Петр Альшевский - Блокноты Гоа

Мир вокруг меня снижает мой иммунитет, в итальянском ресторане паста начала скакать и забрызгивать шипящим соусом.

Состояния чистого сознания дергающийся во мне дух никак не достигает.

Для твоей груди, Дженни, майку мы подберем в Калангуте.

Шлифуем концепцию доминирующего возлежания. С раскованными улыбками о паранормальных явлениях под куриный рулет.

Заповеди уносятся порывом отчаяния, дискотечные танцоры кидаются душить всех подряд, купленную тобой банку безалкогольного пива я, Джапанияд, расплющу об твою глупую физиономию.

Вытащите меня из пространства мультфильма Gorillaz, освободите из разрезаемого маньяком помидора, в легком подпитии мы бы от дьявола не отмахивались, предложение надеть его носки я встречаю ударом по тянущейся ко мне руке со стаканчиком рома.

Ее задница эмпирически реальна.

Зашедшаяся в суматошном ритме послушница торгующего пряностями монастыря, кричит что жара заставляет ее сдирать с себя нижнее белье.

Стычки с монахами?

Затем пустое пространство?

Старейший индийский жулик, столетний продавец сувенирной лавки, немощно божится, что четки он нам по честной цене.

Разделяемся на медленных и неподвижных.

Захватчиков нашей планеты организованной обороной мы остановим.

Я косточка от манго, вы, соратники, знаете, во рту их неосмотрительного предводителя я большой и опасный.

Спиной испорчен асфальт, воздействующие на сердце дорожники стремятся оживить, чтобы осудить.

Корабельным производством рекомендую им не заниматься, нам и для сопротивления на суше бойцов недостает.

Поросенок Фрикбрик выбил освобождение от войны. В квартале шестнадцати мангалов он шастает – под знаменами любвеобильных поп-звезд-пацифистов.

Не выдержали заглушки. Столб наклонился ко мне прикурить.

Я отдаю должное реаниматорам.

Меня привели на беседу о категориях просветлений. С потолка не потекло, а я так мечтал о дожде.

За ревущими гитарами doom направления давайте услышим колокольчики.

Ее фары затылок мне не нагреют, следующая за мной на пыхтящем грузовике наследница Индостана приближается и отпускает, не давит и не отстает, к ее заигрываниям я без комплексов и надежд, с запуском из направленного на нее рукава снаряда-стабилизатора ситуация станет выигрышной.

Исчезающие на фасаде балконы.

Серия ощутимых тычков выскакивающего младенческого кулака.

Я проберусь в заплесневелые недра, ноготь указательного пальца сдерут за вход, корневая музыка гуронов неудовлетворенность уймет.

Ножки от кровати отвинчиваются.

Приделываются грубные винты?

Ангелы не были людьми. Произошло разветвление – мы из обезьян в людей, они в ангелов.

От раскаленной выпивки меня бросает мыслями на родину, Христо называет это синдромом вывернутого наизнанку ночного колпака.

Шоколадное масло на черствый хлеб.

Катящееся к краху рандеву я этим кажется не спасу.

Пуловеры от дизайнера Мауранги.

Забывшимся от красоты, я стоял, вход перекрывал,

когда меня во сне поедал крокодил, была не боль, было двоякое ощущение, что я уменьшаюсь.

Рельсы в океан.

Мимо моего уха махающая крыльями утка.

Вспоминаю, что же она успела мне прошептать.

Пересечемся у супермаркета Ньютон.

На бродяге новейшая бейсболка, месяц назад я видел его в грязнейшей чалме.

Знатоки местных обычаев утверждают, что надетая чалма выдает неравнодушие к религии.

Хасана Лечо подрубила собака, тащившая в зубах длинную палку. Попадание ниже колена, заваливание с угрозами, любителей животных настораживающими, чувствительная ливерпульская девственница воскликнула, чтобы вставать он не смел.

Ты дернулся, и Берта тебя приковала. Лежа собаку ты не прикончишь, светлой волей святой Берты Кентской попадешь под выскочившее на тротуар авто, чистоту она наведет. Живодера убьет, пьяного водителя отправит за решетку, Хасан Лечо слушает и в адрес собачки уже ничего не изрыгает.

Рудиментарный склад.

Запугивание высшими силами воспринимается с полнотой папуаса.

Знаешь, почему хозяин собаки на твои выпады ни слова тебе не сказал? Умный он человек, неверующий, я думаю.

Пути неба.

Ладно, можно о вечности.

Накануне перелета в Бангалор сражавшийся с волнами Акробат Инусс поинтересовался, легко ли отвинчивается шасси.

Славный своими достижениями акробат. Твой приход сравним с приходом буддизма в Японию. Не подскакивай и не бросайся во двор, резать папайю уже кто-то посажен.

Массируйте ляжки. Хлопайте цунами, жмите лапу тайфуну.

Прославившийся колесами и косяками Чунгара проводит распродажу всего ассортимента, я протираю глаза у салона оптики, устрашающая махила в индейском оперении преследует татуированного коротышку.

Боже мой, в животе есть место для сотни пуль.

Кусок батареи не греет, трясущемуся Христо его не неси.

С космической скоростью обдумывания пути отхода не продумать.

Сходи помири голубей, своим петушиным поединком сосредоточиться мне мешают.

Привезенные на икающей развалюхе трудяги лопатами выравнивают землю.

Плоской ее вам не сделать. На главных площадках съежившегося во мне мегаполиса пускаются фейерверки в честь отдаления от намерения ускорить залезание в ящик.

Не провожайте меня, люди Гоа, после девяти банок пива я и сам доберусь.

Бесподобные традиции. И крендель масалой посыпали.

Оборванная махила с неопределенной формой за спиной.

Кого она тащит, я не понимаю, дополнительное понимание мне запрыгивание с разбегу в океан.

Брызги несвоевременного поворота, раскачивающиеся баньяны в моих полузакрытых глазах. На переливающемся предгорье пейзажный Кюхтель прилег подержать погнувшийся руль упавшего велосипеда. Не дожидаясь такси, задвигаем шлепанцами, предстоящий дальний путь до заповедника Котигао видится туристической прогулкой от ресторана до храма.

Нищий Пистамбар заглянул к ювелиру, выслушал его жалобу, что аренду платить ему нечем, упаковка сахарных карандашей для рисования состояние ювелира Дикшита улучшила.

Музыкальный, жующий чеснок Фрибрик.

У этого поросенка есть для меня удивительная штора.

Поднялся на подножку. Поезд в Мумбай ушел, а я по-прежнему стою.

Магия Индии дарит стопроцентные шансы прозреть.

Пистамбар вывел меня на Мадхава, который поинтересовался, какой мне нужен ствол. О покупке оружия я не задумывался, ловить момент не стану, Мадхав говорит, что по деньгам мы сойдемся. У европейцев тугие кошельки. Представление, имеющееся здесь у всех. Обзаводиться стволом я не намерен, но теоретически я могу бы выделить на него сумму, мною Мадхаву названную. Он взорвался, о неприкрытом издевательстве прокричал, мне было смешно. Никакого издевательства – больше я не наскребу. Ствол мне, чтобы ограбить банк, вооруженное нападение совершу и сочтемся, не хочет он от успешности моего налета зависеть. С презрительным, дополнительно смешащим бурчанием в сувенирную лавку прочь от меня заныривает.