Петр Альшевский - Блокноты Гоа

Ее место на небе.

А дом не на небе?

Он в Кандолиме, ты чего?

На меня еще воздействует. Иссушающий природный продукт.

Прошедший от передоза ураган унес великолепного человека Калидаса, разъяснявшего нам крикет. На его похороны мы с зонтами любого окраса, помимо черного.

Трава выедена здесь до кроликов. Страх перед длинными ушами, кому бы они ни принадлежали.

Шкипер Часто Тонущих Кораблей выходит на связь из Калькутты.

С полпути, если в гору, легче вниз, но терзающие свою плоть обожают уставать.

Уши-Шизо-Иум.

Предлагай мне решение ненасильственное. От Абсолюта мне не уводит.

Расплачивающийся картой Муравей Хименес пробурчал, что о курсе валют он спросит кассира,

выбранная им банка ветчины в двенадцать евро ему обойдется.

Дашлошари.

Грозный колдун Дашлошари впаривает мне куртку хоккейных питсбургских пингвинов.

Развивающее прикосновение к истине случилось в краткосрочном замесе с английскими моряками,

вызов на поединок последовал от Муравья Хименеса.

Идет колено.

Пальцы из-под днища машины налогового инспектора Прадипа хватают ногу в кожаном немецком штиблете.

Живущих на мелочь они не утягивают.

Рабство веры в свою особенность губит пляжный настрой.

Я использую имена всех известных мне покойников, начинаю называть ими песчинки.

Разрезанный троллейбус, на каком ты участке дороги к обескураживающим ответам?

Сумевший влюбиться заслуживает миллиарда. Время поверхностных отношений, жалких привязанностей, не вызывающих воплей и слез, Кубинец Кажется Кубинец протанцевал весь вечер с высоко подбрасывающей колени махилой, в ускоряющих свое мелькание полосах света о вознаграждении, стараясь отдышаться, завел, русский журнал «Взлет» я ему в руку сунул. Не знаю, откуда, на стуле лежал.

Мантра «Тат твам аси».

Дух обязан высвобождаться.

Побудь на дискотеке обратимо, но Обращенным. Посмотри на фотографии самолетов. Пропаганда, конечно, на моей родине ей сейчас значение придают колоссальное, твой истинная любовь к барной стойке тебя призывает. Иди, купи девочке коктейль. Успел угостить шестью и чистым виски? Отменно она держится, опытная малышка.

В моем зубе было дупло.

Проход к Богу.

Его заделали.

Сигаретная пачка пахнет парфюмерным отделом,

элегантная ручка ее, полагаю, держала.

Понюхайте, купите.

Я тому англичанину дорогу пересеку.

Детей, торгующих благовониями, скликают кушать украденный торт.

Напряженная асана.

Мерный дыхательный ритм.

Если бежавшая к тебе женщина, добежав, убегает, она необязательно бежала не к тебе.

Всего ей хорошего. Она бодра, и я от слабости не качаюсь. Поел полуфабриката, фарфалле с курицей, посмотрел фильм, мексиканскую драму о геях, Сушилла требовала переключить. О печальном для нее убывании моего сексуального пыла беспокоилась. Грустное кино впечатлило, от печали и откровенных сцен член закономерно съежился, эх, Господи, когда же взаимопонимание установится в мире намертво. Отдельные несознательные раскачивают, а оно намертво. Крикетное столкновение. Сбор тайцами фруктов. Программа о таксах.

Позже мы, Сушилла, в постель, про такс интереснее.

Запрыгали лучи на листве. Ветер раскачивает должников солнца.

С ее сумки на меня смотрит лицо схватившегося за нос Элвиса, бедрами в его стиле ты, крошка, для меня, для меня второго и третьего.

В кровати мы насытились.

Желаю того же уничтожающим ее древесным жучкам.

Уложили асфальт. Отдали прилесок машинам. От токсинов более сшибающими грибы станут.

Муравья Хименеса назвали эмоциональным калекой, отхлеставшая его махила надеялась, что от порки он возбудится значительнее наблюдаемого,

тебе пришлось работать дегустатором двадцати четырех видов западно-бенгальской настойки, дергающийся глаз – приемлемый ущерб.

Вздутый кошелек. Смерть последней купюры.

Сама не беременеет и другим не дает – о старшей сестре она негативно крикливо. Нежность Лилавати на меня не распространяется.

За Христо приедут из болгарской шахматной федерации, туда электронным образом заброшено, что некий болгарин разорвал на четырех досках посещавших Гоа английских гроссмейстеров и международных мастеров, Веселин Топалов сдает, и его места лидера национальной команды займет Христо.

Выглядящая гиблой позиция.

Подливаемый в стакан ром.

Тебе бы, Христо, не бессмысленно глядеть, а гениальное решение поискать.

Плавающе высматривается ход единственный, достойный Абсолюта, заедающий вентилятор настрой на гармонию сбивает, отчаяние, приветствуя, напрыгивает плечом.

Великолепный удар мне в пах.

Съеденный раком гортани сексуальный герой, я обниму твой труп, братишка.

Ментальный кризис.

Христо поборол, но у Базельской Пивной Лошади выпить не желает.

Человеку без запаха его доверие не завоевать, картофельные котлеты алу тикки любовь не доказывают.

Страх перед нырком во мне впалая махила, привстав с эрекцией, связываться с религиозной отказываюсь.

Шляпу с ее стола увезу на скутере. Иисус вырос в условиях худших, пиво за пятнадцать секунд стало теплым.

Жара прикончила крысу.

Пожарный смотрит на дым, тушить, он думает, нечего.

Мяч в два раза больше ребенка, отец не просыхает с прилета из Генуи.

Мы разговаривали о Боге. О сексе в кустах.

Опустил ноги в протекающую мимо лаву, шел в бар подпрыгивая.

Вертлявый монах, тебя я приобнял в состоянии неадекватности.

Скрежет открываемой фанты.

Меня будит полная малолетка Гопинат, я просыпаюсь и возвращаюсь.

Колебания ума приостановлены.

Радость на местном – мудита.

Муравью Хименесу разбили очки, но они были не его.

Попавшая в меня из бластера космомадонна обогревает в ледяной тундре останки Фила Филлуила Филлулаилла, тратиться на сигареты почему-то поперек горла.

Стакан я не выроню.

Поцелуй был неощутимый. Невыносимая Гопинат не набрасывается.

У тебя пятьдесят рупий, тебе рано завязывать, бедро Пандавати я пытался съесть, удивительная махила тихого нрава.

Иисус Христос назвал меня крутым паяцем, я во сне почти не дышал.

Мы падали в прохладные лужи, весело раздевались в неблизкой галактике.

Я не узнаю свои ноги.

Вероятно, распухли от войны с песком.

К лошади приделан винчестер, если я ее оседлаю мне придется стрелять. Купаюсь с пустой бутылкой, не зная, чья, боюсь потерять.

Он президент Узбекистана.

Выловленный мною азиат мне, надеюсь, соврал.

Нам раздали по атомной бомбе, а я предлагал по живому апельсиновому дереву.

Растягиваются уши. Мокрые руки творят непонятные вещи.

Официант нокаутировать подносом не должен, на покойнике адидас, пробежки он совершал с махилой в столь же прекрасном спортивном облачении,