказала, глядя в потолок: что ж, Есон, оно того стоило. Меня тошнит, как в аду, но оно того стоило. Мой старый друг Херон пытается предать нас, иерпа.