Петр Альшевский - Блокноты Гоа

Ничего не закончилось, есть вопросы и к началу. Начавшуюся гангрену мне не оспорить? На скользском шоссе мне сказали о зиме. Она пришла? Чтобы меньше мучиться от его новой программы, Кита Джаррета заглушали овациями. Срывалось белье. Со свистом опрокидывались подъемные краны. Постоять на голове у Хасана Лечо на этот раз не получилось. Ураган его щепкой. Резко зайдя в помещение, я прикурил от загоревшегося стола. Сыр бы отлично пожарился. Спецодежду в сыроварне на русском проспекте Чистилища выдают? Изношенные комплекты меняют? Не за что меня в ад, не те грехи. Нагруженная наплечная сумка хочет меня усадить, припасов я набрал на зимовку в положении запертого в полую ледяную глыбу, показательным аскетом туристам демонстрировать будут.

Подрагивающий в нирване.

Важный элемент нашего павильона «Гоа, как Универсум».

Он не индус?

Индус, но от холода физиономия побелела.

Омывающаяся в швейцарских водопадах Хиневельда Шмидт. Приведут ли ее прибраться после вытаскивания моего задубевшего трупа?

Я раскрыл в ней даму, умеющую свистеть, ни о чем не думать, на продуваемом склоне мы не развлеклись, а в теплый отель не поехали.

Выбранная на улице Сушилла не поедет без шести рюмок подряд. Ленточку не ветер, ее своими выплясывающими пальцами я.

Европейские годы.

В спячке я не провел.

Идеал женщины.

Чье это определение смерти?

Подергивания в пояснице оставят Хасана Лечо, как подводное наваждение.

Говорили про самокаты с гуджаратцем бородатым и благодатно косым.

Неудачники притягивают катящиеся глыбы. Под утесом встал покурить, и тебя врыли. Не природа, а ракшасы, просветленным людям пора кивать, выказывать поддержку вылетевшей с кашлем точки зрения, свои легкие он на Гоа потрепал.

Высылаемые из рая скандалисты.

Пробирающие серебристой напевностью детские голоса.

Расставались с тобой под песню?

Она была матросской. Да раздуются паруса и не пошлют цунами небеса. Заплачет печальная чайка, но не отвинтится крепежная гайка. Ты уплываешь, ничего ценного с собой не забираешь, с чем приплыл, то и твое.

Мое. У меня и тела не имелось, но мое – это мое. В раю требовал показать мне Иисуса, метнувшись на заговаривающих зубы ангелов, намеревался их раскидать и пробиться к охраняемой ими лагуге, не в ней ли Он предается утрачивающему возвышенность отчаянию? Посеянная вера всходы дала уродливые, светлейшие умы и добрейшие души объединялись костром, утверждаемое нестяжательство приносило товарные составы восхитительно переливающихся камушков, я же желал другого. Я и тут нарочито беден. Отец мне дворец, а я в него не переехал, в однокомнатном пространстве без канализации жизнь как-то веду, за бутылочкой вина Марию Магдалину что ли послать. Выпивка у нас незаконна, но бутлегеры, думаю, есть, заплатить мне, ругаюсь, нечем. А кто в раю босс, не я? Тогда не прошу, а приказываю.

Задремавший на берегу католик.

Индивидуальность выражена ярко.

На груди раскрытый паспорт, по нему видно, что гражданство у сеньора Больони итальянское, год рождения середина семидесятых, тонкое соотношение воды и песка позволяет взглянуть на Больони художественно. Давно не брившийся исследователь Вселенной. Случайный гость на празднике лютого укуривания. Светотени исключительны, прикупив тройку красок, я бы попробовал выделиться в качестве колориста. Паспорт напоказ он сам положил? Засветил принадлежность, чтобы мы знали, какую страну насчет отправки трупа на родину беспокоить?

Покойник он неокончательный. Уголок губ, создавая подобие улыбки, трепыхается.

Младенец закутан в апельсиновый цвет.

Парную говядину я со специями и молитвами. В спортивной сумке среди ласт у монголоидного типа лекарства, мячик у меня на ноге, его я по параболе, за широкую полосу морского бурления.

Я столько не выкурил. К моему лежаку принесло и чужие окурки.

От шарфа бы кровь закипела, горло лопнуло, в пылающем лунопарке пекло помягче.

Мусор не трогают.

Парение наскучивает.

Небо внизу.

Бутылку рома приканчиваю глотками машинными, механическими, гигантскими, склонившиеся к земле местные, скорее всего, собирают урожай, не рвота же их донимает.

Массово упившимися быть не должны. Традициям не соответствует.

Вас, господа, просто от вашего существования выворачивает?

Заброшу пачку масла на горячую крышу, из-за вероятной потасовки страждующим ее не отдам, кому бы я ни вручил, битва за нее неизбежна, выхватывания с ударами по голове перешибут во мне хребет моей настойчиво атакуемой умиротворенности, в Брюгге меня угощали десертом с какао и ванильным суфле. Неспешно поедал и никакая совесть не мучила. Не то что здесь.

Я пошел?

Целая сеть тонувших пиратов.

Я могу идти?

Нам принесло по коряге, залезай на свою и заходись в мантре «Тат твам аси», автобус с полицией распространяет напряг.

Премьера песни в задрипанном баре. Вино в Индии по ценам, заставляющим пятерню в затылок и чесать.

В ловушку для осьминога-убийцы меня прошу не засовывать, ловить его на меня одобрял, но передумал.

Поросенок Фрикбрик впечатан в песок. По нему проехалась на джипе береговая охрана.

Равнина Ганга, да, ровная?

Захватив ногой, вытащил из океана разбитую бутылку, понес до какого-нибудь бака и заблудился.

Желтый круг на двери. Сверяю рисунок с увиденным солнцем.

Вскрытые сваленные презервативы. Подготовка к оргии продолжается.

Свернутый трубочкой документ в руке у современного брахмана.

За котлованом дом с огоньками. На вино мы не разорились, одутловатый китаец стонал в микрофон с энергией отрицательной.

Шагает воплотившийся в смертной материи Вселенский Дух.

Плечи у него вперед, носки ботинок сдвинуты, походка озабоченного низкими продажами наркоторговца.

Пушистый кот пережил тысячу облезлых. Меня повезли посмотреть на слона, я в такси крикнул, что мне нужно вернуться.

Асаны первого курса.

Устойчивость без равновесия.

В пруду с цветущими лотосами топиться у вас не принято?

Лепестки не сушу, у дивана думаю о съеденных прежде лакомствах.

Укладывают плотненькую, бьющуюся, как рыба.

Состоялся прием запрещенного.

Фиолетовый экипаж уехал в местность с необременительными правилами поведения.

Портрет матери Будды. Она голая. Огуречная райта кислая. На меня восстают утратившие любезность официанты в выцветших форменных рубашках. Из отверстий в песке чайки выхватывают микроскопических крабов.

Обернутое в белую ткань запасное колесо. Настроение у меня погребальное.

К развалинам португальской крепости по улице прямой, извилистой, зависит от состояния мозга в определенный момент.

Сырое яйцо размазывал по лицу. О пользе не слышал.

Читать дальше