Петр Альшевский - Блокноты Гоа

Ниспровергателям истин я бы сандаловую обезьяну.

В Дамаске услышан ты был?

Снимаемые предметы одежды Дженни бросала на клавиши. Фортепьяно восторженно вскрикивало.

Наша мелодия была порывистей Генделя, Иисус на пляже грозил кулаком.

Освальдо Ноттингем уверял, что это его двойник из Флоренции.

Возведу тебя под руку на возвышение, где буйствуют трупы.

В ходе прощания мы обсудим единую сеть.

Мой разум ненадежное хранилище для обретаемых здесь сокровищ.

Обжигаемся кукурузой с пуэрториканцами, на их фотографии Папа Римский в дизайнерской кепке.

Асаны вы без участия мышления?

Шикарные у Освальдо Ноттингема барабаны, он стучит, а звук не слышен, над океаном проплывает обернутый для сожжения мизантроп.

Юнец ползет, срывая одуванчики.

Ты, парень, вероятно, обиженно.

Растопырь пальцы, вкусную сигарету в них вставлю.

Камешки под ногами массой жуков врассыпную, махила, одетая с мусульманской закрытостью, идет передо мной обнаженной, в намеченный мной контур свиньи живописец Бочабайна вписал святого быка, мы купались в токах Вселенной под музыку из Танцев с волками.

Загнившее снизу дерево спилить и кроной врыть в землю. Сохранить ему жизнь действительно очень хочется. Эриды с перевернутого парома, раздевайте нас, непокорных мужчин, нам не отважиться снять перед вами наши доспехи, утягивающие нас на дно.

Пранаямой избавился от поноса.

Жонглировал бутылками. Все побил. Меня освистали, но я покидал арену с удовлетворением, битое стекло для выступающего за мной йога готово.

Обложил тоталитаризм.

Вылез из джипа помечтать. Усадившего в него океанскому Хачибу пожелал не познать банкротство и отпустил восвояси. Его дело связано с водой, обрюзгшая жена на отстегиваемое им от навара разъезжает по Европе, ко мне его в баре мое прямое отношение к белой расе, я думаю, привлекло. Закомплексован от относительно этого. Денег не сосчитать, недвижимость в Праге и Генте, имеет право приказывать многим людям, но внутренне второй сорт. С пьяным бледнолицым интонация заискивающая, под начатый разговор о Соборе Парижской Богоматери предложение угостить «Джонни Уолкером», в Париже, осведомился, вы были?

Заезжал.

Виски за его счет я трижды, источники мудрости у нас разные, отправленный на луну зонд кости динозавров высмотрел, мне докладывали. Жили и скончались. Кто из нас не умрет? Не останавливайся, бармену скучать не давай, беседовать с богом виски мне не мешает, наступление неверия – замечательное духовное испытание.

Укушенная шея.

Жена никого не благодарит.

Тебя бы следовало. О боге позволительно забыть, но ты ее всем обеспечиваешь, покупаешь билеты в бизнес-класс, ей бы покрепче тебя обнимать. Разлюбила – не полюбит, искренним покаянием перед небесами ты ее не вернешь, работникам ты наверняка не доплачиваешь. Загоняешь их в нужду, лишаешь положенной на ужин курицы, карамельщику Марко ты не хозяин, однако распоряжающийся на туринской фабрике босс по жадности тебе не уступит.

Марко милый парень. Делает карамель, делает детей, слушает священника и написанные с коммерческой целью песни, навязчивую мысль о суициде я ему желаю перебороть.

Блокнот №2

Спина ободрана спуском, переворота на лицо, чувствую, не случилось, следом за идущей лавиной спускался, не догонял, в горах наблюдал зарывание в снег неспособных вернуть кредит, отвергнутых любимой кузиной, закутанная специалистка, обворовавшая свою женскую консультацию, молила: не укатывайся, я приведу сюда Джонни Кэша и вы, затянув «Would you lay with me?», подарите мне фантастический оргазм, после можете устремляться к подъездной воронке летнего лагеря Мужчин, Не Намеревающихся лечиться ни от какой Зависимости, колокольчик на запястье. На исполнение заказа у прислуживающих вам волонтеров тридцать секунд. Задержка простительна лишь с гашишными макарунами и переливаемым из бочки виски Tullamore Dew.

Душ сломан.

Вырван в мое отсутствие.

У меня побывал демон энтропии Удунна.

Гравием на задумавшуюся голову. Что еще за капельки? – он вскричал.

Выскакиваем на полустанке, хватаем прозябающую билетершу и с ней в вагон.

Направление задает посмеивающийся Абсолют Не Для Всех, проходящего гуру спрошу, придерживаются ли они между собой норм джентльменского поведения.

Дрожание зарослей не от людей. Буйство красок и энергий сбивает стражей сознания с толка, в нарушение инструкций они помышляют выпустить заключенного погулять.

Глаза отказывают. Сход в ад оснащен поручнями для инвалидов.

В кроссовки Найк положили бананы, примеривавший баскетболист из Играющей на Крутые Деньги Команды Шивы их не раздавил, доказал бестелесность, под стук мяча вслепую стремлюсь обратно. Мне внушают удушить себя шейным платком.

Пот со лба на ладонь, насыпанный в нее чай безусловно бы заварился.

Свидетелем является торшер.

Она пишет комментарии к махаянским текстам. Я распознал в ней женщину, предпочитающую встречаться без продолжения.

Дом – второстепенное направление.

Растекаюсь по пространству разложившимся на молекулы гранитом.

За черными очками глаза набродившегося до отупения путника.

Губы шепчут, я не сдаюсь.

Смерть становится объектом восприятия, нам разрешают пройти через двор, снайперы нас пропустят.

Кофе охлади.

Для полноты обжигайся.

Число душ бесконечно. Канон детектива соблюден. Расцарапавшего себе лысину пакистанца с крыши они высматривают.

Не мишень он нанес?

Карту Шриперумбудура. Грозные террористические знаки.

Рельсы не оборвутся. Не выглядывая из окна поезда, уверенно не сказать. Кубинец Кажется Кубинец рассказывает взволнованно, высшая и единственная реальность это Брахман, в цепи причин и следствий мы с ней перепихнулись под панк-рок.

Нас поместили в укрытие.

Рослая и спящая с ладонью под подушкой, телефон я отключил ради нас двоих.

Пожив, она одобрит.

Родилась на северо-западе Бангладеша, исторические корни подозрительны.

Голень человеческая.

Индейцы переселенцев не ели, цивилизации у них чуть повыше была.

Двести пятьдесят рупий на покупки.

Без клико.

О назначении этого здания я подумаю, не заходя. Окна в нем есть. Вход столь же круглый. Стены покрашены истерично. Моргну и пропадут? В левое ухо влились слова «Добро пожаловать на молитву». Из правого выпрыгнула ящерка. Устремляется в наблюдаемый дом, распрямляется до идущего с посохом монаха, становится вкатившейся в дверь планетой.

Идеально по размерам вошла.

По расцветке Земля.

Не остановившись, первый этаж она покрушит, на втором, смотрю, промелькнула, набирает высоту, чтобы пробить потолок и вознестись в бесконечность.