Максим Бодягин - Душеед

Ленос, а щенкам хватит молока, может, я слишком много выдоила, послышался обеспокоенный голос Ине, вернувший Краба с небес на землю. Он потёр нос клешневатой рукой и качнул головой: нет, кане Ине, щенки ещё маленькие, им сейчас молока хватит, до середины лета можно доить спокойно. Это потом они уже разожрутся, но там их уже женщины начнут водорослями прикармливать. В общей сложности, перебои с молоком у нас будут дней с десять, наверное. А пойдёте щеняток смотреть? Все женщины это любят.

Он приглашающе махнул рукой, не дожидаясь ответа и пошёл вдоль цепочки слабых эфироновых светильников, желтеющей вдоль длинного каменного свода катакомб. Благочестивая Ине шла за командующим эллингами с любопытством озираясь по сторонам. Она не так часто здесь бывала и у неё, как правило, не было времени на то, чтобы подробнее ознакомиться с этой частью катакомб. Стойлища для дойки моркоров – большие деревянные загоны десять на три метра – тянулись бесконечными ячейками, разбивая на прямоугольники чёрную воду канала. Сюда они заплывали из семейного канала, где нагуливали жир вместе со своими щенками, которых на короткий период дойки переводили в щенячий загон. Взрослые самцы паслись отдельно, ближе к выходу в залив, их к семьям не допускали. Они были больше и тяжелее самок, почти двенадцать метров в длину и больше двух тонн весом. Иногда, когда между ними вспыхивали драки, их приходилось разгонять эфироновыми разрядниками, чтобы эти увальни не нанесли друг другу травм и не порушили постройки. В хорошие годы они плавали на вольном выпасе по дну залива, лишь в штормовые или слишком жаркие дни заходя в катакомбы.

Наконец, завернув за округлый угол коридора, Ине увидела большой округлый бассейн, чья дальняя оконечность терялась в полумраке. Ленос пригласил её спуститься по лестнице к зеленоватому смотровому окну и прибавил свет реостатом. Тут же усатая глазастая морда щенка уткнулась носом в стекло, вызвав у Леноса умильную улыбку: посмотрите, кане Ине, какие они хорошенькие! Сейчас они мохнатые, зелёные и полосатые, чтобы быть понезаметнее, но буквально через пару месяцев шерсть слезет и они посереют, как и их родители. Хороший щенок прибавляет по восемь-десять фунтов весу в день. Когда во время осеннего развода мы будем выгонять их в море, они будут уже почти тонну весить.

Всласть натетешкавшись с шелковистыми щенками моркоровы, Ине поднялась из катакомб на поверхность, чувствуя себя расслабленной и отдохнувшей, будто бы смешные полосатые зверушки забрали у неё часть забот. Только сейчас она поняла, сколько ограничений её окружало в прежней, замужней жизни. Ей нельзя было заговаривать не только с посторонними мужчинами, но и теми женщинами, которых муж считал низкородными, ей нельзя было одеваться слишком просто, ей было нельзя это, нельзя то, нельзя, нельзя, нельзя. И, разумеется, ей ни в коем случае нельзя было подниматься в воздух. В оправдание этого запрета, Зехария купил Ине роскошный ревущий моноцикл, но… Тут же поставил на него ограничитель скорости.

Поэтому, как только Ине оправилась от гибели мужа, то сразу же начала осваивать вождение аэрокаба под руководством своего пасынка, второго наследного кана водолазов Крестофора Хромоногого. Он приходился покойному Зехарии сыном от первого брака и слыл лучшим пилотом Привратника. Сначала Ине побаивалась сближаться с ним, памятуя о неосторожности, которую оба они допустили шесть лет назад, когда Ине выхаживала сломанную ногу Крестофора. Тогда они случайно оказались в постели и проснувшись поутру в объятиях друг друга с ужасом подумали о том, что с ними сделает Зехария, если узнает. Та ночь стала единственной в их жизни, но Крестофор неоднократно вспоминал её. Несмотря на то, что формально он приходился Ине пасынком, Хромоногий был на четыре года её старше. Поэтому Ине всегда чувствовала лёгкую тревогу, когда ей приходилось оставаться с ним наедине.

Однако её опасения оказались беспочвенными. После того, как жена Крестофора, прозванная Маленькой Уле, забеременела после шести лет бесплодных попыток, Хромоногий светился от счастья и думал только об одном: каков будет пол ребёнка, какое имя ему лучше дать и кому из богов баланса будет лучше посвятить младенца. Поэтому обучение Ине полётам на аэрокабе проходило легко и безболезненно. Крестофор болтал без умолку, спрашивая Ине о её собственной беременности, о первых днях жизни детей, о том, как уберечь их от болезней и сглаза, а Ине же вежливо улыбалась и молчала, иногда поддакивая пасынку и думая совершенно о других вещах.

В первый же раз, когда она сама, без посторонней помощи, подняла аэрокаб в небо и, визжа от радости пополам со страхом, обогнула сверкающую снегом вершину огромной Ледяной Иглы, в тот самый раз её охватило такое опьяняющее чувство свободы, какого она не знала до сих пор. Она, благочестивая вдова, вдруг снова стала маленькой девочкой, несущейся по лужам с надувной моделью монгольфьера в руке. Она мигом окунулась в ту счастливую пору, когда ей, Ине, принадлежал весь мир – и луг за дядиным домом, и яблоневая роща за ним, и вся вселенная вплоть до тёплой и ласковой реки, где она с соседскими пацанами собирала на отмелях пресноводных ракушек.

Ине летела и летела, пока Привратник не превратился в неровную чёрную кромку, загрязнявшую чистую линию горизонта между голубизной небесного купола и стальной рябью притихшего океана. И именно в этот момент ей пришла в голову крайне соблазнительная, преступная, шокирующая мысль: а что если уехать с полуострова? Вернуться в земли центрального терминатора, в места благословенных садов, где рекой льются ароматный сидр и протяжные любовные песни?

Она покинула родные края совсем юной, Зехария выкупил её у матери, когда ей еле-еле стукнуло восемнадцать, и больше она не видела родни. Мама Ине, разбитая параличом, угасла в первый же год после замужества дочери. А бабушка ненадолго пережила её. Несмотря на то, что Ине выдали замуж по расчёту, перебравшись на Привратник, она внезапно ощутила пробуждающуюся любовь к мужу, и её настолько захватило это чувство, что она и думать перестала о том, чтобы навестить родню. Потом она родила двух прекрасных девочек, Арин и Тине, и родные края окончательно стали казаться ей миражом.

Но сейчас, после всего того, что случилось, после длинной истории превращения Зехарии из любящего мужа в домашнего тирана, одержимого манией контроля и сжигаемого беспочвенной ревностью ко всему живому, после его гибели и всего того, о чём Ине предпочла бы никогда в жизни не вспоминать, после этого страшного и дикого года, завершившегося кровавой весной, Ине вдруг поняла, что сыта Привратником по самое горло.