Петр Альшевский - Блокноты Гоа

Подполье добирается и до сердца, замечательная Дженни отдается у раскиданных стульев, вторжение мух подготовлено не убравшим за собой Христо.

Традиционно скудный индийский обед.

Прикидывающийся восставшим из мертвых Тимми Римхауз признавался, что в аду не жарче, убивающая сковорода ваш Гоа.

Меня грызет отчаяние выводимого на прогулку полоумного солдата.

Война придет и в больничный двор.

Медсестры тут разъевшиеся, пускающие газы махилы с незакрашенной сединой.

Пита Джи, наш отец, расширь границы достижимости человеческих взоров.

Мы бы тогда любовались столкновениями звездолетов межпланетного наркотрафика.

Рассчитано на спивающихся поэтов, Кубинец Кажется Кубинец сногсшибательному закату никакого внимания.

Копают для меня лопатами. По наивности не знают, что в могилу я лечь откажусь.

пыльца сотрясает.

Распадаюсь на трехрукого и однорукого.

Меня поздравляют с прибавлением, отделившийся близнец о дискриминации вопиет.

Камень о камень.

Буддийскую святыню приобниму. Обмечаю места, где мне удавалось достичь единения с Абсолютом.

Для поддержания порядка создаю из молочной пены фехтовальщиков, подчиняющихся лично мне, в бою они не растеряются.

Не скрываю – среди мест и уютная мадридская квартирка проститутки Тити.

Сушилла приведет полуторалетнего Нанака. Поручила мне вскипятить молоко.

Клей мне на спину не лили?

Майка не снимается, маринованным чесноком я бы кормил доказавших свое право на благодать.

Откидывающее преломление. Покоритель сполз. Пройти под огнем, под горящей на поверхности нефтью. Сапоги с напиханными в них камнями отрыва ото дна не допустят, десять минут без кислорода йог продержится, ухмыляясь, в грязноватой непрозрачности ни на кого не натыкаешься, никому не мешаешь, вольно перемещаешься с чувством, что Вселенная создана для тебя, совершающую неспешное погружение утопленницу подхватишь и понесешь. Он несет ее к алтарю, неприкаянные души сошлись, полюбили, приходите на свадебный пир – у приблизившейся и телепатически общающейся со мной акулы настрой шуточный. На боковое сжирание жутковатым сгустком веселья она заходит.

С висящих на майке черных очков стекает вода. Я не под ливень, я под душем, погляди, что там яркая птица клюет.

Возможно и нам подойдет.

Акробат Инусс сделал фигуру, оцененную мною в четыре рюмки джина.

Я бы поставил тебе и пятую, но денег у меня на четыре.

Пугающая музыка преследования, недобрый терминатор по рыбному ряду за мной.

О расстегнутой ширинке он спохватился уже после рукопожатия.

Владелец половины квартала с Тяжелым Боксером до странности учтиво. Продавать намордники не соглашусь, поищу приработок более мне соответствующий. Ногу ему не пилили, демонстрируемый им шрам не от того безумия в Кальян-Домбивли штат Махараштра.

Для девятнадцати лет разрезающая булочки Пратибха выглядит старовато.

От контрафактного крема щечки у нее высохли,

расписание доставки суси повешено для бурления в грустящем желудке.

Перцептивное познание?

В подкинутый чайник не из револьвера, а подброшенной следом гранатой.

Гусь в экстазе водит шеей, блюз и не такого проймет.

Кундалини спит над кандой. Около пупка.

Спецмашина колеса повернула ко мне, тронется с места и свершится. Шанс уползти по водостоку для меня в прошлом.

Муравей Хименес воспроизводит устрашающий голос вечности, вступлением в беседу под добавляющий тревоги ропот волн я бы пошел против установки преодолеть песок с неповрежденным мозговым аппаратом, блестнувшая монета, купюрой бы тебе оказаться.

Обхожу океан.

В пути мне еще полгода.

Следующая параллельно берегу байдарка поддержки завалена вяляной курицей, дозревающей в корзине папайей, бутылками рома, она окольцована бегущей надписью «Bella Vita», объявивший в переходе в ангелы ракшас Шасипул толкнул ее в корму, и за мной, сколько мне понадобится, она сама.

Хасан Лечо принимает антибиотики. О сексе он сегодня уныло. Лучше бы она оставалась в штанах, говорит.

Сердце стучит отбой.

Забросили мотоцикл к ним на багажник.

Они нас не знают и их волнение законно, как швепс.

Положи букет в лужу. Через два дня к Сушилле пойдем – заберем.

Вырванный у психопата топор выронен на высунувшуюся из-под земли рабочую каску.

Отравленные цветочные луковицы. Созерцаемые атрибуты Абсолюта. Деньги прибрал не Гаэтано. Затягивайте себе галстуки на ваших забавных яхтах.

Посоревновался с Хасаном Лечо в размерах головного убора, замер уколотым чистотой поражения. В рейтузах с полосками старость на кривых женских ногах.

Не расстроен, а озабочен.

Похоже на розетку.

Выронили до операции на бедре.

В опавших листьях будущее удовлетворенных сейчас рядовых.

Поведение созванных небесами влюбленных уходит корнями в пору их одиночества.

За твоими зрачками я послежу в субботу. После узнавания. Дженни с родины не изгнана, ее и там любят, кидайте благовония в ковш. Копайте до костей меня прежнего.

Поза развернутого бокового угла.

Будет любовь.

Не наивность, а вызванные неумеренным потреблением ухудшения.

Встает Чунгун.

Чунгун ищет дорогу.

Никому из адекватных субъектов духовный наставник Чунгун честным бы не показался.

Растительность на груди поедается волосяным енотом. Его пропустили ко мне стражники, разоруженные боевиками «Гринпис». Попахивающие потом мегеры из «Жестко улаживающего проблемы союза за права женщин» щупают мои гениталии, собираются признать их недостойными соприкосновений с божественной плотью представляемых ими сестер, с самыми непросыхающими, покрытыми синяками и рвотой дозволение вы мне выпишете?

От нас тебе удача не прискачет.

Для тебя, гнусного самца, и они слишком хороши.

Покорно безропотным отнесу презервативы назад в магазин. За полную цену не примут и подарочную бас-гитару в честь начала великого воздержания не вручат – буду продолжать, на отлучение, скажем так, наплевав.

Выкрикивают против диктата либидо.

Зовут танцевать в Астану. С заваливающимся на сторону казахом мы, вероятно, подружимся.

Ты скручиваешь, как девчонка.

Ха-ха, Христо, ты наших девчонок не видел.

Пепельные листья.

Дотронулся, и рассыпались.

По запаху здесь прошел немытый демон.

На дамочек не подумал?

Вспомни Голландию и ее кофе-шопы. В вегетарианском кафе «Перушоттам» ассортимент где-то тот же.

Употреблен ром.

Пересчет бы мне на канистры.

Коровы взбесившегося стада через тебя не перепрыгнут. Заказанный тобой алкоголь, я видел, разбавляли, и валяться не с чего, втолковывать телу – миссия осознающего сознания, не коровы, а машины – ситуация идентичная, для тебя чреватая, порубленный куст дал пикантный аромат, но похлебка несъедобная, острая кусочками древесины, с твоей груди на меня взирают глаза совы, у Николая Угодника они немного другие, пить из туфельки мелковато, и в Софии ты хлебал из сапога бесплатно отрывавшейся с тобой проститутки, очнись же и расскажи, куда с птичьей выставки вы поехали.