Сергей Ильичев - Неопалимые

– Боярина Ростислава Ногина отметить также нужно, – вдруг произнес государь. – Я верю, чувствую, меня он не предаст. И сын ему под стать – умен, меня он чтит как государя и Бога любит.

Малюта и окружение согласно слушали и кивали головами.

– Вам, доверяя, повторюсь… Сегодня главное – Ливонию нам взять. А с нею и Литву. Иначе Пскову и торговым людям закрыты будут все пути с товаром нашим.

– Мы слышали, татары вновь людей скликают… – тихо начал Скуратов.

– Пусть… им нужны лишь злато и рабы… Они на души и на веру нашу испокон не посягали… А посему пусть войско земское их от Москвы шугает… Но только чтоб не так, как ныне…

И все сидящие за столом подняли бокалы за государя и великого князя Иоанна Васильевича.

Земля, наместником которой стал молодой Ногин, была истерзана. Сначала голод и чума, теперь татары, что посекли и люд, и живность, предав огню все, что горит… Не иначе как мстя огнем за тех, кто погорел из них у стен Кремля. Беря в полон тех, кто не успел уйти в леса и схорониться… А потому везде, где были поселенья, там теперь лишь были пепелища и едкий дым, что ел глаза и слезы литься заставлял.

Но при всем ужасающем виде Алексей знал, что народ жив, что беда не сломила его и он уже начинает отстраиваться заново. Было слышно, как в лесу валят деревья, где-то уже ставят пусть временные, но избушки, а большей частью, сами впрягаясь в плуг, перепахивают поля, чтобы успеть посеять озимые…

Куда ни бросишь взгляд – работают все: от мала до велика…

И вот еще что: как это ни казалось странным, но молва о новом наместнике пронеслась быстрее, чем он сам приехал в знакомые места. Те, кто были живы, оставляли свою работу и, выходя на дорогу, низко склоняли головы перед государевым наместником и сыном боярина Ногина, по сути, пред своим будущим господином и защитником.

Когда они вышли к поместью, то все, ехавшие в обозе, увидели, что от боярских теремов остались лишь дымящиеся головешки.

Остановились. Огляделись. Начали собирать мертвых и копать могилы для погребения. Видя это, из леса начали подтягиваться и включаться в работу оставшиеся в живых люди. Так вместе и хоронили. Игумен Сильвестр читал поминальные молитвы за убиенных. Савва и Алексей пели заупокойные тропари. Холопы опускали тела родных и близких в могилы и засыпали песком, после чего ставили на них сооруженные из веток небольшие временные кресты.

На ночь разожгли по периметру костры, рядили и спорили, с чего начать возводить боярские терема.

Остановились на бане… И уже утром из первых поваленных деревьев стали готовить срубы. Алеша, привычный к монастырской работе, сидел наверху, когда из леса вышли женщины. Они принесли молоко и испеченный в лесу хлеб для боярского сына.

Алексей повелел хлеб раздать всем, а сам потянулся за молоком и вдруг замер… увидев плошку с молоком в руках той самой девочки, что некогда его встречала по возвращению из леса и так же подавала молоко… Только то была уже не девочка, а красна девица. Ликом бела, с потупленным взором и гибким станом.

– Мария, ты ли это? – спросил он.

– Я, господин! – ответила она, не поднимая глаз.

– Вот уж не знал, что снова встретиться придется… Жива, выходит, дочка управляющего. А мне сказали, что всех, кого не перебили, то в полон забрали…

– Мы в лес с утра по ягоды ушли… А там медведь нам на пути попался… Сейчас как вспоминаю эту встречу, то понимаю, что… какой-то странный был медведь. Можно сказать, что человек в медвежьей шкуре дорогу в дом тогда нам преградил. Мы на болоте ночи три, глаз не сомкнув, и просидели… Когда ж домой пришли, то все уже погибли и предано огню именье было ваше.

– Твой батюшка погиб? – спросил ее Алеша.

– Нет, но тяжко ранен был… Мы под завалом здесь его нашли. Сейчас в землянке он, со мной, в лесу…

– О, как я рад за вас… А мишка, видно, не случайно был встречен вами на пути домой… – промолвил Алексей.

– Сама бы не поверила, если бы со мной все это не случилось, – ответила девушка, и заметно было, как чуть дрогнули ее губы в улыбке.

– И слава Богу, – произнес услышавший ее рассказ подошедший игумен Сильвестр.

– Отец игумен, нам бы отслужить молебен благодарственный за тех, кто жив остался. И получить от вас благословение на труд, чтобы поместье наше возродилось в его первоначальном виде.

– А как же монастырь? – спросил Алексея монах.

– За монастырь всем миром мы возьмемся. Тебе я это обещаю. А в час же сей поставим первый дом… ведь погорельцам где-то нужно спать… Еду работникам готовить, и хворых нужно подлечить… Давай, отец Сильвестр, начнем с того, что приготовим место для тех, кто жив остался, чтоб было им главу где приклонить и тело обогреть. Чтобы увидел он заботу нашу и любовь… И на любовь своей любовью нам ответил… А душу отогрев, он сам придет обитель нашу поднимать из пепла и руин.

– Согласен, то слова не отрока, а мужа, – согласно молвил настоятель.

И работа закипела. Не прошло и месяца, как поместье приобрело законченный вид, еще месяц ушел на стены и на строительство часовенки, которую велел Алексей поставить здесь же, как он сказал, для оберега.

Мария практически все это время была с ним рядом. И во всем была ему ровней: так же хорошо скакала на коне и стреляла из лука, владела строительным топором… И все свыклись с мыслью, что быть дочке бывшего управляющего женой молодого боярина Алексея.

В один из вечеров боярину доложили, что его спрашивают.

Алексей вышел из палат и увидел Никиту у крепостных стен.

– Что скажешь, Никита, брат? – начал Алексей, подходя. – Выдержат осаду эти стены?

– Я б угол изменил чуть-чуть наклонный…

– Положим, соглашусь, а что еще?

– И рвы бы прокопал, как за границей, наполнив их водой… И лес бы отодвинул метров на сто… оставив лишь оструганный пенек. Что смотришь на меня, спросил – я отвечаю.

Алексей окинул взглядом свои укрепления.

– Ну что, в помощники возьмешь? – задал вопрос Никита.

– Возьму, коли пришел. Грядущего ко мне не изженю…

– То обиход церковный… – протянул Никита.

– Почто же… Он христианский… И с чем бы ни пришел ты, с радостью иль с болью, тебя готов принять с любовью. Ведь и под рубищем дерюжным явить Христос может Себя.

И после этих слов они обнялись.

И тут Никита увидел вышедшую в поисках Алексея Марию. И, как это бывает, влюбился в нее с первого взгляда. Да и Алеша увидел, как изменился лик друга, как словно замер он, с небесной красотой здесь, на земле, нечаянно столкнувшись.

– Знакомьтесь, – произнес боярин, – это Мария, дочка управляющего поместья нашего.

Никита склонил кучерявую голову.

– А это Никита! – сказал Алексей, указывая на гостя. – Мой друг…

– Какого же чина он, как звать и величать его прикажете, наш господин? Где за столом сажать?