Aнна Санина - Возвращение. Книга-дорога для тех, кто любит путешествовать, но всегда возвращается к себе

Я вернулась в Киев из Германии в марте, когда город бил озноб. Улицы слабели под нагайками внезапной морозной крошки, люди ползли по улицам, припадая к обледеневшему асфальту, чтобы не упасть. Кое-кто летал, но я была слишком удручена своим возвращением, чтобы замечать это. Мой приезд домой походил на низвержение.

Родные были рады мне, так, что плакали, и на радостях, перепутав, бросили одну из моих сумок (любимую) в мусорник (через пять минут ее там не было). Но я была повергнута в шок прошлой, вдруг воскресшей жизни, где было мало места материальному комфорту, каким он стал привычен в Германии. Старой новой жизни, где предстояли расспросы, уговоры и еще неизвестно что, а там, в Германии, остался любимый человек и широкие перспективы. Но нужно было оканчивать университет, брошенный посреди четвертого курса.

С ветром шла тоска, сгущалась так, что к вечеру ее было не проткнуть. Я нащупывала себя в правой ладони, в том месте, где еще хранилась память о нужном мне человеке и засыпала, чтобы увидеть во сне что-то новое. Сны часто не приносили желаемого, служили провалом для тела, в котором сознание становилось ничем. Это ничто не дружило с памятью, и к утру я просыпалась все та же – непонимающая, надеющаяся, жаждущая.

Со временем пришло принятие, начались экзамены с дипломом, занятия йогой, которые помогали справиться с сумасшедшей неутолимой тоской. Желание нового европейского опыта преследовало – здесь, в Киеве, я себя не видела. Не унять, не принять – так и жила в ожидании следующего шанса уехать.

И вот, дождалась, еду в семью с двумя девочками. Еду в Австрию, на юг, не беда, что зима – южное солнце оно ж на то и солнце, чтобы выгреть собой весь снег. Ааа-ввв-стрия! И то, что рисуется, выглядит весьма прозаичным, но чувствуется, как сказка, невиданная, едва слыханная, свободная. Озера, Альпы, замки и что-то еще томительно неизвестное и манящее поселилось у меня в голове.

Уезжала, торопясь, из щемящей сыроватым мороком киевской зимы туда, где зима обязывалась быть красивой по праву рождения в горах.

Один из котов облизывает мои волосы, дети, сидя на черном диване, делают мне прически, и за бокалом итальянского кьянти, закусывая бри, я мечтаю о весенней Каринтии. Это как было с Парижем. Сначала кажется: и что здесь особенного? А потом, внезапно видишь заходящее солнце над Сеной и.… А, ладно, ведь зимний сезон еще даже не начался.

Я думаю вдруг об Алине. Вспоминаю ее, немного напоминающую раскрытую раковину улыбку и кивание в знак согласия, ведь Алина кивала «да» даже когда внутренне не соглашалась с собеседником. Еще я думаю о том, что так и не удалось узнать ее достаточно хорошо. Если меня спросят, кто такая Алина, то вряд ли я смогу много рассказать.

Молчаливая, но откровенная в наших вечерних прогулках. Маленькая, робостью подернутая фигурка, носящая мини-юбки и большие круги в ушах. Извиняющаяся, заискивающая улыбка и звонкая бесконечная насмешливость на лице. Динозаврик, который умеет искушать, но путает фантазии с реальностью. Закрытая, одинокая душа.

Да ведь я мало знала ее. Именно мало, потому что с нашего знакомства прошло почти два года, а виделись мы считанные разы. Каждый раз, после встречи с ней, я испытывала чувство легкого раздражения от ее полумолчаливого согласия.

– Кажется, в этом фильме не хватает укропа и соли. —Я пыталась спровоцировать Алину на совместную кинокритику, услышать вопиющее возражение с ее стороны, но все, чего мне удавалось от нее добиться, было примерно:

– Да-да, укропа в нем точно маловато и подсолить бы не мешало.

Я прибегала к метафорам и пыталась сказать то, что, как мне казалось, могла бы понять только она, а она понимала и… ускользала.

Нельзя сказать, что Алина не имела своего собственного мнения, но она всегда тщательно его маскировала, так, что казалось, она всего боится. И я, обманутая ее скромностью, возмущалась про себя: «Почему она не может поделиться со мной? Я ведь рассказываю ей все о себе. Я спасаю ее от вечного одиночества, от заключения в тонких стенках посреди чужой земли, а она даже не звонит мне никогда!» Я всегда звонила первой. И она всегда соглашалась на любое мое предложение, если была свободна, но ни разу не предложила что-то сама.

Мне хотелось взять маленькую Алину и поместить ее на страницы большой книги, где слова были бы моими, а контекст – ее. Но мне все не хватало терпения.

Теми осенними днями небо было таким синим, что от него кружилась голова. Кружились ярко-желтые листья вокруг неба. Солнце светило так ярко, что слепило глаза и, казалось все (на лету, быстро-быстро на велосипеде) как бы разлитым, плавно переходящим из одной краски в другую. Сильно разбавленный водой ультрамарин, белые нежные полосы реактивных самолетов, зеленая от солнечных дождей трава, по которой, шепча (иногда переходя на шелест-крик) то быстро, то медленно и лениво передвигалась листва.

Вот проплыла золотая «она», нежно свернув уголки ближе к стеблю – готовясь засохнуть-заснуть. А вот «он» с красно-коричневыми побегами на глянцевой, но почти сухой поверхности. Мимо пролетел паук, перебирая лапками тонкую струнку. Воздух наполнялся запахом полуденной осенней земли, и ветер читал в моих волосах Алинину тайну.

Алина была опэркой 1 1 Калька с Au Pair (фр. «в паре»). Название программы и ее участницы, по которой молодые девушки едут в другую страну с целью изучить язык и культуру, пожив в принимающей семье за ее счет. В обмен они присматривают за детьми и помогают по дому. в германской семье. Как и я. Жила на правах члена семьи, помогала родителям управляться с детьми, нянчилась и тоже переживала свой первый европейский опыт. Я сейчас вспомнила о ней, потому что она показывала мне австрийские фотографии. Теперь я в Австрии, а она осталась в Германии.

О Германии я вспоминаю только лучшее – орехи кешью и божоле на каменной террасе, задний дворик, гордо именованный хозяевами садом, коллекцию дисков в полстены, черные кожаные диваны, плети цветов в саду и Пауля, маленького эльфа. Еще я вспоминаю Никласа.

Я приехала в Австрию, чтобы забыть прошлый год, а вместо этого начала думать о нем все больше. Ну да это только начало.

Воскресенье. Идет дождь. Хотя скорее не идет – бежит, прихрамывает. Уже две недели как я в Австрии, в поселке Сан Канзиан, в двадцати километрах от города Клагенфурта. Звоню домой часто – бегаю на третий этаж, где телефон и компьютер. Собаки, кошки, дети – все за мной, не дают остаться в покое, одно спасенье – русский язык. Дети напряженно вслушиваются в разноцветные интонации, жадно ловят быстрые междометия, а потом наперебой:

– Вас хастегсагт?! 2 2 Was hast du gesagt? Что ты сказала? (австрийский диалект)